Больше всего в детстве Марк Григорьевич увлекался техникой, изобретательством. После окончания школы он поступил в городской политехникум. Здесь его очень заинтересовало изучение только что начавшей в те годы развиваться кинотехники.
Музыкальный же талант будущего композитора проявился далеко не сразу, исподволь, и во всем, что касается его подлинной профессии, он оказался истинным самородком и самоучкой.
Никакого инструмента в семье Фрадкиных не было, но мальчик научился хорошо подбирать на пианино, которое стояло у друзей, знакомые мелодии, а когда в городе был организован шумовой оркестр, принял в нем активное участие: играл на различных инструментах, выполнял роль ведущего концерт. Вскоре шумовой оркестр влился в первый в Белоруссии пионерский театр, и Марк стал заниматься в нем буквально всем: сочинял пьесы, играл в них, режиссировал, заведовал музыкальным сопровождением. Общая одаренность мальчика была просто поразительной. В нем открылся и поэтический талант, которым будущий композитор воспользуется всерьез гораздо позже, уже для сочинения стихов к собственным своим песням.
— Руководил театром талантливый и увлеченный пионерский вожак, режиссер и педагог Давид Блен,— вспоминает композитор.— Мы не знали его отчества, называли просто Додиком, хотя он был лет на десять старше нас. Вернувшись на родину после войны, я узнал, что оккупанты повесили Додика на центральной площади 2.
По окончании техникума Марк был направлен на крупное швейное предприятие «Знамя индустриализации» в качестве инженера по технике безопасности. Здесь сказался и изобретательский талант юноши,— он создал устройство, предохраняющее руки раскройщиков при многослойном раскрое материалов. Идея молодого инженера всеми была одобрена, однако она требовала еще некоторого усовершенствования и в то время не была доведена до конца.
Однажды, уже спустя тридцать пять лет, композитор снова побывал в родном городе. Закройный цех. Марк Григорьевич
подходит к станку. Нож, приводимый в движение электромотором, рассекает ткань. Фрадкин вдруг застывает на месте, пристально следя за руками закройщика.
— А если сделать вот так?
И он объясняет изумленным спутникам, как, по его мнению, надо бы устроить защитное приспособление. И специалисты — инженеры — идею музыканта одобрили!.
— Моя бывшая техническая специальность с музыкой как будто не имеет ничего общего. Но это только «как будто», на самом деле все очень тесно связано,— говорит Марк Григорьевич 3 и поясняет.— Воспитание в среде рабочих и технической интеллигенции помогает мне находить контакт с самыми разными людьми. Мне понятна их душа. И до сих пор для меня нет разницы между самым высоким чином, самым уважаемым научным творческим работником и шофером, токарем, трактористом.
Общение же с техникой стало моим хобби. Я очень люблю возиться со всякими «железками», и это увлечение часто является источником того состояния, на почве которого легко возникает творческое вдохновение.
На швейной фабрике в Витебске
Вот почему я считаю, что годы, прошедшие не только в музыке, но и в совсем иных сферах, косвенно, незаметно помогают мне жить, работать, общаться с людьми.
.Однако это посещение цеха далеко впереди. А тогда, в юности, проработав немногим больше двух лет на фабрике «Знамя индустриализации», Марк Григорьевич поступил в Третий Белорусский театр, где стал выступать в качестве актера,— в нем победила все же тяга к искусству. Именно здесь юноша, видимо, осознал необходимость профессионального образования. В 1934 году он уезжает в Ленинград и поступает сразу же на второй курс театрального института, который сейчас называется Институтом театра, музыки и кинематографии. Здесь он занимался под руководством Бориса Елисеевича Жуковского.
Композитор вспоминает:
— Вначале мне давали героические роли, но на зачетных отрывках педагоги с трудом натягивали мне тройку. Тогда на меня махнули рукой и дали небольшой выход в характерной роли, за которую я неожиданно получил пять с плюсом. Оказалось, что я характерный артист. Мы сами оформляли все спектакли, и однажды, когда мы ставили пьесу Светлова «Глубокая провинция», я сочинил к ней песню «На веселой планете замечательно жить». Я вернулся к ней в 1946 году, когда по просьбе ЦК ВЛКСМ должен был написать «Пионерский марш» («Пионер, не теряй ни минуты»). Запев этой песни я написал новый, а припев взял из песни к студенческому спектаклю.
Институтские профессора обратили внимание на мои музыкальные способности и специально для меня пригласили известных музыкантов — замечательного музыковеда Л. А. Энтелиса и композитора А. П. Гладковского, от которых я получил первые профессиональные музыкальные навыки.
В 1937 году, после окончания института, Марк Григорьевич вновь в Белоруссии. Теперь он начал работать в Минске, в республиканском Театре юного зрителя, основой которого стала группа окончивших вместе с ним институт студентов-лениградцев. В ТЮЗе Марк Григорьевич исполнял много разных обязанностей — от актера до музыканта-оформителя спектаклей.
Параллельно с работой в театре Фрадкин учился в консерватории, куда его приняли сразу на второй курс, в класс профессора Николая Ильича Аладова. Но занятия в консерватории были недолгими. В 1939 году с третьего курса Марка Григорьевича призвали в армию. Так, считает композитор, он вступил в очень важный для себя период жизни, потому что ч именно армия навсегда связала его с музыкой. Здесь он сложился как композитор, здесь по-настоящему познакомился с русскими и украинскими народными песнями. Слушая эти песни в исполнении певцов ансамбля, которые пели их в свободное время, на отдыхе, Фрадкин глубоко проник в характер и склад фольклора этих народов. Отсюда — близость музыки композитора к народным истокам.
Начал Марк Григорьевич военную службу в стрелковом полку в Виннице. Он быстро организовал в нем самодеятельный ансамбль и сочинил для него свои первые песни, в том числе «Там, где сопки хмурые», посвященную военным столкновениям на Дальнем Востоке. Эти песни были написаны на слова Евгения Ароновича Долматовского. Так состоялось заочное знакомство с поэтом, с которым его вскоре свела судьба.
Командование Киевского военного округа обратило внимание на ансамбль и наградило его создателя двухнедельным отпуском. Затем Фрадкина перевели в Киев, где он стал дирижером Ансамбля песни и пляски Киевского Особого военного округа. Художественным руководителем его был известный украинский хормейстер В. Минько.
На одном из концертов ансамбля в Доме офицеров, которым Фрадкин дирижировал, присутствовал командующий Киевским Особым военным округом Георгий Константинович
Жуков. После концерта он поблагодарил Марка Григорьевича $а выступление.
Вскоре композитор мобилизовался. Однако Жуков предложил вернуть его к работе в армии, и Марк Григорьевич согласился. Он приехал в город Белая Церковь, неподалеку от Киева, где в это время гастролировал ансамбль, и стал одним из его руководителей и дирижеров.
— Тридцать пять лет спустя, незадолго до кончины Георгия Константиновича,— вспоминает Марк Григорьевич,— я увидел его на спектакле в Малом театре. Набрался храбрости и подошел к прославленному маршалу.
— Здравствуйте, Георгий Константинович. Не узнаете меня?
— Извините, нет.
— Я композитор Фрадкин.
— Очень рад познакомиться, люблю Ваши песни,— сдержанно ответил Жуков.
— А нам не надо знакомиться.— И я напомнил ему о случае почти 35-летней давности.
— Как?! — удивился маршал и рассмеялся.— Вы тот худощавый молодой дирижер, которого я видел в Киевском Доме офицеров? Никогда бы не подумал.
В мае 1941 года ансамбль, в котором работал Фрадкин, выступал с концертами на самой границе — в Перемышле. «Пограничный гарнизон,— рассказывает композитор,— был уже крайне встревожен тем, что на другой стороне Буга явно накапливались немецкие войска. Вполне естественно, тревога пограничников передалась нам и не покидала вплоть до возвращения в Киев, где базировался наш ансамбль.
А совсем скоро, в ясное, безоблачное утро прекрасного украинского, лета в чистом голубом небе появились серые самолеты с черной свастикой, которые закружили свою смертоносную карусель 4.
1 2