Осенью 1972 года Андрей Петров признался, что задумал оперу. Оперу современную
и историческую. О Петре Первом.
Я задал ему тогда несколько вопросов.
Вопрос: Не все поймут, что опера о Петре может быть современной. Под современностью
нередко понимается только сегодняшний день, а вчерашний — уже прошлое,
тем более петровская старина. Вы готовы оспорить такую точку зрения?
Ответ: Есть люди и события всегда современные: Спартак, декабристы, Ленин,
Октябрь, блокадные зимы Ленинграда, Юрий Гагарин. Но бывает, что и далекие
от нас исторические лица, попадая в фокус общественных интересов, становятся
большими современниками, чем иные наши ровесники!. Вспомним, к примеру,
Александра Невского и канун Великой Отечественной войны, в те годы, когда
Сергей Эйзенштейн, Николай Черкасов и Сергей Прокофьев почувствовали себя
обязанными сделать фильм именно об Александре Невском. По-моему, современно
все, что волнует меня, мой народ и общество. А в нашем сегодня живет и
день вчерашний, и давние дни, и дни грядущие. Оставим злободневность газете,
а искусству отдадим то, чем оно по праву и так безраздельно владеет,—
отдадим современность в большом смысле этого слова.
Вопрос: И вновь «сначала было слово», опять музыкальному замыслу предшествовали
литературные, или графические, или живописные впечатления?
Ответ: Литература и изобразительное искусство играют для меня особую роль
не только потому, что я обращаюсь к ним в поисках сюжета или в надежде
на эмоциональное наполнение. Тут есть одна психологическая особенность:
я поздно начал заниматься музыкой. И пришел в композиторское дело не от
музыки, а от литературы, изобразительного искусства, кино.
Есть немало композиторов, живущих чисто музыкальными впечатлениями, с
малых лет учившихся разбираться в тех или иных приемах и тонкостях. Я
был лишен такой возможности, поздно постиг сложности полифонии, гармонии,
оркестровки. В сфере чистой, «беспрограммной» музыки у меня «комплекс
неполноценности». Но если есть надежная программа — а ее дают литература
и изобразительное искусство — я чувствую себя совсем по-другому, уверенно
и творчески раскрепощенно. Потом я могу отойти от этой программы, начать
жить чисто музыкальными представлениями, законами и формами, но программа
нужна мне, как карта перед отправлением в далеко путешествие. Так вот,
мои «путеводные карты», с которыми я отправляюсь в петровские времена,—
это, во-первых, сама история, во-вторых, либретто, написанное Натальей
Касаткиной и Владимиром Василёвым, а также подлинные документы того времени
(указы, письма Петра), народная музыка той эпохи. Опера, если она будет,
должна быть современной.
Вопрос: И что же, указы, письма и воззвания будут петься?
Ответ: Меня это не смущает. Петр для нас фигура во многом легендарная.
Слишком велика «дистанция времени». Да и литература — от Пушкина до Тынянова
и Алексея Толстого — сделала все, чтобы мы воспринимали Петра как легенду.
А легендарные герои имеют право петь. Смущает другое: неизбежная театральность
костюмов и декораций — все эти мундиры, парики, воинские регалии. Но это
ведь тоже можно обратить в достоинство зрелищного спектакля. А мне видится
именно такая опера — с ярко-зрелищными массовыми сценами, с грандиозными
хорами и военными оркестрами на сцене. Представьте себе пять флейтистов
и двадцать барабанщиков, исполняющих подлинный петровский марш. А после
этого пойдет монолог Петра с тяжкими раздумьями о бремени власти.
Вопрос: Вы не опасаетесь, что сам жанр онеры--для многих анахронизм, что
опера «музейна», и трудно поверить, что кому-то удастся ее обновить?
Ответ: Да, пожалуй, этот жанр сегодня находится в невыгодном положении.
Но все же я не считаю оперу анахронизмом. Устарела старая опера, или,
вернее, ее форма для воплощения новых идей. Что же касается новой.
Вопрос: не явилась ли она в обличье мюзикла?
Ответ; Нет, не надо смешивать. Мюзикл, по-моему,— это музыкально-драматическое
представление. Опера — прежде всего музыкальное, в опере все должно быть
выражено только через музыку. Ошибаются те, кто хотел бы вдохнуть новую
жизнь в оперу с помощью «спасательных средств» из других искусств — от
мелодекламации до широкоформатного кино. Вот это как раз — верный путь
к мюзиклу.
На мой взгляд, для спасения оперы нужна,
говоря нынешним языком, «узкая специализация». Может, например, вполне
существовать «интеллектуальная опера» на сложные философские стихи, где
важно услышать каждое слово; ей не нужны большие оркестры и хоры, множество
исполнителей, большие залы. Ей нужна большая поэзия.
Возможен и иной род оперы. Я затрудняюсь, как ее назвать — «народной»
или «площадной», но может быть опера, в которой поются воззвания и речи,
опера-плакат с большим количеством исполнителей, с массовыми сценами,
для огромных аудитории. Ее место не раззолоченная коробка оперного театра,
а железобетонная чаша стадиона.
А разве исчерпаны возможности почти забытой у нас комической оперы, или
лирической, или героической? И их можно возродить на новой основе. Но
каждый из этих жанров требует максимального выражения в своих пределах.
Что же касается оперы о Петре Первом. В пушкинской «Истории Петра» есть
необыкновенные по прозорливости строки: «Достойна удивления разность между
государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами.
Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости,
вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется„ писаны кнутом. Первые были
для вечности или по крайней мере для будущего— вторые вырвались у нетерпеливого,
самовластного помещика».
С Петром в русской истории связаны многие современные проблемы, такие,
как личность и государство, цена прогресса, связи с остальным миром —
«окно в Европу» — и так далее.
Сейчас я чувствую настоятельную потребность сделать что-то глубоко национальное,
героико-патриотическое, достойное нашей славной истории, истории русского
народа и сделать это современными средствами. Первый шаг на этом пути
-фрески о Петре Первом. В них я попытался в монументальной форме выразить
свои чувства гражданина великой державы с великой историей.
Ну и, конечно, Петр для меня «живой» еще и потому, что я живу в Ленинграде
на Петровской улице. Наш город неотъемлем от Медного всадника. Из окон
дома, где я живу, виден внизу домик Петра. С этого домика, рядом с нашим
современным многоэтажным домом, начинался Петербург.
Однако прежде чем приступить к сочинению оперы, в качестве своеобразных
эскизов к ней, Петров начал писать вокально-симфонические фрески «Петр
I».
.Деревянный дом, в котором укрылся Андрей Петров в Репино, был не слишком
отдален от оживленного шоссе. Где-то рядом проносились машины и автобусы,
теряя на ходу обрывки джазовых мелодий из включенных на полную громкость
приемников. Где-то рядом спорили о романе «Аэропорт» и фильме «Укрощение
огня», азартно делились последними футбольными новостями, - спешили к
телевизорам на очередной многосерийный детектив.
В деревянном доме был выключен Телевизор, безмолвствовал приемник, были
задернуты шторы и неярко горел электрический свет. Шорох страниц — звуки
рояля — шаги.
Композитор листал собрание памятников знаменного распева/трогал клавиши
рояля — и принимался ходить по скрипучему полу комнаты, обдумывая слышимое
и неслышимое.
' Он воскрешал мертвые, почти три века назад отзвучавшие голоса, погружался
в глубины пестрой жизни петровской эпохи, как археолог, обнажал один звуковой
пласт за другим.
Старинные церковные напевы, которые записывались крюками, линиями и точками
(тогда еще не было наших нотных знаков).
Лихие солдатские марши.
Петровские «канты», и среди них один особенный, который будто бы сочинил
сам Петр.
На рояле лежали груды книг; «Древнерусское певческое искусство», «Исторические
песни XVIII века», бесчисленные сборники русских народных песен. В нотном
зале Публичной библиотеки композитор просматривал редчайшие издания. Тяжелая
бумага издавала глухой барабанный шорох, и крюки чернели на листах, как
следы таинственной, погребенной здесь музыки.
Обо всем уже пелось в народе: о мудрости Петра и его жестокости; о том,
как казнил он и миловал; как беспощадно тешился над виноватыми и плакал
над убиенными в баталиях.
Среди гор книг, кип нотной бумаги затерялась небольшая тетрадочка. На
первых ее страничках — поспешные записи рукой композитора:
«Как на нас господь поразгневался».
Смятие колоколов.
Битва со шведами.
Гимн России и войску русскому.
Названия «симфонических фресок». И тут же — на следующих страницах и отдельных
листках — письма Петра и его воззвания, переписанные крупным почерком
Андрея Петрова, и среди воззвании это, знаменитое, на текст которого написан
монолог Петра: «Воины, пришел час, который должен решить судьбу Отечества.
Вы не должны помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру
врученное, за род свой, за Отечество. О Петре ведайте, что ему жизнь не
дорога; жила бы только Россия, благочестие, слава и благосостояние ее».
И всюду — наброски музыкальных тем. Одна из них — широкая и величавая
—станет «Гимном России и войску
русскому».
В ту осень быстро облетела листва с деревьев вокруг деревянного дома в
Репино.
Пришел ноябрь. Снега все не было. Поредел поток машин на шоссе. Ветер
с залива с металлическим шуршанием гнал по асфальту последние желтые листья.
Замолк рояль.
Никто не знал, что уже есть новая музыка Андрея Петрова, непохожая на
все, что писалось им раньше. Этой музыки о Петре не было еще ни в автомобильных
приемниках, ни в транзисторах запоздалых туристов, спешивших на ловлю
последнего солнечного тепла в черных лесах. И, однако, она уже была, эта
музыка, незнакомое, завтрашнее произведение Андрея Петрова.
23 апреля 1973 года в Большом зале филармонии на симфоническом концерте
IX «Ленинградской музыкальной весны» впервые прозвучали вокально-симфонические
фрески Андрея Петрова для солиста, хора и оркестра «Петр Первый». Дирижировал
Юрий Темирканов.
.Композитор слушал свои вокально-симфонические фрески о Петре Первом вытянувшись,
стоя у колонны в Большом зале филармонии, там, где обычно толпятся энтузиасты
филармонических концертов, купившие входные билеты.
Не сразу донеслись до него аплодисменты, все нараставшие и превратившиеся
наконец в бурную овацию. Он не спешил выйти на эстраду, к дирижерскому
пульту, медля, все еще обдумывая что-то. Быть может, уже слышалась ему
оперная партия Петра с его стремительными переходами от спокойствия и
простодушия к гневу и неукротимой ярости, от веселья, любви и радости
— к тоске и всесокрушающей ненависти. Какой благодарный характер для современной
оперы!
Или не только слышалось, но уже и виделось, как это будет на сцене: солдатский
привал, где в первый раз Петр встретил Екатерину; реквием по убитым; петровская
потеха — «всешутейший собор»; патетический финал.
В тот же вечер в интервью по телевидению Андрей Петров сказал уверенно:
«Впереди опера о Петре.,.»
Опера о Петре. Могучий, неустрашимый, стремительный Петр стал героем великих
романов и бессмертных живописных полотен, он живет в стихах и фильмах.
Гигант Петр призвав вечно волновать воображение поэтов и художников.
А музыкантов?
Но разве не было опер о Петре, сочиненных французами, итальянцами, немцами?
Среди них — Гретри, Доницетти, Адан. Разве нет балета «Медный всадник»
и оперетты «Табачный капитан»?
И все же русской оперы о Петре нет. А это будет первая русская, советская
опера о нем, и «музыкальная документальность» должна в ней сочетаться
с остросовременной формой.
Основой оперы стали музыкально-драматические фрески, монументальные звуковые
картины. Из контрастного их сочетания и противопоставления «монтировалась»
музыкальная драматургия будущей оперы. При этом и каждая фреска «взрывалась»
изнутри каким-то конфликтным столкновением событий, лиц, интересов.
Сначала либретто оперы было втрое больше, чем необходимо. Затем ненужное
было отсечено. Решено было ограничить оперу хронологически жизнью молодого
Петра и завершить ее началом строительства Петербурга.
Допетровская Русь уходила в прошлое под мрачные, тоскливые, полные проклятий
«царю-антихристу» стенания.
Победоносная Россия Петра встретила XVIII рек громкими фанфарами и ликующими
кликами: «Виват!»
Петров дышал «музыкальным воздухом» Петровской эпохи, своеобразием ее
мелодий и ритмов и, нигде не цитируя прямо, «переводил» их на современный
музыкальный язык.
Ему помогал Пушкин: оттуда, из времен Петра, доносились «бой барабанный,
клики, скрежет, гром пушек, топот, ржанье, стон.»
Вокальные партии будут просты и мелодичны, оркестр — более сложен, полифоничен.
Особое значение приобретет в опере хор — «глас народам В ней не будет
длинных речитативов, арий, ансамблей, не будет статичных сцен. Здесь смогут
пригодиться эффекты, которые не часто использовались в наших операх: приемы
сонористики, алеаторики, вокализованная речь, шумовые эффекты. Надо добиться
непрерывности сценического действия и подлинно драматической актерской
игры.
Знаменные распевы помогут рождению хора староверского племени: «Как на
нас господь поразгневался.» Мелодический колорит эпохи будет ощущаться
в песнях «всешутейшего собора». И триумфальйо отзовутся медные инструменты
на слова знаменитого петровского воззвания.
И вот опера завершена. Начались репетиции в Ленинградском академическом
театре оперы и балета имени Кирова.
Вели репетиции режиссеры-постановщики Наталья Касаткина и Владимир Василёв.
Оркестру и солистам музыка понравилась. В хоре кое-кто поначалу ворчал:
«Бегать, заставляют, оперу разрушают.» Но дирижер Юрий Темирканов железной
рукой добивался повиновения хора. Позднее дирижер скажет, что опера Петрова
привлекла его богатством и красочностью мелодического материала вокальных
партий, мощью и силой хоровых звучаний, что «Петр Первый»— народная опера,
потому столь важную роль играет в ней хор — народ, петровское войско,
Русь, пробудившаяся к новым свершениям, и что десять фресок оперы создают
монументальное оперное произведение.
Постановщики были бескомпромиссны в борьбе с оперными штампами. Они заставляли
певцов, привыкших к застывшим позам, двигаться, играть, жить жизнью своих
героев, как это делают драматические актеры.
Владимир Морозов, репетировавший Петра и внешне удивительно на него похожий,
являлся на репетиции. с полотенцем и запасными рубашками. Постановщики
«загоняли» его так, что пот катил с певца градом. «Ничего, говорили ему,
темперамент у Петра был яростный, и если он бегал так бегал, плясал —
так плясал, работал так работал, дрался так дрался».
— Пойте свободно,— снова и снова призывали режиссеры. Не смотрите в привычной
оцепенелости па дирижера.
Всех заражала атмосфера новаторского спектакля, воцарившаяся с началом
работы над «Петром».
Художник Иосиф Сумбаташвили сделал тринадцать макетов декоративного оформления.
Композитор и постановщики остановились на одиннадцатом. Уходящая ввысь
наклонная конструкция: то ли лестница, то ли усеченная пирамида. Золотисто-желтый
цвет ее «ступеней» или «стропил» вызывал образ стройки: то ли это были
«леса», которые воздвиг Петр, преобразуя Русь, то ли верфь, с которой,
по словам Пушкина, «Россия пошла в Европу как спущенный корабль, при стуке
топора и при громе пушек.» Эта остроумная конструкция позволяла быстро
менять место действия: появились монастырские своды — и это Троицкий монастырь;
выдвинулись, высветились гигантские винные бочки — и это «всешутейший
собор»; опустились гигантские паруса — и это корабль в Амстердаме; раскинулась
палатка — и мы в лагере русских войск накануне решающей битвы со шведами.
Уже рабочие Балтийского завода, помогая театру, делали металлический «скелет»
иод декоративную конструкцию, предложенную художником.
Уже шились костюмы петровского войска.
Уже печатался буклет, посвященный новой опере, с гравюрами Петровской
поры и пышной цитатой из Ломоносова: «Везде Петра Великого вижу в поте,
в пыли, в дыму, в пламени — и не могу сам себя уверить, что один везде
Петр, но многие, и не краткая жизнь, но лет тысяча». Здесь же были интервью
с творцами оперы и аннотация на английском языке: «Петр Первый — первая
опера Андрея Петрова и первая оперная постановка известных балетмейстеров
Касаткиной и Василёва».
Премьера была назначена на 14 июня 1975 года.
Начало оперы поражало: где-то в вышине высветилось иконописное лицо Анастасии,
невесты солдата Тихона. Горестно, печально, прозрачно зазвучала ее песнь.—
жалоба и мольба:
Чудная мати-земля,
Земля всевоспетая,
Утоли тоску неизбывную.
Песнь предвещала трагическую судьбу самой Анастасии — лирической героини
оперы. Она словно струилась с небес и сочилась из глубин земли.
В первой фреске старая Русь страшится Петра, с новым царем связаны неведомые
перемены. Тяжело дышит, зловеще качается хор, и в музыке слышны мрачные,
полные отчаяния и горестных предчувствий созвучия.
И, по контрасту, вторая фреска «Петр в Преображенском». Весело маршируют
солдаты. А сам Петр — босиком, в одних портах, вытаскивает застрявший
якорь ботика. Сцена залита светом, музыка тоже светла и задорна, пока
не является Тихон с известием, что идут стрельцы — убивать Петра по наущению
Софьи.
Так, от фрески к фреске, представали в музыке и в действии разные «лики
Петра». Решительный и беспощадный — в «Восшествии на престол». Удалой,
хмельной — и внезапно ужаснувшийся разгулу во «Всешутейшем соборе»;
Древняя гнилость! Невежеством своим допьяна упиваемся! Убожеством кичимся!
Неужто повсюду так?
И снова — резкая перемена: простой, скромный, жадный до работы, трудится
Петр на верфи во фреске «Голландия».
И вновь он жесток и разгневан в «Келье Софьи», мудр, грозен, неумолим
в «Снятии колоколов», «могут и радостен как бой» в «Битве со шведами».
С особой эмоциональной силой прозвучал монолог Петра «Никто не может помыслов
моих уразуметь» — об одиночестве великого преобразователя России в делах
его и помышлениях.
Сподвижников безлесье.
Врагов могучий лес.
Что ждет меня в пути?
Что я смогу один?
В музыке ожили дерзновенность, озорство и властность натуры Меншикова,
живость, лукавство и женская прелесть Марты-Екатерины, провидческая интуиция
иконописца Владимира, неукротимая ненависть к Петру Софьи и Макария.
Мощно прозвучали солдатские марши,; «соленая» солдатская песня «Пишет,
пишет Карла Шведский», победные канты «виваты». Остроумно контрастировали
с ними шутливая французская песенка Лефорта, чинная голландская песня
аккуратных жителей Амстердама, лукаво-сентиментальная песня Марты.
Особым драматизмом была отмечена сцена «Келья Софьи», столкновение не
на жизнь, на смерть Софьи и Петра. Еще когда репетировалась эта сцена,
Юрий Темирканов признавался:
«.у меня руки дрожат, мурашки по коже, не могу дирижировать.»
Теперь, на премьере, и слушатели испытывали эту дрожь, страх и восхищение
и разделяли с Петром его торжество в финале: «Историю Руси отселе обновим
и первый камень здесь заложим под Петербург! Свершилося!». Финал действительно
стал «Гимном России, народу и войску русскому».
Пол часа продолжались аплодисменты после премьеры. Море цветов было на
сцене. Преобладали красные гвоздики и розы. Их яркий, праздничный цвет
был созвучен только что отгремевшим фанфарам победы.
Критика сразу откликнулась хвалебными рецензиями. Все ленинградские, многие
центральные газеты отзывались о «Петре» как о большой творческой удаче
композитора. Вскоре опера стала предметом специальных музыковедческих
исследований.
В 1976 году создателям оперы была присуждена Государственная премия СССР.
За минувшие пятнадцать лет почти двадцать театров у нас и за границей
поставили «Петра» на своих сценах. Кировский театр показал эту оперу во
многих странах Европы.