И. Гегузин - Влюбленный в песню

Ноты к народным песням



Ноты, сборники с песнями

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

 

 

Огромное значение собирательской деятельности А. М. Листопадова сделало его имя известным далеко за пределами Дона. Он оказал благотворное влияние на ряд фольклористов, воспринявших методы его работы. О нем появились статьи, дающие высокую оценку мастерскому воспроизведению им текстов и напевов. Виднейший музыковед и знаток народной песни А. Д. Кастальский ставил записи А. М. Листопадова выше всех известных в литературе записей русской народной песни. Он отмечал, что записи текстов и напевов стоят у А. М. Листопадова на одинаково высоком уровне, имеют огромную художественную ценность, могут исполаяться хором без предварительной композиторской обработки. Кроме того, материалы, собранные А. М. Листопадовым, — значительный вклад в сокровищницу нашей музыкальной культуры.
Видя в А. М. Листопадове крупнейшего специалиста, к нему в 1934 году обратился Наркомпрос Таджикской ССР с просьбой заняться собиранием и изучением песен таджикского народа. С охотой приняв это предложение, А. М. Листопадов в течение двух лет живет в Таджикской ССР. За это время он провел большую плодотворную работу. Им были записаны песни таджикские, узбекские, уйгурские, иранские, памирские. Таким образом, его собрание пополнилось еще 350 песнями различных среднеазиатских народностей. В Сталинабаде он организовал научно-исследовательский кабинет музыки, преподавал в музыкальных училищах Ленинабада и Сталинабада, а также на музыкальных курсах при Государственном академическом театре.

Вернувшись в 1936 году на Дон и поселившись в Ростове-на-Дону, А. М. Листопадов налаживает фольклористическую работу, занимается многими организационными вопросами, чтобы придать делу собирания, изучения и пропаганды устно-поэтического творчества широту и размах. Он поставил перед собой задачу собрать песни гражданской войны и песни советского Дона.
И снова немолодой уже собиратель в пути. В 1936 году он побывал в Калаче, станицах Пятиизбянской, Голубинской, Нижне-Кундрюченской и Кочетовской. В 1937 году вновь отправляется в поездку, посещает Калач, станицы Голубиюскую, Пятиизбянскую, Филоновскую, Ерыженскую, Старочеркасскую, Багаевскую, Ниж-не-Кундрюченскую. В 1938 году он не смог выехать в экспедицию по болезни и очень горевал, что срываются его планы. Известный ростовский краевед Б. А. Лунин так рассказывал об этом:
«Вспоминается эпизод, относящийся к зиме 1938 года. Ростовская областная фольклорная комиссия снаряжала тогда экспедицию для сбора и записи в донских станицах образцов старых и новых народных песен, былин, сказов и частушек. Стояли суровые морозы, но понадобилось немало труда убедить Александра Михайловича отложить свое участие в экспедиции. Он уже обзавелся валенками и настойчиво требовал помочь ему достать полушубок, уверяя, что за любимым занятием он скорее преодолеет сзое нездоровье. Внимая настоятельным уговорам жены и врачей, А. М. обещал не принимать участия в экспедиции, но в назначенный час отъезда перед ее участниками предстала маленькая, закутанная в башлык фигура старого исследователя, и только с вокзала, уже перед самым отъездам, Александра Михайловича, больного, тяжело дышащего, с высокой температурой, удалось вернуть домой».
В 1939 году А. М. Листопадов посещает Калач, станицы Голубинскую, Пятиизбянскую, Старочеркасскую, Манычскую.
Участвуя в экспедициях и поездках в район боев под Сталинградом, он собрал пеюни гражданской войны, а также песни, отражающие жизнь советского казачества в нынешнее время, о доблестном труде колхозников, ударничестве, о любви к вождю революции В, И. Ленину.
В эти годы в различных издательствах страны вышли песенные сборники, в которых были опубликованы собранные им песни. Наиболее заметными из них являются сборники Военгиза, вышедшие «в 1936 и 1937 годах с помещенными в них 25 записанными им донскими казачьими песнями, сборники Музгиза «Песни донских и кубанских казаков» 1937 года также с 25 песнями, сборник Ростиздата 1938 года под тем же названием — «Песни донских и кубанских казаков с 23 песнями, сборник Сталинградского издательства 1938 года «Песни донского казачества» с 16 песенными текстами. Кроме последнего, во всех названных сборниках песни были даны с напевами.
В мае 1939 года Александр Михайлович сдал в печать свой основной труд «Песни донских казаков», включающий 1204 казачьи песни.
В 1940 году он принял участие в экспедиции, организованной Роетовским-на-Дону, Краснодарским и Нежинским педагогическими институтами в Приморско-Ахтарский район, Краснодарского края, к донским казакам-пнекрасовцам, возвратившимся из Турции после двухсотлетней разлуки с родной землей.
Неутомимый собиратель и исследователь донского фольклора Ф. В. Тумилевич, автор ряда трудов о народно-поэтическом творчестве казаков-некрасовцев, пишет:
«Некрасовцы являются потолками донских казаков (в основном голутвенных, т. е. бедных слоев), которые под руководством Кондратия Булавина дринимали участие в крестьянско-казачьем движении 1707—1708 гг., направленном против крепостнического строя. После смерти Булавина это движение продолжалось еще в течение нескольких месяцев. Среди руководителей его наибольшим авторитетом пользовался Игнат Некрасов; за ним шла основная масса восставших. После упорной борьбы царская регулярная и хорошо обученная армия с помощью домовитых (зажиточных) казаков нанесла восставшим сильные поражения: первое —22 августа 1708 г. под городком Паншиным и второе — в начале сентября 1708 г., под городком Есауловым».
Игнат Некрасов, стремясь спасти от полного разгрома и уничтожения остатки своих войск, переправился на левый берег Дона. С ним ушли, помимо его боевых отрядов, и жители многих донских городков. Уйдя с Дона на Кубань, они основали здесь свои селения. Затем, гонимые судьбой, большинство некрасовцев в сороковых годах ХУ1П.века переселилось в Добруджу, в устье Дуная. Постепенно сюда перебрались все некрасовцы. А в девяностых годах XVIII века началось переселение их в Турцию.
«Поселившиеся на Майносе казаки, — пишет Ф. В. Тумилевич, — были хранителями традиций старины. Они бережно хранили любовь к родине, национальное единство, обычаи предков, язык».
Это не противоречит заключению, к которому пришел А. М. Листопадов в своем исследовании «Песни казакосв-некрасовцев»:
^Возвратившиеся из Турции уже почти в наши дни некрасовцы, — пишет он, — бывшие донские казаки, принесли с собой свою казацкую речь, почти не отличимую от речи современных казаков Дона, свои старые обычаи вместе со старинной казачьей одеждой, которую носили в Турции, и свою песню, которую предки их когда-то играли на Дону. Все это возвратилось с ними в малоизмененном виде, несмотря на двухвековой отрыв от быта родины и на инонациональное и иноязычное окружение, в которых жили некрасовцы на чужой стороне».
Работа А. М. Листопадова в экспедиции к казакам^некрасовцам проходила в сложной обстановке, обусловленной разными причинами, в том числе и ее кратковременностью. Из четырнадцати человек только он один был фольклористом-музыкантом. Поэтому ему пришлось заняться совершенно необследованной стороной некрасовского песенного наследия — напевной. Собиратель проводил записи в станицах Ново-Некрасовской и НовонПокровской, а также в районном центре Ахтари. За пять дней было записано 38 песен, в том числе 32 в упомянутых станицах и 6 в Ахтари. Таким образом, к листопадовскому песенному собранию прибавились 22 бытовые — любовные и семейные (из них 13 карагоднык, гулебных и плясовых), 3 исторические, 11 песен военного быта и строевых, одна былинная и 2 свадебные.
Работа в экспедиции и собранный материал дали основание А. М. Листопадову сделать любопытные наблюдения. Хотя записана была всего одна былина «Ой, у молодца голова болит» («Садко на море»), отличающаяся своеобразной ритмикой, мелодичностью и, как прочие некрасовские песни, многоголосностью, А. М. Листопадов высказывает мнение, что у некрасовцев должно быть больше былин, и при более углубленных розысках наверняка встретились бы среди былинных героев и Добрыня Никитич, и Илья Муромец, и Алеша Попович.

Внимание собирателя привлек раздел исторический, состоящий в основном из песен, посвященных самому Игнату Некрасову, главе и предводителю не пожелавших покориться царю казаков. Песни эти, замечает А. М. Листопадов, являются подлинным творчеством самих некрасовцев, как появившиеся уже на чужбине. Остальные песни некрасовского репертуара или принесены с Дона, или какими-то путями проникли к некрас овцам в Майн ос впоследствии. «Возможно,—делает он предположение, — через соседей — новопокровцев, которые переселились в Турцию из румынской Добруджи уже во второй доловине XIX века».
«Для меня, —I пишет собиратель, — в течение долгих лет бывшего в непосредственном соприкосновении с донским казачеством, кровно связанного с ниве, насколько интересным в высокой степени и неожиданным было услышать от новонекрасовцев и ахтарцев подлинный донской казачий говор, настолько же донские старинные песни,. известные мне по собственным записям на Дону, а следовательно, бывшие еще в ходу среди донских казаков в конце прошлого и начале нынешнего столетий, когда я производил записи».
А. М. Листопадов обнаружил, что большинство записанных им некрасовских песен имеется в прежних его записях в более или менее близких вариантах. Во многих из них есть сходство и в текстах и в напевах, порою очень большое. Там, где отошла мелодика напева, сохранилось сходство в ритмическом строе. Во многих наблюдается сходство в текстах при различии "напевов. В некоторых песнях, наоборот, констатируется мелодико-ритмическая близость при различии сюжетов. Вообще же в текстах донских и некрасовских вариантов сохранилось больше сходства, нежели в напевах. «И это понятно, — замечает собиратель, — звуковая память менее прочна и менее долговременна, чем память предметная, сюжетная, ибо напев, не закрепленный на бумаге или другом материале, передаваясь только со слуха, подвержен большим, нежели текст, вариационным изменениям, чаще всего превращаясь в новый напев на тот же текст или на его вариант».
Сделанные А. М. Листопадовым записи песен казаков-некрасовцев представляют собой ценный материал как для сравнительного изучения донских казачьих песен, так и для ориентировочного установления времени создания наиболее древних из них, а также уяснения эволюции некрасовского песенного фольклора и языка. Собиратель делает заключение, что и эволюция напевных форм и звукорядов шла у некрасовцев тем же путем, что и на Дону, без каких-либо следов турецкого или иного влияния. Он замечает, что всем некрасовским песням свойственно многоголосие. «Некрасовская полифония, — пишет А. М. Листопадов, —будучи традиционной для русской песни всех местностей, населенных русскими, и сохранившись у казаков-некрасовцев на чужбине среди восточного одноголосия в течение почти двух с половиной веков, не должна оставить места для неправильного представления о русской народной песне, как песне одноголосной, живущего еще кое-где среди русских фольклористов. Песни некра-совцев, пройдя через народы и века, удержали самый стиль своеобразной народной русской полифонии, представляющей собой свободное движение различных голосов, не связанных требованиями узаконенной музыкальной теории (гармонии, контрпункта) и лежащей з основе песен донских казаков».

Вместе с тем собиратель отмечает и иное явление, заключающееся в там, что некрасовцы, сохранив многоголосную донскую исполнительскую традицию, принесли также обратно и донскую мелодику, однако утратившую в некоторой степени донскую подвижность, хотя меньшая мелодическая подвижность и сравнительно меньшая развитость естественны, как результат чуждого окружения.
Из всего сказанного видно, что песенная экспедиция к казакам-некрасовцам дала интересные и весьма существенные результаты. Больше А. М. Листал адову побывать у них не пришлось. Но изучение некрасовского песенного наследия продолжалось и в последующие годы. Привлекает оно внимание фольклористов и теперь. Особенно много записей различных жанров фольклора, бытующих у некрасовцев, сделано Ф. В. Тумилевичем.