НЕ ТОЛЬКО ДЛЯ СЕБЯ
Д.Кабалевский (ноты)
Книга советского композитора
Милые мои друзья!
Когда будете слушать кантату Прокофьева «Александр Невский», обратите
внимание на то, как ярко охарактеризованы в музыке два мира, два противостоящих
лагеря: русские воины и немецкие легионеры, «псы-тевтоны». Какими светлыми,
солнечными красками пользуется Прокофьев в первом случае и как зловеще
сгущены краски во втором! Музыкальные образы русских воинов полны жизни
и радости, несмотря на трудности и напряжение войны, а от образов «псов-тевтонов»
так и веет фанатичной злобой, смертью. Прислушайтесь — насколько мелодичнее
образы русских и насколько светлее и яснее в них гармония! С особым вниманием
прислушайтесь к тому, как эти два мира музыкальных образов, воплощающих
реальные, жизненные противоположности, сталкиваются и борются в той части
кантаты, которая изображает «Ледовое побоище», постарайтесь уловить момент
перелома, когда русские дружины пошли в решительное наступление, завершившееся
победой. А потом как можно внимательнее послушайте помер «Мертвое поле»
с песней девушки-невесты. По-моему, это одно из самых замечательных произведений
во всей нашей музыке. Эта песня показывает, как можно совместить в музыке
простоту с богатством содержания, яркую национальность с не менее яркой
индивидуальностью выражения. В самом деле, послушайте, какая простая мелодия
и какое простое сопровождение, но как бездонно содержание этой песни,
сколько в ной тоски, скорби, но вместе с тем любви к погибшему воину,
гордости за его героизм. И почти зримо ощущается картина: поле, усеянное
телами павших воинов, и одинокая скорбная фигура девушки. И как ярок национальный,
русский характер этой поспи, по вместо с тем как она необычайно своеобразна
— в ней с первой до последней ноты все свое, прокофьевское!
.Что главное в музыке Прокофьева? Невероятная широта восприятия мира,
богатство человеческих чувств и мыслей. И солнце. Человек у Прокофьева
бывает и радующийся, и печалящийся, и хохочущий, и рыдающий, и стремительно
несущийся к своей цели, и застывший в созерцании красивой природы. Музыка
Прокофьева — и о самых глубоких и нежных чувствах одного человека, и о
массах людей, об их движении.
У него музыка о любви и музыка о революции. В ней очень много нового,
в музыке Прокофьева. А повое всегда кажется очень трудным. Но как только
вы немножко вслушаетесь в это новое, вам даже покажется странным, почему
оно с первого раза показалось трудным. Так бывает не только в музыке,
так бывает во всем, в жизни вообще.
8 сентября I960 г.
Хорошо, что у вас была беседа о Рахманинове — это замечательный композитор. Я люблю его музыку и рад, что вам она
понравилась. Но, конечно, делать такие выводы, как сделали некоторые девочки,
что «Рахманинов выше Бетховена», — но стоит. Бетховен — композитор такой
титанической силы, он с такой полнотой и глубиной воплотил в своей музыке
современный ему мир и — более того — с такой неотразимой силой вторгся
своим искусством в будущее, вплоть до наших дней, что рядом с ним трудно
кому-либо устоять! Да и не нужно прибегать к такому прямолинейному сравнению
при оценке своего отношения к музыке. Замечательно то, что каждый великий
творец (и даже просто талантливый, если он по-настоящему талантлив) вносит
в мировое искусство что-то свое, неповторимое, что-то новое, чего до него
и без него еще не было и не могло быть. И вот тогда нетрудно уже будет
сказать, что Рахманинов, например, внес в мировую музыку очень много нового
и замечательного. И конечно же, как бы велик ни был Бетховен — «заменить»
Рахманинова он никогда не сможет, и его музыка по может нам дать то, что
мы находим и любим в рахманиновской музыке. А дальше уже многое зависит
от личных вкусов. И я охотно могу допустить, что кому-то из вас сейчас
Рахманинов кажется ближе Бетховена и рахманиновская музыка доставляет
ему больше непосредственной радости, чем музыка бетховенская. Ничего страшного
в этом я не вижу. Я только убежден, что со временем, если они будут продолжать
и углублять свое знакомство с музыкой, они, ничуть но умаляя достоинств
Рахманинова (а достоинства эти действительно очень велики!) и не отказываясь
от своей любви к Рахманинову, по-настоящему оценят силу и величие бетховенского
искусства. Л Рахманинов — гениальный композитор, и очень хорошо, что он
вошел сейчас в круг ваших интересов и вызвал даже какие-то споры. Такие
споры, возникающие вокруг замечательных явлений искусства, очень интересны
и очень полезны. Они всегда помогают проникнуть в глубь искусства и заметить
в нем то, что оставалось,
быть может, еще незамеченным
14 января 1951 г.
.Я давно не писал вам. Почти весь сентябрь провел в Румынии на Международном
фестивале и конкурсе имени выдающегося румынского музыканта Джордже Энеску
(он был композитором, дирижером, скрипачом и пианистом — другого такого
же универсального музыканта трудно припомнить, причем во всех этих областях
Энеску достиг первоклассных результатов). Октябрь и ноябрь, ни на что
не отвлекаясь, работал над «Реквиемом» и вчерне закончил его. Теперь надо
просидеть месяца три над приведением его в окончательный порядок. А декабрь
почти целиком прошел в поездке — с концертами, беседами, лекциями — на
Украине, главным образом в Донбассе. И вот только теперь могу взяться
за писание писем.
Несколько слов о живописи. Бывая во многих школах, я замечаю, что сейчас
среди ребят возрастает тяга и интерес не только к музыке, но и к живописи.
В очень многих школах появились так называемые «малые Третьяковские галереи»,
то есть время от времени сменяющиеся (путем обмена между школами) выставки
репродукций картин художников. Появился интерес к литературе о живописи,
стремление побольше узнать и о творчестве, и о жизни крупнейших отечественных
и зарубежных художников. Живопись (помимо того, что, как всякое искусство,
она доставляет эстетическое наслаждение) может очень помочь школьным занятиям.
Насколько глубже и ярче запечатлеваются в нашем сознании факты истории,
если они подкреплены эмоциональным воздействием исторической литературы
и исторической живописи! А разве не становится для нас более живым весь
мир, если к описаниям, почерпнутым нами из учебников географии, добавляются
образы той же художественной литературы и той же живописи, в данном случае
уже не исторической, а пейзажной. Это только самые простые и поверхностные
примеры.
.Очень интересными могут быть выставки современного искусства, показывающие
его связь с современной жизнью. Вот, например, в прошлом году два замечательных
советских художника были награждены Ленинскими премиями — Сарьян и Пророков.
Посмотрите на их работы — какие они разные; кажется, ничего общего между
ними нет, никаких точек соприкосновения. А вглядитесь и вдумайтесь. Сарьян:
солнце, синее небо, яркие пейзажи богатейших и плодороднейших земель Армении.
Художник беспредельно влюблен в жизнь и поет ей гимны в своих сочных,
красочных картинах. А вот Пророков: два цвета — черный и белый, ни света,
пи улыбки. Горе и страдание, но также мужество и ненависть. Мужество,
с которым борющиеся за жизнь люди переносят горе и страдание. Ненависть,
с которой эти люди относятся к войне, к тем, кто готов принести людям
новые страдания. Но ведь любовь к жизни и ненависть к смерти — это же
одно и то же! Это две стороны единого гуманистического мировоззрения передовых
людей нашей эпохи! И два выдающихся советских художника с огромной силой
и мастерством воплотили в своих творениях эти две стороны единого взгляда
на жизнь. Вот вам одна из множества тем для таких выставок. (Приведу еще
лишь один пример из совершенно другой области — тоже контраст и тоже единство:
Шишкин и Левитан. Природа могучая, суровая и природа лиричная, нежная:
две стороны чисто русской природы!)
6 января 1962 г.
Я думаю, что увлечение одним, искусством в ущерб другому должно носить
временный характер. Ведь музыка не в состоянии заменить литературу, точно
так же как литература не может заменить живопись, а театр — архитектуру.
В этом и заключается бесконечное, неисчерпаемое богатство искусства. И
сейчас наш идеал человека обязательно включает в себя любовь и интерес
ко всем искусствам и литературе, умение разобраться во всех искусствах.
Конечно, это не исключает и никогда не исключит преимущественного интереса
одних людей к живописи, других к музыке и т. д. Но все же я думаю, что
чем совершеннее будет становиться человек, чем богаче и глубже будет его
духовный мир, тем больше он будет ценить все духовные ценности, созданные
и создаваемые в его дни, и это будет относиться, разумеется, также и к
искусству.
Как важно, что для вас любовь к музыке теперь уже непременно сочетается
со стремлением вызвать такую же любовь к ней и у других! Молодцы! Вы ведь
знаете мою точку зрения на этот счет. Я считаю, что самому полюбить музыку
и узнать ее — это полдела. А вот вызвать такую же любовь в своем товарище,
который до того не чувствовал интереса к музыке, помочь ему поближе узнать
ее — вот это уже не полдела, а целое дело! И дело очень большое и важное!
10 февраля 1963 г.
.Стремление связать музыку с поэзией (а потом, надо думать, с живописью
тоже) я горячо приветствую. Очень важно и очень интересно увидеть и почувствовать
глубокую связь, которая существует между разными искусствами. И чем более
глубоко (не только во внешней форме и в сюжете, но и во внутренней идее)
вы научитесь эту связь обнаруживать, тем ближе и дороже будут для вас
становиться все искусства и тем больше вы будете чувствовать и понимать
их внутреннюю связь с жизнью. Искусство ведь существует не «рядом с жизнью»,
а «внутри жизни», как чудесная и важная часть этой жизни.
24 апреля 1964 г.
Постараюсь ответить на ваши вопросы.
На первый из них, впрочем, ответить не могу, так как хоть Розу Файн знаю
хорошо (по-моему, отличная скрипачка), по никогда не слышал, как она играет
концерт Шостаковича, и поэтому сказать что-либо об исполнении ею этого
сочинения не могу. Тем более ничего не могу сказать о скрипачке Юрико
Куронумо, так как вообще никогда ее не слышал. В общей форме я скажу так:
исполнительское искусство так многообразно, что мы буквально на каждом
шагу встречаемся с совершенно различной трактовкой одних и тех же произведений,
причем — при хорошем исполнении, конечно — все эти трактовки коренятся
в природе самого произведения, а не навязаны ему произволом исполнителя.
Лучшей, с моей точки зрения, трактовкой всегда будет та, в которой полнее,
многограннее, целостнее и точнее будет воплощено и раскрыто заложенное
в сочинении жизненное содержание (и конечно, его художественная форма).
Поясню на одном примере: некоторые исполнители Шопена подчеркивают в его музыке виртуозный блеск (он у Шопена есть), другие
— лирическое чувство (и это у него есть), третьи — простодушие народной
песни (это тоже есть), четвертые — драматический революционный пафос и
трагические ноты, окрасившие его жизнь вдали от любимой родины. А вот
придет пятый (именно таким исполнителем Шопена был Лев Оборин), и мы услышим
великого Шопена целостным, в котором псе эти грани его замечательного
творчества займут свое место, не подавляя, а дополняя друг друга. Думаю,
что это и будет лучшим и одновременно самым верным толкованием Шопена.
Но здесь не может быть никаких стандартов, поле для проявления индивидуальности
остается безграничным.
2 июня 1967 г.
Ваше последнее письмо прочитал с большим удовольствием. Я хорошо знаю
К. И. Элиасберга и отлично представляю себе, какой интересной была ваша
встреча с ним. Он много увлекательного мог рассказать вам — я был в Ленинграде
во время блокады (летал из Москвы па несколько дней) и с восхищением и
удивлением слушал репетиции и выступления по радио симфонического оркестра,
которым руководил К. И. Элиасберг. Он проявил себя в ту пору не только
как замечательный музыкант, но и как замечательный человек, гражданин.
Его деятельность и деятельность многих ленинградских музыкантов в годы
войны смело можно назвать деятельностью героической!
.То, что споры о современной музыке у вас продолжаются, — это очень хорошо.
Я убежден, что в результате этих споров вы уверенно станете отличать настоящее
новаторство от всяких «авангардистских» фокусов, которые иногда производят
впечатление своей внешней необычностью, но зато очень скоро обнаруживают
свою внутреннюю пустоту.
17 октября 1969 г.