Книги, литература, ноты
Итак, мы достаточно детально в различных аспектах подвергли изучению и критической оценке музыкальный язык всех трех народно песенных сборников Чайковского, посильно указав и на общие нормы, и на существенные различия между ними в языке, замысле и приемах изложения. Это позволяет нам теперь перейти к заключительному, обобщающему разделу нашей работы, изложить основные выводы, какие вытекают из всего комплекса затронутых проблем и исследованных музыкально-фактологических материалов.
1. В качестве своего рода «репризы» мыслей и положений первой главы, подчеркнем
еще раз, что при оценке музыкального наследия такого живого и дельного
художника, каким является Чайковский, первоосновой нужно считать само
творчество, а не декларации или высказывания по тем или иным принципиальным
творческим вопросам. Естественно, что народно-русские достижения, искания
Чайковского в чисто творческом плане гораздо шире, живее и ценнее его
высказываний по вопросам значения и использования материалов народно песенного
творчества. Понятно поэтому, что не творческая продукция корректируется
теми или иными декларациями, а наоборот, сами высказывания должны приводиться
в максимальное соответствие с музыкально-творческими фактами.
2. Вся деятельность Чайковского по обработке русских народных песен отличалась
неизменно исключительной серьезностью и сознаваемой ответственностью,
что органически связало ее со всем
творчеством композитора как великого национального художника и патриота.
Поэтому мы не разграничиваем и не отделяем в его богатейшем наследии обработки
песенного материала от всей свободной творческой практики, считая все
это художественно-эстетическими явлениями одного порядка.
3. Для нас совершенно несомненно, что все три сборника обработок народных русских песен имеют живое художественное значение, и они дороги нам вовсе не только как документации определенного культурно-исторического плана пли же как источники цитирования Чайковским образцов народно-музыкального творчества. Нет, эти песенные циклы до сего дня сохранили свое самостоятельное значение, они продолжают оказывать воздействие по только па музыкантов-профессионалов, по и па широкую демократическую аудиторию; слоном, они в топ пли иной степени живут как активные музыкально-творческие данности. К сказанному необходимо — в полнейшем соответствии со всем содержанием нашей работы—добавить, что не все песенные обработки Чайковского одинаково сохранили свой живой эстетический интерес и значение и не все продолжают свое полноценное социально-художественное бытие, но это уже совсем другой вопрос, отдельные аспекты которого мы попутно выясняли выше.
4. Если в своих декларациях или отдельных высказываниях Чайковский нарочито не выдвигал идею продуманного и радикального переосмысления приемов и традиции западноевропейской школы и техники в работе над народными русскими песнями, то в своей практической работе он — велением творческой интуиции — часто осуществлял подобные музыкально-композиционные начинания (в различных областях музыкальной речи: в мелодике, гармонии, полифонии, фактуре, структуре). Мы выше старались зарегистрировать все в этом смысле интересное, поучительное и заметное, а кроме того, и все факты, говорящие убедительно и красноречиво о приоритете Чайковского в данной области музыкального творчества. Мы отмечали переоценку роли имитационной полифонии, большое внимание к контрастно-подголосочной полифонии, фиксировали смелое применение полифонического варьирования, устанавливали свободное переплетение гармонии и полифонии, наблюдали выходы за пределы гармонического мажора и минора, оттеняли черты смелой трактовки кадансовых соотношений и т. д. и т. п. В общем процессе творческого экспрессивного и стилистического переосмысления тех или иных канонов западной школы и академической школьной практики Чайковский опять-таки шел впереди в творчестве и так или иначе отходил от декларативных установок, а моментами даже создавал некое, быть может, перспективное противоречие между программными декларациями и непосредственным музыкальным творчеством.
5. В тесной связи со всяческим переосмысливанием западной школы мы ставим вопрос о русско-стилевых исканиях Чайковского в изучаемых сборниках народных обработок. Несомненно, Чайковский широко затрагивал вопросы стилистического порядка: это было существенно и для трактовки самого народного напева, и для жанрово-экспрессивных задач обработки, и для общенациональных особенностей языка Чайковского. Само собой разумеется, дело не могло ограничиться лишь одними стилистическими исканиями: немало можно отыскать и тонких, проникновенных достижений в русско-народном плане, какие требуют от музыковеда вдумчивого и любовного исследования и регистрации (в этом, между прочим, одна из задач в пашей работы). Однако для всей проблематики русского музыкального стиля и его исторического становлении существенны не только безусловные с художественной точки зрения стилистические шедевры и достижения, но и сами искании и даже отдельные ошибки или неудачи на пути исканий и достижений: на них, безусловно, учились и росли последующие русские мастера, они учтены или учитываются также музыкознанием. Словом, большая поучительность подобных материалов но подлежит никакому сомнению. Напомним здесь хотя бы о некоторых достижениях: топкая трактовка натурального минора, всяческое варьирование, «распевное» изложение созвучий и аккордов, находчивые мелодические диалоги, особая характерность дорийских и миксолидийских оборотов и многие другое. Большинство таких моментов было уже отмечено при анализах и характеристиках.
6. Историческое значение циклов обработок Чайковского очень велико: он, как известно, создал свои сборники непосредственно после Балакирева (речь идет о его «40 песнях») и ранее Римского-Корсакова, Лядова, Ляпунова и других, считавшихся одно время единственно якобы верными и прогрессивными. Ему, таким образом, приходилось творчески действовать в обстановке, когда материалов русского плана было очень мало, когда они не только не были обобщены, продуманы или проверены, но и просто не собраны. Тем выше нужно оценить значение этих сборников с исторической точки зрения, тем больше нужно удивляться оригинальному и смелому разрешению Чайковским ряда творчески-стилистических задач, тем выше расценивать его существенный вклад в живой процесс исторического становления русского музыкального стиля. Историческая значимость народно-песенных сборников Чайковского усугубляется тем знаменательным фактом, что ему во многих случаях удалось создать и живые художественные образцы, не утратившие эстетического значения до настоящего времени. Этим констатированием мы резко и полностью порываем со всеми маловразумительными суждениями и высказываниями, по которым композитор якобы только сумел исказить, «исковеркать» русскую песню, не дав никаких достижений. Это необъективное, однобокое и явно тенденциозное суждение начисто зачеркивает и историко-культурное, и художественное значение песенных сборников Чайковского в угоду только личным вкусовым ощущениям и взглядам, демонстрирует полное непонимание исторического развития русского музыкального стиля и близоруко допускает лишь один некий метод или прием трактовки песенного своеобразия, хотя, понятно, эти приемы меняются или эволюционируют в связи и с общим ростом русской музыки, и с отдельными яркими творческими индивидуальностями русской композиторской школы.
7. Прозорливость и проницательность работы Чайковского над русскими
народными песнями, его топкое понимание самобытных черт народной музыкальной
речи исчерпывающе доказывается тем, что ему было суждено предвосхитить
немало оборотов, интонаций и приемов, составивших позднее славу и гордость
композиторов «могучей кучки» и долгое время расценивавшихся как единственно
возможное правильное решение народно-русской самобытности и характерности.
Помимо этого, Чайковский сумел
моментами очень находчиво, тонко и тактично прокорректировать творческую
работу Балакирева над русскими песнями, выправить его отдельные технические
и стилевые погрешности и создать более
верные и красивые детали в музыкальном языке народно-песенных обработок.
Мы в своей работе фиксировали псе подобные моменты музыкального изложения
песенных обработок у Чайковского, поскольку они чрезвычайно существенны
и для его творческого лица, и для действительных связей его обработок
с последующими достижениями петербургских авторов. Нет нужды пояснять,
что данные «предвосхищения» и «творческие коррективы» лишний раз подчеркивают
все историко-музыкальное значение песенных сборников Чайковского для русской
музыки.
8. При указанных глубоко почвенных связях Чайковского с русской музыкальной
культурой его сборники народных обработок интересны и ценны еще одной
особенностью: они демонстрируют особое индивидуальное понимание народно-русской
самобытности, индивидуальное претворение богатств народного музыкального
творчества, дают новую трактовку всем элементам музыкальной речи в их
творческом взаимодействии. Такое оригинальное, творческое прочтение композитором
народной песни базируется в значительной степени на интуиции, отчасти
на впечатлениях от подлинно народного хорового звучания и меньше всего
на конкретном теоретическом знании склада песни в широком смысле этого
слова. При недостаточно полных и проверенных знаниях (что для тех годов
типично) интуиция не всегда выручала даже и Чайковского. Отсюда и отдельные
«грубоватости» или ляпсусы в его индивидуальном прочтении, какие мы т
ходе изложения отмечали и которые вполне ясны стали значительно позже,
»после удач Римского-Корсакова и опубликования первых записей подлинного
народного многоголосия. Мы считаем, что даже ошибки в индивидуальной трактовке
Чайковским песенных особенностей нельзя полностью расценивать отрицательно:
они будили мысль и, несомненно, в определенной степени двигали творческую
-практику вперед. Интересной чертой индивидуального понимания Чайковским
песенных богатств мы считаем также неоднократно упоминавшееся тактичное
творческое экспериментирование.
9. На общий характер к стиль почти всех обработок Чайковского сильное
и естественное влияние оказало расширительное понимание им народной песни.
Композитор под народной русской песней подразумевал не только старинную
отстоявшуюся крестьянскую песню, но и более поздний фольклор, как посельный,
так и городской. Подобное расширение самого понятия русской песни (а оно
вполне органично для такого чуткого народного художника, как Чайковский)
укрепило идейно-художественные связи Чайковского с музыкальными запросами
широких кругов населения, усилило
социальное воздействие его народно песенных обработок на различные слои
русского демократического общества. Правда, при таком понимании русской
песни, когда приходится музыкально-эстетически объединять различные стилистические
данности, возникает опасность известной пестроты или умаления самобытности
крестьянской тесни, что частично имело место и в обработках Чайковского
(вот именно за эту тенденцию его и упрекали ревнители «чистой» крестьянской
песни, ратовавшие за якобы исконную не-
изменяемость и несливаемость последней), Помимо того, при такой трактовке
русской песни иногда могли выпасть из внимания композитора далекие, наиболее
древние жанры (былины, эпос, исторические песий и т. п.) что мы отмечали
и у Чайковского, Однако
все перечисленные вероятные или действительные минусы сторицей возмещались
расширением социальной сферы воздействия, что первостепенно для музыки
как общественного явления. К тому же подобное отношение к песне и ее богатствам
явно несовместимо, с музейно-холодным любованием ее красой, при котором,
в
сущности, исключается процесс в толковании и творческом использовании
песенных материалов.
10. Ценность сборников Чайковского и несомненная актуальность углубленного
изучения его творческого метода, жанровой трактовки песен <и всего
музыкального языка обработок обусловливается еще и тем, что в них можно
видеть прямой и естественный путь ко всей неповторимой индивидуальности
нашего великого
композитора, что эти песенные обработки помогают проследить становление
личности и мастерства Чайковского и влияние их на всю его свободную творческую
практику. А разве эта тема в нашем музыкознании значится выполненной и
разрешенной?
Итак, в конечном результате будем смотреть на песенные сборники Чайковского,
как на исторически вполне закономерный этап творческой трактовки богатств
и самобытности русского народного песнетворчества; будем гордиться изумительными
образцами проникновенных обработок его; будем радоваться счастливой мысли
Чайковского — расширению самого понятия русской поспи (и соответственно—сферы
ее социального воздействия). Б то же время не будем закрывать глаза па
существующие недостатки и ошибки," неизбежные па определенном уровне
знаний и мастерства. Наконец, констатируем, что у Чайковского существуют
глубоко почвенные, коренные связи с его предшественниками и продолжателями,
что все. они делали общее русское дело, были обуреваемы горячими патриотическими
планами и замыслами, что они каждый по-своему содействовали оплодотворению
русской музыкальной культуры на род понесенными богатствами. Это предельно
четко осознавал и сам Петр Ильич.
Мы почтем свою задачу выполненной, если в итоге нашей работы вопрос о
действительной роли Чайковского и истории обработки русских народных песен
приблизится к своему разрешению и завершению.