Е. Черная - Моцарт-жизнь и творчество

Книги о Моцарте

Ноты



Книги о творчестве, биографии композиторов, нотные сборники

 

Годы детства (1756—1767)

 

 

Вольфганг Моцарт родился в Зальцбурге— австрийском городе, расположенном в предгорье восточных Альпы в те времена это была столица самостоятельного княжества — архиепископства Зальцбургского, не входившего в состав габсбургских владений.
Разбросанный по скатам высоких холмов, теснивших проворную и прозрачную речку Зальцах, город, с его чудесными окрестностями, улицами, садами и великолепными по архитектуре дворцами и соборами, был одним из живописнейших местечек Австрии. Обилие солнца и воздуха, яркие краски неба, воды, зелени придавали его облику характерный отпечаток южной, жизнерадостной красоты. Под стать природе были и чисто южные черты в характере и нравах местного населения: общительность зальнбуржцев, их всегдашняя страсть к общественным увеселениям. Ни в одной области Австрии балаганные. представления не пользовались большей любовью, нигде не создавалось более задорных и веселых песен, чем в Зальцбурге. По словам поэта и музыкального критика того времени Шубарта, песни эти «до того потешны и комичны, что без неудержимого смеха их и слушать нельзя. Гансвурст так и проглядывает повсюду, а напевы чаще всего великолепны и удивительно красивы».

Однако врожденные живость и юмор странным образом уживались с религиозным ханжеством и суевериями, усердно насаждавшимися здесь католическим духосенством. В области испокон веков хозяйничали монахи, державшие народ в таком невежестве, что темнота зальцбургских крестьян вошла в поговорку. Немногим выше был и уровень интересов городского населения: несмотря на старый университет, привлекавший молодежь из соседних немейких и австрийских городов, несмотря на связи здешней аристократии с Веной — в то время одним из культурнейших центров Западной Европы,— уклад жизни в Зальцбурге был на редкость старозаветным и однообразным. «Владетельный князь ходит на охоту и в церковь,— писал К. Рисбек, посетивший Зальцбург в 70-х годах,— его приближенные ходят в церковь и на охоту; следующие за ними по рангу едят, пьют и молятся, а все низшее сословие молится, пьет и ест».

Композитор Моцарт
Вольфган Моцарт
Портрет И.Н. де ла Кроче (1780/81г.)


В этом городе, с его чудесными песнями и сонной жизнью, протекли счастливые годы детства и трудная юность Моцарта: здесь он впервые соприкоснулся с народным искусством, здесь сформировалась его личность и определились художественные взгляды.
Мать Моцарта, от природы жизнерадостная, веселая и добродушная женщина, была уроженкой Зальцбурга. Отец, выходец из близлежащего немецкого города Аугсбурга, был человеком иного склада — строгим, замкнутым, полным чувства ответственности. Принадлежал он к почтенной семье ремесленников.
Аугсбургские Моцарты насчитывали несколько поколений каменщиков и переплетчиков — людей честных, трудолюбивых, но не имевших никакого отношения к искусству. Музыкальное дарование впервые проявилось только у Леопольда Моцарта, отца гениального композитора он рано привлек внимание окружающих своими разносторонними способностями, и родители, вопреки семейной традиции, решили посвятить сына духовной карьере. Поэтому его с детства отдали в монастырский хор мальчиком-певчим, а затем в иезуитскую школу. Еще в монастыре Леопольд начал играть на скрипке, клавире и органе; в школе он добился в этом деле серьезных успехов. Так было положено начало его музыкальному образованию,
В 1737 году, имея в виду духовное поприще, он поступил в Зальцбургский университет изучать философские и юридические науки; однако музыкой продолжал заниматься с прежним рвением.

Спустя сорок лет один из аугсбургских земляков с простодушным восхищением вспоминал, как Леопольд в бытность свою студентом играл на органе: «Страх, как все это у него шло вперемежку, руками и ногами, и, честное слово, неподражаемо. Да, настоящий человек. Мой отец его высоко ценил. А как он попов одурачил насчет того, чтобы пойти в духовенство».
В студенческие годы и произошел в намерениях Леопольда Моцарта крутой перелом, оторвавший его от семьи и родного города: влечение к музыке решительно одержало верх над научными и религиозными склонностями молодого богослова; с 1739 года имя его исчезает из списков университета, а еще через год он поступает на службу к зальцбургскому вельможе, графу Турн Вальзассина и Таксис, на двойную должность камердинера и музыканта.

Композитор Моцарт
Моцарт в детстве Потрет Ж.Б. Греза


Такое совмещение обязанностей для немецкого музыканта было делом обычным. Австрия и Германия находились в плену длительного увлечения иноземным искусством. Итальянские певцы и инструменталисты занимали ведущие места в театрах и домашних капеллах; им охотно платили огромные деньги, своих же музыкантов оплачивали нищенски и даже на самые скромные музыкальные должности принимали неохотно. Признание получали только те, кому удавалось уехать и прославиться в другой стране; вернувшись, они могли рассчитывать на работу в театре или в придворной капелле. Но такой удел выпадал на долю немногих счастливцев. Остальные были обречены на незаметную деятельность в церкви либо в оркестре какого-нибудь вельможи. Эта «домашняя» служба ставила музыкантов в особо невыгодные условия: они оказывались Е тягостной, почти рабской зависимости от взглядов и вкусов хозяина; притом даже в самых просвещенных домах они по положению своему приравнивались к прислуге и нередко принуждены были совмещать музыкальную работу с обязанностями лакеев.
Такова была печальная судьба многих отечественных талантов — великих и малых. Так сложилась и судьба Леопольда Моцарта.

Казалось бы, по началу жаловаться было не на что: граф Турн не слишком притеснял своего ученого камердинера и поощрял его занятия композицией. Во всяком случае, первое свое сочинение, церковную сонату для двух скрипок и баса, Леопольд Моцарт сопроводил признательным посвящением хозяину. В дальнейшем он, видимо, привлек внимание зальцбургского архиепископа и в 1743 году был принят в качестве четвертого скрипача в дворцовый оркестр. Женившись на дочери маленького чиновника Анне Марии Пертль, Леопольд Моцарт окончательно обосновался в Зальцбурге, начал давать уроки скрипичной игры, усиленно занялся композицией и вскоре стал органистом местного собора.
По службе он продвигался не быстро, не неуклонно и к тому времени, когда родился младший сын Вольфганг, именовался уже вице-капельмейстером оркестра и дридворным композитором.
Однако, несмотря на сравнительно прочное служебное положение, он не чувствовал себя удовлетворенным. Дарование его требовало большего простора. Для своего времени это был действительно музыкант незаурядный — талантливый, образованный, с большой инициативой. Сильный характер, исключительная трудоспособность, широкий круг интересов и знаний— все это, живи он в другой стране, обеспечило бы Леопольду Моцарту бесспорное признание и уважение окружающих.
Педагогом он был превосходным, и изданная им школа скрипичной игры пользовалась успехом не только в Австрии и Германии, но позднее и в ряде других стран— Франции, Голландии, России. Дошедшие до нас музыкальные сочинения Леопольда Моцарта — светские и духовные — показывают, что он столь же успешно мог бы работать и в области творческой. Способности его требовали широкого поля деятельности, а зальцбургские обязанности были утомительно однообразны; самая мысль, что он не волен изменить условия жизни и труда, вырваться за пределы провинциального музыкального быта, вызывала в нем постоянное чувство беспокойства и раздражения.

Неутешительны были и материальные условия работы: «С тех пор как вы родились и даже раньше — с того времени как я женился,— писал Леопольд Моцарт через много лет своему сыну,— мне приходилось очень туго. Нужно было прокормить жену и семерых детей [.] на какие-то двадцать флоринов ежемесячного заработка, выдерживать рождения, болезни и смерти. При таких расходах, если о них поразмыслить, ты поймешь, что я не только ни единого пфеннига не потратил на самое малое развлечение, но, при всех ухищрениях и тяжелой работе, никогда не мог выбиться из долгов».
Но больше всего тяготило его положение маленького зависимого человека. После пятнадцати лет службы он все еще именовался в документах княжеским камердинером и остро ощущал свое бесправие по отношению к хозяину. Правда, как и большинство музыкантов, он выхода для себя не видел. Даже гениальному его сыну впоследствии нелегко далось решение пойти наперекор судьбе и вырваться из круга «домашних музыкантов;), все еще находившихся на унизительном положении дворцовой челяди.
Из семерых детей Леопольда Моцарта в живых остались двое: Мария Анна, родившаяся в 1751 году, и сын — Иоганн Христозом Вольфганг Теофиль (Амадей), родившийся 27 января 1756 года. Оба они были так музыкально одарены, что воспитание их необычного таланта со временем превратилось в высшую цель и смысл жизни Леопольда Моцарта. В течение многих лет он был единственным руководителем Вольфганга в композиции и игр на разных инструментах.

Мать Моцарта
Анна Мария Моцарт
мать композитора


Мария Анна, или Наннерль, как ее называли в семье,— начала играть на клавире лет с семи и вскоре бегло и выразительно исполняла трудные по тому времени произведения. Поразительная одаренность сына сказалась еще раньше — его уже Б три года трудно было оторвать от инструмента: нажимая клавиши, он долго, внимательно вслушивался, шумно радуясь, когда находил консонирующие созвучия; петом начал подбирать мотивы и целые отрывки из пьес, которые разучивала сестра. Тяготение ребенка к музыке было таким сильным, что на пятом году отец решил взяться и за его обучение: занимался он с мальчиком понемногу и осторожно, боясь его утомить, но для Вольфганга, казалось, не существовало трудностей — его огромная память без усилий удерживала все, что он когда-либо слышал, а врожденная беглость пальцев позволяла справляться с самыми сложными вещами. В рукописной тетради пьес, составленной отцом для детей, сохранились пометки, сделанные Леопольдом Моцартом в первые месяцы занятий с сыном:
Этот менуэт и трио Вольфгангерль выучил 26 января 1761 года в половине десятого вечера в течение получаса, за день до того как ему исполнилось пять лет». Есть и еще более ранние записи.
Тогда же Вольфганг начал впервые сочинять, по-детски подражая тому, что слышал вокруг; записывал эти ранние опыты отец, но однажды в его отсутствие четырехлетний Вольфганг сам отважился изобразить на нотной бумаге сочиненный им концерт для клавесина. Плохо справляясь с письмом, он закапал лист чернилами кляксы стирал ладонью, а поверх них снова писал ноты. Когда отец, вернувшись и мельком взглянув на мазню, пошутил насчет чрезмерной трудности концерта для исполнителей, мальчик обиделся и заявил, что любой концерт нужно долго разучивать. Но самым поразительным было то, что при внимательном рассмотрении в этом наивном и неуклюжем нагромождении нот обнаружились смысл, логика и чувство формы.

Отец Моцарта
Леопольд Моцарт
отец композитора


Старый друг дома трубач И. А. Шахтнер описал и другие случаи, свидетельствующие о необычайной точности музыкального слуха, памяти и творческой одаренности Вольфганга. Во всем остальное это был обычный ребенок; в нем не было ничего болезненного или странного. Это подтверждает и портрет шестилетнего Моцарта — круглощекого, красивого мальчугана с открытым, чуть озорным взглядом больших глаз. Веселый, живой, шаловливый, крайне общительный, он увлекался любой игрой, любым занятием, свойственным его возрасту. Познакомившись с цифрами, он так заинтересовался новой для него наукой, что исписал мелом все столы, стулья и пол в квартире. Правда, по свидетельству того же Шахтнера, увлечение музыкой вскоре возобладало над всеми другими интересами — оно проявлялось даже в ребяческих играх и шалостях: «Когда мы (то есть Шахтнер и маленький его друг, пятилетний Моцарт. — Е. Ч.). забавляясь, переносили игрушки из одной комнаты в другую, тот из нас, кто шел налегке, обязательно должен был напевать марш или играть на скрипке».
К шести годам Вольфганг без всякого напряжения артистически овладел техники клавесинной игры; тогда же, почти самоучкой, начал он играть на скрипке, а потом и на органе. К этому времени будущее мальчика стало серьезно заботить отца.
Как уберечь сына от тяжкой доли, выпавшей ему самому? — мысль эта внушала Леопольду Моцарту постоянное беспокойство: он обязан был защитить Вольфганга, обязан был действовать, добиваться для него широкого признания, и делать это следовало как можно скорее, пока ребенок мал и его необычайные данные могут поразить публику,
В 1762 году, осенью, выхлопотав у архиепископа отпуск, отец повез семью в Вену; за несколько месяцев до того он три недели пробыл с детьми в Мюнхене — это была первая пробная концертная поездка, и успех ее укрепил Леопольда Моцарта в его намерениях.
На Вену он возлагал большие надежды— музыка здесь уже много лет находилась в особом почете; члены императорской семьи питали к ней давнее пристрастие, многие из них сами, и довольно серьезно, занимались пением, игрой и даже композицией; к придворным концертам обычно привлекались лучшие европейские силы. Подражая императорской семье, крупные венские вельможи также культивировали в своих домах музыку; почти ежевечерне силами частных венских капелл устраивались изысканные домашние концерты, а в торжественные дни — открытые музыкальные собрания. Большой любовью пользовалась в столице и опера: при дворе работали выдающиеся итальянские и отечественные оперные композиторы — такие, как Гассе и Глюк. В подобной обстановке концерты Вольфганга не могли пройти незамеченными.

И, действительно, приезд детей произвел сенсацию. Едва они появились, как слухи о чудесном мальчике дошли до дворца, и Леопольду Моцарту было предложено представить маленьких виртуозов ко двору. Две недели прогостили они в летней резиденции Шенбрунн, где императорская семья ежедневно забавлялась их искусством: брата и сестру заставляли играть порознь и вместе, в четыре руки; на закрытых платком клавишах Вольфганг безошибочно разыгрывал сложные технические пьесы; он импровизировал на заданные темы, играл свои сочинения и с виртуозной легкостью читал с листа любые незнакомые произведения. Так, в присутствии знаменитого венского композитора Вагензейля он без подготовки исполнил один из его труднейших клавирных концертов. Эта поразительная артистическая свобода, в сочетании с детской наивностью, веселостью и простодушием мальчика, умиляла и восторгала окружающих.
Правда, дальнейшие выступления в Вене были прерваны: в конце октября Вольфганг заболел скарлатиной. Пролежал он недолго, но затем, по-видимому, концертам воспрепятствовала боязнь венцев заразиться. Поэтому Леопольд Моцарт охотно последовал приглашению знатных друзей и повез детей в Прессбург (Братиславу), крупный словацкий город. На обратном пути они уже не могли задерживаться в столице — отпуск отца давно кончился, и надо было спешить в Зальцбург. 5 января 1763 года Вольфганг был уже дома. Однако начало концертной деятельности было положено, и через несколько месяцев Леопольд Моцарт, с согласия архиепископа, предпринял новую поездку, на этот раз гораздо более длительную и рискованную, — семья отправилась в Париж. Так началась полоса путешествии, определивших первое десятилетие артистической жизни Вольфганга, — десятилетие неслыханных триумфальных побед и успехов, так быстро забытых впоследствии в европейских столицах.
Восторженные приемы во дворцах и салонах, ласки и покровительство знати, общение с выдающимися людьми искусства и науки, непрерывный поток оваций, похвал и подарков — все это придает детским путешествиям Моцарта по разным странам Европы сказочно-феерический характер, особенно в изложении биографов, смягчавших его трагическую судьбу. На самом деле это был тяжкий, зачастую непосильный для ребенка труд. Стоит лишь представить себе, сколько городов посетил мальчик хотя бы за первые три года путешествий по Германии, Франции, Англии, Голландии и Швейцарии, не говоря уже о позднейших поездках в Италию, представить количество и характер выступлений, чтобы понять, какой жестокой профессиональной и житейской школой оказалось для него это десятилетие.

Выехав из Зальцбурга 9 июня 1763 года, семья Моцартов прибыла в Париж только в ноябре. Маршрут был сложный: через Мюнхен, Гейдельберг, Майнп, Франкфурт, затем Кельн, Аахен и Брюссель. Все это время дети концертировали, и не только в больших и маленьких попутных городах, но и поместьях, куда на летние месяцы выезжала аристократия. Слава опережала их: молва о чудесных детях распространялась быстро, тем более что открытые концерты в больших городах сопровождались широковещательной рекламой. Вот образец одного из таких оповещений о концерте во Франкфурте: «Сегодня, в среду 30 августа, точно в 6 часов состоится последний концерт: девочка по двенадцатому году и мальчик по седьмому году сыграют концерты на клавесине или клавире, причем первая исполнит труднейшие произведения великих мастеров; кроме того, мальчик исполнит концерт на скрипке, проаккомпанирует на клавире во время исполнения симфонии, сыграет на закрытой платком клавиатуре так же хорошо, как если бы она была у него перед глазами; потом из отдаления точно назовет все звуки, которые поодиночке или в аккордах будут взяты на клавире или же любом другом инструменте или изданы предметами — колокольчиком, стаканами, часами. Под конец он будет импровизировать не только на клавесине, но и на органе, так долго, как того захотят слушатели, и в любых, даже самых трудных тональностях, которые ему назовут, чтобы показать, что он владеет приемами игры на органе, которые весьма отличны от игры на клавире».
Заметим, что в ту пору концертные выступления длились не меньше четырех-пяти часов и могли изнурить не только ребенка, но и взрослого исполнителя. Однако иного выхода не было: только сенсационные выступления могли материально возместить расходы семьи по поездке.
На одном из этих франкфуртских концертов побывал Гёте—в то время еще подросток, и образ юного виртуоза до глубокой старости сохранился в его памяти:
Я видел его мальчиком лет семи, — рассказывал он впоследствии. — Мне самому было лет четырнадцать, и я ясно помню маленького человечка в парике и со шпагой. Внешний вид детей, действительно, привлекал особое внимание: они выступали в тяжелой, шитой золотом придворной одежде, подаренной им в Вене императрицей. Парадная официальность платья и напудренных париков придавала им вид живых игрушек. Такими они и предстали перед падкой на все новое парижской публикой.
Блеск и оживление мировой столицы вначале ошеломили путешественников; шумная уличная жизнь, вереницы экипажей, пестрота и богатство одежд — все это казалось чем-то несоизмеримым рядом с замкнутым укладом жизни немецких и австрийских городов; даже изящная Вена в сравнении с Парижем выглядела чопорной и провинциальной. Рекомендательное письмо, полученное отцом в дороге, привело их к соотечественнику Мельхиору Гримму, выдающемуся парижскому журналисту и соратнику энциклопедистов. Благодаря тому знакомству семья Моцартов получила представление и об общественной жизни города. Острота социальных разногласий, переживаемых Францией, получала отражение в нескончаемых литературных и театральных спорах, утверждавших основы новой эстетики.
В центре этой борьбы находился оперный театр: старая придворная опера имела еще много приверженцев, отстаивавших неприкосновенность высоких традиций «лирических трагедий» Рамо и Люлли. Они не представляли себе оперной сцены без мифологических героев, без пышной декламации и закругленные жестов, без многолюдных балетных и хоровых сцен, организованных со стройностью военного парада. Таковы были незыблемые устои театрального искусства королевской Франции.
Но против этих обветшалых устоев открыто протестовал новый, демократический зритель, поддерживая детище ярмарочных балаганов — комическую оперу, упорно пробивавшую себе дорогу к признанию. Простота сюжетов и музыкального языка, гибкость форм этого нового национального оперного жанра, соединявшего разговорные и музыкальные сцены, привлекали симпатии все более широкого круга зрителей. Когда Моцарты приехали в Париж, комическая опера уже перебралась из балаганов в здание итальянской комедии и теперь отвоевывала ведущее положение на отечественной сцене. Вокруг нее все еще велась жестокая журнальная полемика, и противники, не щадя копий, защищали свои воззрения.
Воинственность этих споров и необычная для немецкого музыканта активность аудитории не вызвали сочувствия в душе Леопольда Моцарта; он был воспитан в строгих бюргерских правилах, и свобода нравов и поведения, свойственная парижанам, казалась ему распущенностью; но французская музыка, в особенности исполнительские силы Парижа, привели его в восторг, и он пользовался всяким случаем, чтобы приобщить детей к сокровищам музыкальной жизни столицы.
В Версале они слушали превосходную хоровую церковную музыку: своими певчими и великолепными органистами Франция по праву гордилась уже несколько столетий, так же как и отлично дисциплинированным симфоническим оркестром. Еще со времени Люлли этот оркестр считался первым в Европе; публичные концерты, на которых, как правило, исполнялись новые симфонические произведения отечественных и зарубежных композиторов, неизменно привлекали широкую и разнообразную аудиторию.
Наряду с этой новой формой концертной жизни в аристократических салонах по-прежнему культивировались изысканные камерные вечера клавесинной и ансамблевой музыки. Но и сюда уже проникла освежающая струя, будоражившая аристократические вкусы: на этих концертах Вольфганг услышал выдающегося клавесиниста и композитора Шоберта. Силезец по происхождению, он уже несколько лет как акклиматизировался в Париже. Музыка его, покорявшая парижан необычной для галантной эпохи драматичностью, оставила глубокий след в памяти гениального ребенка.
Неудивительно, что масса новых впечатлений пробудила в мальчике потребность писать: вскоре после приезда в Париж Вольфганг сочинил первые свои четыре сонаты для клавесина и скрипки, которые отец счел возможным напечатать. Они вышли в январе 1764 года. К этому времени Парии: был Моцартами завоеван: дети являлись главной музыкальной достопримечательностью столицы, приманкой всех парижских великосветских концертов: они часто выступали публично и так же, как и в Вене, были особо обласканы при дворе. На новый год им даже разрешено было стоять возле королевского стола, что считалось особой честью. В апреле, после двух открытых концертов, прошедших с огромным успехом, Леопольд Моцарт, решив продолжать путешествие, повез семью дальше, в Лондон.


Больше года прожили Моцарты в столице Англии, и почти все это время интерес публики к выдающимсядетям не ослабевал. Испытания, которым подвергался Вольфганг на концертах, становились с каждым месяцем все сложнее и серьезнее:

«Все, что он знал, когда мы уезжали из Зальцбурга,— писал Леопольд Моцарт друзьям, — ничто по сравнению с тем, что он умеет сейчас» ''. И, действительно, восьмилетний Вольфганг за год сделал успехи огромные: в читке с листа и импровизации для него не существовало трудностей; он импровизировал аккомпанементы к партиям певцов и флейтистов, мгновенно сочинял мелодии к заданному басу. Во время одного из домашних посещений (в Лондоне желающие могли посещать детей на дому, предлагая им любые испытания) известный английский ученый Д. Баррингтон попросил Вольфганга сымпровизировать итальянскую оперную арию — любовную или арию ревности — и был поражен его врожденным драматическим чутьем и темпераментом.

Пребывание в Англии еще шире раздвинуло музыкальный кругозор мальчика. Здесь он услышал монументальные оратории Генделя, поразившие его своим величием, здесь же пылко пристрастился к вокальному искусству итальянцев: отец, предполагавший, что театр сыграет значительную роль в судьбе его сына, начал возить его в итальянскую оперу, а один из крупнейших певцов лондонского театра — Манцуоли — даже занимался с мальчиком пением.
Однако наибольшее влияние на развитие ребенка оказала встреча с прославленным лондонским композитором Иоганном Кристианом Бахом. Это был немец по национальности, младший отпрыск замечательной музыкальной династии Бахов. Оставшись подростком после смерти великого своего отца — Иоганна Себастьяна, скончавшегося на родине в полной безвестности, он твердо решил проложить для себя новый путь. Девятнадцати лет, тайком от старшего брата (Филиппа Эммануила — тоже выдающегося композитора, работавшего в Берлине), Бах уехал с оперной труппой в Италию. Там ему посчастливилось: он был признан одним из вождей молодой неаполитанской школы; оперы его шли на всех итальянских сценах, не меньшую популярность завоевали симфонии и клавесинные произведения. Теперь для него действительно были открыты все пути, и, приехав в Англию, он оказался баловнем даже крайне взыскательной лондонской публики.
Этот блистательный тридцатилетний композитор проявил по отношению к маленькому своему «коллеге» не только интерес, но и искреннюю нежность; он проводил с ним за инструментом целые часы, импровизируя, играя в четыре руки или знакомя со своими сочинениями.
В музыке Иоганна Кристиана ничто не напоминало строгий полифонический стиль отца, его возвышенные философские идеи и образы: певучие, ласкавшие слух темы в клавесинных сонатах и концертах, чувственная прелесть вокальных мелодий в оперных ариях — все это представляло тот новый, подчеркнуто жизнелюбивый светский стиль, который, зародившись в Италии, постепенно покорял Европу. Именно это «земное» начало творчества Кристиана Баха, его радостное ощущение жизни, легкость и гибкость мелодий нашли живой отклик в душе ребенка и в известной мере определили характер ранних творческих опытов Вольфганга.

Со времени лондонской поездки композиция начинает занимать все большее место в его жизни: свободные от концертов дни он посвящает сочинению, пробуя своп силы уже не только в области клавесина и скрипки, но и в вокальной и даже симфонической музыке. К четырем парижским его сонатам вскоре прибавились четырехручная клавесинная соната, написанная для себя и сестры, и шесть сонат для клавесина, скрипки (или флейты) и виолончели, опубликованных в Лондоне. Три виртуозные сонаты Кристиана Баха он переложил в виде концертов для клавесина с оркестром. Небольшие же клавесинные сочинения Вольфганга составили уже целый сборник танцев, рондо, вариаций и отдельных частей сонат. По просьбе мальчика, отец начал исподволь знакомить его и с особенностями оркестрового письма.
Однако первые его симфонии возникли неожиданно: сочинил он их во время болезни отца, когда был всецело предоставлен самому себе. Боясь обеспокоить больного, Вольфганг не касался инструмента и не обращался к отцу с вопросами. Он писал совершенно самостоятельно, обнаружив такое ясное понимание формы, голосоведения и характера оркестровой музыки, что его симфонические сочинения вскоре были успешно исполнены публично.
Итак, если в Лондон Вольфганг приехал главным образом как виртуоз, то уезжал он отсюда уже композитором. Когда по настоятельному приглашению голландского посла Моцарты из Лондона отправились в Гаагу, а оттуда в Амстердам, программа некоторых концертов была целиком составлена из собственных инструментальных произведений маленького музыканта.
За девять месяцев, проведенных в Голландии, появились еще одна симфония, шесть новых сонат для клавира и скрипки и целая тетрадь клавесинных каприччио; клавирные вариации, написанные мальчиком на тему популярнейшей нидерландской песни «Вильгельм ван Нассау», видимо, напомнили ему о родных напевах: вскоре он создал нечто вроде оркестровой фантазии, где наряду с нидерландской мелодией звучали старые австрийские народные песни, знакомые ему с первых лет жизни. Вольфганг назвал свое произведение «музыкальной галиматьей» — так обычно называли шуточные произведения на народные темы немецкие и австрийские музыканты.

 


Жадный интерес к новым музыкальным впечатлениям отражен и в тех набросках, которые возникли на обратном пути домой: в Париже Вольфганг сочинил четырехголосный церковный хор, по дороге из Лозанны в Германию — четыре сонаты для клавира и пьесы для флейты, виолончели, валторны.
Решение вернуться назревало давно. Отпуск Леопольда Моцарта был сильно просрочен, и архиепископ несколько раз выражал свое неудовольствие; правда, самолюбию хозяина льстило то, что его «служащие» снискали известность в Европе, однако злоупотреблять его терпением не следовало. К тому же дети были крайне переутомлены. Они хворали часто и подолгу: в Гааге Наннерль заболела так опасно, что родители не надеялись увидеть дочь живой. Не успела она выздороветь, как изнурительной лихорадкой заболел Вольфганг. Обоим необходим был полный, длительный отдых.
Но и обратный путь оказался нелегким: снова сенсационные концерты, снова соревнования ребенка с выдающимися взрослыми Еиртуозами в игре на органе, клавесине, в импровизациях на заданную тему.
Выступления следовали непрерывно в течение всего их долгого, более чем шестимесячного путешествия через Францию, швейцарию (Женева, Лозанна, Берн, Цюрих) и резиденции немецких князей. Лишь в ноябре 1766 года, после нескольких блестящих концертов, состоявшихся в Мюнхене, семья оказалась снова в Зальцбурге.

Почти три года не был Вольфганг дома, и видно было, как сильно стосковался он по родным местам, по привычной обстановке; встречая старых знакомых, он выказывал бурную радость; да и всей семье казалось, что ничего нет лучше этого тихого и живописного уголка. Соседи с любопытством наблюдали за мальчиком, ставшим за это время мировой знаменитостью. Однако выглядел он все таким же резвым, непоседливым ребенком, что и раньше: бегал по двору со сверстниками, с увлечением играл с ними в обычные уличные игры, а дома по-прежнему возился с собакой.
Зто безмятежное времяпрепровождение длилось недолго: сразу же по возвращении возобновилась серьезная и систематическая работа. Отец, хорошо видевший пробелы в образовании сына, старался дома восполнить то, чего не успевал сделать во время путешествий. Общим образованием детей он тоже, по-видимому, руководил сам. Тетради с записями и старые учебники, сохранившиеся в библиотеке Леопольда Моцарта, помогли впоследствии определить круг этих повседневных занятий: помимо чтения, письма и решения арифметических задач, доставлявших Вольфгангу особое удовольствие, дети занимались географией и историей. Значительное место уделялось иностранным языкам — Вольфганг изучал латинский язык, обязательный для музыканта итальянский (на котором он впоследствии свободно говорил и писал), а также французский и английский. Любые предметы давались мальчику легко, в особенности языки, история, рисование. К тому же, чем бы он ни занимался, он работал серьезно и с интересом.
Но с особым рвением относился он к музыкальным занятиям. Зимой отец начал с ним изучение контрапункта — одной из сложнейших областей в музыкальной подготовке композитора. Тетрадь с первыми упражнениями Вольфганга в многоголосии показывает пытливое стремление маленького композитора освоить трудные и незнакомые приемы письма. Эта теоретическая подготовка вскоре сказалась на его сочинениях, она дала возможность Вольфгангу свободнее развивать темы в крупных формах оркестровой и вокальной музыки.
В том же году он близко познакомился с жанром драматической духовной музыки, который играл большую роль в музыкальном обиходе Зальцбурга. Заинтересовавшись «чудом XVIII века», как называли Вольфганга в Европе, архиепископ решил привлечь мальчика, наравне со взрослыми композиторами своей капеллы, к сочинению «духовного зингшпиля» — так назывались в ту пору музыкальные представления религиозного или морализующего характера. В Австрии они нередко сочинялись содружеством местных композиторов, причем каждый брал на себя написание одной из частей произведения. Десятилетнему музыканту и было поручено написать музыку к первой части зингшпиля, озаглавленного «Преступление против первой заповеди». По рассказам современников, архиепископ целую неделю держал мальчика у себя взаперти, не желая, чтобы отец помогал ребенку. Но Вольфганг с честью выдержал испытание, и произведение его было исполнено публично наряду с частями, написанными опытнейшими зальцбургскими мастерами.
Весной 1767 года он снова вызвал восхищение своих земляков, сочинив небольшую латинскую оперу к традиционному празднеству окончания учебного года з университете,
Согласно старинному обычаю, в эти дни силами студентов разыгрывалась морализующая драма на латинском языке (автором ее обычно являлся преподаватель литературы или духовное лицо), а к ней присоединялась небольшая, тоже латинская опера, сочиненная местным композитором. Акты оперы и драмы обычно чередовались.

Как и большинство школьных текстов, либретто первой оперы Вольфганга «Аполлон и Гиацинт» было лишено сценичности. Высокопарные монологи, в которых герои упрекали друг друга, признавались в любви, высказывали сомнения или надежды, вряд ли могли вдохновить юного композитора. Но в эти годы текст либретто меньше всего интересовал мальчика. Сочиняя арии и дуэты, он усердно подражал в них итальянским вокальным образцам, проявив удивительную изобретательность в сочетании мелодий и умение придать оперным формам законченный характер.
Это раннее мастерство восхитило зрителей, юного композитора после спектакля долго не отпускали, и он до глубокой ночи играл на клавесине, поражая земляков совершенством исполнения.
Как виртуоз-клавесинист, он в ту пору достиг подлинно высокого профессионального мастерства. Об этом можно судить не только по отзывам современников, но и по новым виртуозным обработкам чужих клавесинных сочинений, которые вошли в его репертуар. Готовясь к следующей концертной поездке, он перекладывал для клавира с оркестром труднейшие сонаты Филиппа Эммануила Баха, Л. Хонауэра, Йог. Шоберта, подобно тому как делал это в Лондоне с сонатами Иоганна Кристиана Баха.