А. Курцман - Марк Фрадкин

М.Фрадкин



Жизнь, творчество, биография композитора Марка Фрадкина

 

 

Придет и к вам любовь

 

 

Так называется авторская пластинка композитора, вышедшая в 1984 году. В ней собраны песни о любви, написанные Фрадкиным в разные годы. Их исполняют наши лучшие певцы, с которыми Марк Григорьевич связан в течение долгих лет: Э. Пьеха, И. Кобзон, Л. Лещенко, ансамбль «Добры молодцы» и др.
Теме любви композитор посвятил множество песен.

— Любовь,— говорит он,— всеобъемлющее чувство. Она составляет нравственную основу нашей жизни. Это и любовь к родителям, детям, друзьям, ко всему сущему на земле. Конечно, это и любовь к женщине, и самое святое чувство — любовь к Родине. Вот почему любовь всегда остается для меня одной из самых дорогих и близких творческих тем.
В песнях советских композиторов тема любви заняла особенно значительное место в послевоенные годы.
— В то время,— говорит Марк Григорьевич,— песен о любви появилось, может быть, больше, чем когда бы то ни было. Весна освобождения, весна Победы принесла весеннее половодье чувств. Новая жизнь ведь всегда связана с расцветом любви.
Героями лирических любовных песен, как считают исследователи песенного жанра, чаще всего выступали тогда бесхитростные пареньки и девушки, которые сердечно и доверчиво поверяли свои чувства, распевая мелодии, обычно очень близкие по интонации русской бытовой песне-романсу. В их аккомпанементе зачастую слышались гармошечные наигрыши. Этим песням была свойственна искренность, легкая запоминаемость, «общительность».
В творчестве Фрадкина к такому типу вокальных сочинений можно отнести «Ходит по полю девчонка» на стихи Н. Рыленкова и «Колокольчики звенят» на стихи Л. Ошанина. Это мужские лирические признания. Чувство любви героев этих песен к своей избраннице неразрывно переплетается с любовью к родному краю:

До заката путь далек,
Шел я вдоль и поперек,
Все искал я ту, что в поле
Знает каждый стебелек.
(Н. Рыленков)

Ты земли едва касаешься,
 Только траву шевелишь.
Что ты птицам улыбаешься,
 На меня не поглядишь?
Косы на плечи заброшены,
Очи звездами горят.
А вокруг в лугах некошеных
 Колокольчики звенят.
(Л. Ошанин)

Подчиняясь тексту, композитор в этих песнях создает мелодии, выдержанные в характере русского фольклора: он использует краски натурального минора, переменный размер, игру мажора-минора, в аккомпанементе фортепиано можно услышать лихие переборы гармоники (примеры 33, 33а). Однако Фрадкин, как всегда, избегает однозначности, уходит от штампа, и непритязательная мелодия голоса сливается с фортепианной партией, несущей в себе гораздо более сложный образ. Именно благодаря ей душевный мир лирического героя наделяется поэтичностью, а песня в целом — особой притягательностью. К тому же типу песен относятся и «девичьи страдания» Фрадкина: «Мы жили по соседству» на стихи Е. Долматовского из кинофильма «Они были первыми», «Ожидание» на стихи самого композитора и «Песня о любви» на стихи Н. Доризо. В них создается несколько иной тип мелодии, близкой городской песне-романсу. Все три песни объединены одной темой:

Я хожу одна, со мной мое страдание
Тоже ходит рядом, словно тень.

Но и в этих песнях композитор стремится уйти от прямолинейной стилизации, и каждый раз находит для этого новые приемы. Поэтому ни одна песня по своему характеру не повторяет другую. Так, в песне «Мы жили по соседству», как и в мужских высказываниях, композитор вновь прибегает к динамической смене тональностей, усложнению партии сопровождения. Он использует в фортепиано выразительные имитации, хроматическое движение подголоска и особенно делает упор на воспроизведение стиля русского романса доглинкинской поры. Мы слышим здесь излюбленные для того времени обороты прерванного каданса и типичные мелодические фразы в фортепианных «проигрышах» (пример 34).
Еще более изысканна и поэтична песня «Ожидание». Вот что рассказывает композитор об истории ее создания:
— Она. появилась в один день. Даже, как говорится в добрых сказках, в одно прекрасное утро. А было это так. Известный театральный режиссер Борис Равенских предложил мне написать музыку к своей новой постановке по пьесе Алексея Симукова «Девицы-красавицы». Пьеса мне понравилась — молодые герои, молодые чувства, весенне свежая атмосфера, юмор, любовь — в общем, все это настраивало и на музыку. Но музыку в целом, так сказать, в общем движении сюжета. А еще нужна была песня — в народной русской интонации, но не цитата или обработка фольклорной мелодии и фольклорного текста. Ее надо было решить на современном поэтическом тексте и современными музыкальными средствами,— ведь петь-то ее должны были сегодняшние молодые люди, и по своей литературной манере пьеса была современна. Что же касается содержания песни, то в ней должно было ощущаться ожидание любви, душевного тепла. Она должна была стать лейтмотивом пьесы. А я ловил себя на том, что прицепился к слову «ожидание», оно не давало мне покоя. Только песня почему-то не клеилась. Начиная задумываться, а не отказаться ли мне от спектакля вообще, я уехал на несколько дней в подмосковный дом отдыха «Михайловское». Меня продолжало будоражить то же слово «ожидание», на котором я хотел строить песню, я хватался за него, как утопающий за соломинку, и все впустую. Тогда я решил на некоторое время забыть об этой песне. «Решил» — это понятие было, конечно, весьма условное.

Стояла зима. Очень снежная, бурная. Однажды, после яростного ночного снегопада я вышел утром в парк и увидел поистине сказочную картину. Каждая ветка на деревьях изящно изогнулась под тяжестью пушистого снега. Даже провода пригибались к земле, покрытые снегом. К вечеру чуть потеплело, снег стал более рыхлым, и все сверкало, как, наверное, бывает в классических новогодних сказках. Я бродил по парку, любуясь этой красотой, и внезапно поймал себя на том, что повторяю какие-то строчки, которые возникали, как говорится, от полноты охвативших меня чувств.

Замела метель дорожки, запорошила,
Кружева развесила вокруг.
Я хожу одна, ну что же тут хорошего.

А потом возникли и новые:

Провода от снежной тяжести качаются,
Месяц вдруг за облако ушел.

И дальше, и дальше — почти полный текст какой-то еще музыкально не оформленной песни. Я помчался к себе в комнату, схватил нотную бумагу и начал сочинять песню на эти свои только что сложившиеся стихи. И — я сам едва мог себе поверить — часа через три песня была, в общем, готова. Кстати, тут же, в «Михайловском», я впервые исполнил ее. Потом она вошла в спектакль, который был достаточно популярен, а когда он сошел со сцены, песня стала жить самостоятельно 1.
В фортепианное сопровождение этой песни Фрадкин впервые вводит мягкие, «покачивающиеся» мотивы, напоминающие о жанре колыбельной и сообщающие музыке характер особой ласковости. Вместе с тем, воссоздавая строй чувств современного молодого человека, композитор сплавляет в мелодии голоса интонации, свойственные не только русской народной песне, романсу, но и советской песне, что придает ей особую выразительность (пример 35).
Еще одним шагом по пути усложнения музыкального образа явилась «Ласковая песня». Глубина чувств героя и пронесенная им через всю жизнь нежность к любимой выражены здесь с предельной простотой и подлинным мастерством. Декламационно-романсовые интонации мелодии голоса подкреплены сдержанным, но очень выразительным аккомпанементом. Композитор вновь прибегает здесь к жанру колыбельной, на этот раз прямо отвечающему поэтическому тексту:
Засыпай, моя любимая, Пусть мечты сбываются.

«Покачивающееся» движение средних голосов партии фортепиано создает в музыке настроение покоя, а изысканные гармонические звучания (эффектное обыгрывание II пониженной степени) способствуют выражению утонченности чувств. В то же время композитор пользуется еще одним, чисто изобразительным приемом. Отталкиваясь от слов «бьют часы», он вводит имитацию их боя — мерно повторяющийся колокольный бас (пример 36).
«Если представить себе программу авторского вечера Фрадкина,— пишет Генина,— посвященную теме любви, а такую программу представить себе нетрудно, и была бы она разнообразной и проникновенной, то, на мой вкус, «Ласковая песня» оказалась бы в ней «тихой кульминацией». Давно написана, немудрено сделана, а не стареет!»2.
Так в претворении любовной темы в творчестве Фрадкина наметился тот перелом, который подвел к зарождению нового этапа развития в песенном жанре.
В пятидесятые-шестидесятые годы герой советской песни изменился. Это стал человек, обладающий неповторимым индивидуальным обликом, страстностью, сложностью мировосприятия. По верному замечанию музыковеда В. Брянцевой, он «стал все чаще выступать в обстановке городского быта, в песню вошла, в частности, романтика современного ночного города»3.
Одно из лучших произведений Фрадкина на эту тему — покоряющий сокровенной искренностью монолог «Ночной разговор» на стихи В. Лазарева. В нем раскрываются чувства человека сдержанного, мужественного — чувства, которые глубоко спрятаны и лишь постепенно обнаруживаются. Они захватывают героя так сильно, что он уже не может скрыть волнения и, услышав признание любимой, восклицает:

...Я готов обнять
Даже дом у Москвы-реки.
Повтори мне это опять!

Как и во многих других песнях композитора, тема любви переплетается с темой мирной жизни:

Сберегу от бурь и от гроз
Мир, в котором твое окно
.

Этот сложный строй чувств раскрывается композитором как будто очень просто, и в этом еще раз проявляется его мастерство.
Начало монолога рисует картину ночного пейзажа Москвы, передает настороженность синего сумрака, в котором на двенадцатом этаже не погасло лишь одно окно. Мы слышим чередование одних и тех же спокойных аккордов (мягкие плагальные обороты на длительном тоническом органном пункте), повторяющихся в одном и том же мерном ритме. Но постепенно скрытая напряженность прорывается в неуклонном поступательном движении мелодии вверх, усложнении гармонии, появлении терпких секундовых звучаний (пример 37). И вдруг эта напряженность разрешается в музыке припева. Она ярко контрастна всему предыдущему развитию, что помогает композитору выявить то чувство, которое охватывает в этот момент его героя. Пусть слова, которые он произносит, как будто незначительны:
А вокруг — ни машин, ни шагов., Только ветер и снег. В самом центре Москвы Не заснул человек.
Но прорвавшаяся вальсовость, светлый мажор, долго задержавшийся, как бы в момент лирического забытья, высокий, самый высокий в этой музыке звук и следующий за ним как бы легкий выдох-падение мелодии говорят об охватившем героя предчувствии огромного счастья (пример 37а).
Еще один, значительный этап в развитии песенного искусства — шестидесятые, семидесятые годы. Его во многом определили молодые поэты, встретившие войну детьми. Их духовный мир оказался глубоко отличным от мира того поколения, которое вынесло на своих плечах все тяготы тех страшных лет. Душа молодежи семидесятых была открыта и незащищена, хрупка и ранима, исполнена высокой нежностью и тревожными сомнениями. Эмоциональную атмосферу тех лет определяла поэзия Беллы Ахмадулиной, Евгения Евтушенко, Роберта Рождественского и многих других поэтов.

Фрадкин, как всегда, не остался глух к этим голосам. Он впитывал в себя живительные веяния нового искусства, и его музыка вбирала неведомые ранее оттенки чувств, удивительно, почти фантастично преображалась. Новым строем наполнилась и тема любви.
Раскованностью высказывания, сложностью языка, но все той же общительностью, красотой, благородством полны песни композитора этих лет.

В некоторые из них вошли образы несчастливой любви, затаенной тревоги. Таковы «Ночные вокзалы» на стихи Е. Долматовского, посвященные теме расставания, наполненного сомнением, болью, надеждой. Что связывало героев, чем вызвана разлука — размыто, зыбко, как «зыбко лицо дорогое в квадрате окна».
И поезд уходит во тьму осторожно, Уходит и медлит, и слов ожидает твоих.
Имитация движения, сумрачность, остановки, словно замирания в тревоге — в фортепианном вступлении. Это — песня-романс, монолог. Герой его пытается осмыслить прошлое и настоящее, он углублен в себя, мелодия его размышлений вырастает из одних и тех же повторяющихся интонаций и потом вдруг с силой, преодолевая «сопротивление», взмывает к вершине-вскрику. Вскрику отчаяния и надежды:
И все оказалось сложнее и проще, Гораздо сложнее и проще, чем думали мы.
(первый куплет)
Смятенность и раскованность чувств — в непредсказуемости мелодии, в прихотливой смене метра (5/4, 4/4, 5/4, 2/4, 4/4, 5/4, 6/4), в напряженности гармоний, щемящих, неразрешающихся. Устойчивое созвучие тоники появляется только в самом конце первой части куплета (пример 38).

Песни на стихи Рождественского
 Р. Рождественский

Обратим внимание на эту песню. С нее начинаются поиски новых средств выразительности, здесь композитор впервые с такой последовательностью обращается к переменному метру, к вживанию в древние пласты русской музыки, отмеченные
таким сложным размером, как 5/4 и 6/4. В дальнейшем эта тенденция углубится.
Еще большая, чем в «Ночных вокзалах», смятенность чувств в песне «Скажи мне что-нибудь» на стихи Р. Рождественского, в которой композитор проявил себя как тонкий психолог и глубокий знаток женской души. Она посвящена теме женского одиночества, ставшей особенно острой в послевоенное время. Желание счастья, нерастраченность чувств, стремление, быть может, в случайной встрече обрести радость самораскрытия и самопожертвования — вся эта сложная гамма переживаний воплощается композитором с экспрессивной открытостью, подчеркнутой стихами Р. Рождественского:
Чего ты хочешь? Правды? Лжи? Святая и неосторожная, Но шепчет женщина: «Скажи, Скажи мне что-нибудь хорошее».
Экспрессивно уже фортепианное вступление, сочетающее в мелодии стремительный взлет и горькую ниспадающую интонацию. Как знак упрямой надежды мелодия все возвращается к одному звуку, к одной и той же высокой ноте. Эта нота — септима лада, на которой невозможно удержаться, и потому мотив тут же соскальзывает, но повторяется затем снова и снова, как мольба.
Вступает голос рассказчика. Вначале он ведет свою, сдержанную, декламационную мелодию, и лишь постепенно она усложняется, ломается, взмывает и падает, а в это время пульсирующий ритм, стремительные восходящие и нисходящие тираты, горькие, стонущие мотивы партии фортепиано продолжают досказывать все, что скрыто, что глубоко внутри. Так, в этом контрапункте, сочетании двух образных сфер, раскрывается волнующая драма женской души (пример 39).
Но Фрадкин воспевает и счастливую любовь, находя каждый раз новые краски, наполняя свою музыку то восторженностью, гимничностью, а то покоряющей нежностью.

Одна из таких песен — «Всегда и снова» на стихи Е. Долматовского — отмечена особой какой-то эпической радостью. Сколько удивительных маленьких жемчужин родилось от слияния вдохновенного мастерства поэта и композитора! Какое молодое, неувядаемое чувство объединяло их творчество! И если порой не всегда поэтические опусы Долматовского отвечали строгим требованиям вкуса, как, например, в стихотворении «Нет, мой милый», к которому, однако, Фрадкин написал чудесную музыку, наполненную столь искренним чувством, что она заставляет обращаться к этой песне наших лучших исполнителей, то стихи к фильму «Эти непослушные сыновья» можно смело отнести к несомненным удачам их авторов.
Фрадкин нашел для них светлые, благородные краски. Он влил в свою музыку ароматы весны и щебетание птиц. Это щебетание скрыто уже в самом начале мелодии запева, но мотом открыто и звонко слышится в припеве, и мы проникаемся чувством вечного обновления жизни, которое несут стихи и музыка (пример 40).
Мечтой о встрече с любимой полна «Песня о счастье» на стихи В. Лазарева из кинофильма «Наши знакомые». Это — один из поэтических фрадкинских вальсов, приобретающих уже во вступлении концертный характер. (Здесь Фрадкин оказывается в русле еще одного важнейшего направления в развитии советской песни — усиления в ней черт эстрадности и концерности.) И хотя любимая далеко, а быть может, ее образ — лишь мечта, характер музыки вальса продиктован последними строфами стихотворения: «Где-то в мире твой след нижу я. Он — как утренний свет!. Нет, не случайно, счастье, я встречу тебя!».
И особой торжественностью, гимничностью, колокольностью пронизана песня из кинофильма «Молодые» «А любовь всегда бывает первою», также на стихи Е. Долматовского, приподнято-патетический строй которых —
Не боюсь высоты любой, Доберусь я до неба. Говорят, там живет любовь, Только там никто еще не был —
определил и характер музыки, пронизанной праздничностью, звонкостью.
Мелодия голоса начала песни — запева — очень сдержанная, мужественная, декламационная, поэтому ведущая роль в создании нужного эмоционального накала отдается фортепианной партии. И она будто вбирает в себя инструменты оркестра: бой литавр слышится в низких переливах басового голоса, как колокольчики звенят гроздья секунд, мощным хором tutti звучат красочные аккорды, наполненные сложным хроматическим движением подголосков (пример 41).

Это напряженное динамическое развитие, не прерываясь в конце запева, приводит к началу припева, содержащего основную мысль: «А любовь всегда бывает первою.» И на фоне все того же красочного фортепианного сопровождения появляется мелодия, ярко контрастная всему предыдущему развитию: песенная, открытая, очень светлая. Фортепианная партия захватывает крайние регистры, появляются все более яркие созвучия, музыкальную ткань украшают взлетающие, как искры, пассажи, и песня заканчивается фразой, звучащей у фортепиано и напоминающей торжественные баховские обороты. Так перебрасывается арка в глубь веков, утверждая мысль о вечности на земле любви и жизни (пример 41а).
В книге «О мелодике массовой песни» В. Зак говорит о том, что в песенном творчестве должно происходить «утверждение идеала высокой нравственной чистоты, а социальные идеи и моральные нормы общества превращаются в часть духовного мира личности, органическую черту характера, внутреннего «я» человека, приобщившегося к этому искусству». Песни Фрадкина, в том числе и его песни о любви, этим высоким задачам отвечают в полной мере.