Ц.Кюи - Избранные статьи

1887

Музыкальная литература



Музыкальныя литература, книги, статьи, рецензии, нотные сборники

 

 

ЮБИЛЕЙНЫЙ КОНЦЕРТ БЕСПЛАТНОЙ МУЗЫКАЛЬНОЙ ШКОЛЫ

 

 

В четверг, 12 марта, состоялся юбилейный концерт Бесплатной музыкальной школы. Программа его была следующая: «Увертюра на тему испанского марша» Балакирева, хор «Stabat Mater» Ломакина, «Скерцо» Мусоргского, хор «Встреча царя Грозного» из «Псковитянки» Римского-Корсакова, увертюра к «Кавказскому пленнику» Кюи, «Хор и половецкая пляска» из «Князя Игоря» Бородина, «Lа Reine Маb», скерцо из драматической симфонии Берлиоза «Ромео и Джульетта», второй фортепианный концерт Листа (Ментер) и «Тамара», симфоническая поэма Балакирева.

Русские композиторы
Владимир Васильевич Стасов


Об испанской увертюре Балакирева и о втором концерте Листа уже была речь в «Музыкальном обозрении», в № 6 и № 17 за нынешний сезон.
Хор Ломакина «Stabat Mater» не имеет большого музыкального значения, он сводится к чередованию красивых аккордов, но он звучит прекрасно и очевидно написан большим знатоком голосов, умевшим мастерски их располагать и сочетать с собой.

«Скерцо» Мусоргского — одно из его ранних произведений. Оно очень мило, игриво, свежо, а его трио, построенное на педали, весьма затейливо в гармоническом отношении. Но сильная впоследствии музыкальная индивидуальность Мусоргского в этом скерцо только кое-где и лишь слегка проглядывает.
Хор из «Псковитянки» Корсакова — чисто русский. Он основан на красивой народной теме, которая, развиваясь постепенно, с нарастанием масс хоральных и инструментальных, проведенная через разные тональности, доходит до замечательной силы, массивности, грандиозности. И все это достигнуто простыми средствами, без злоупотребления оркестровой орнаментикой, основано главным образом на силе основной музыкальной мысли, на силе тематической. От этой ясности и простоты ;сила впечатления хора еще неотразимее (он был повторен). Этот хор напомнил мне и всю «Псковитянку», превосходную, колоритную, талантливую оперу, с бесподобнейшей народной сценой потрясающей силы и правды (II акт), оперу, снятую с репертуара среди полнейшего успеха. Один в ней к Октальный недостаток: она написана русскими, поэтому на русской оперной сцене она никогда возобновлена не будет (в настоящее время дирекция возобновляет «Пуритан» Беллини. Это насмешка над музыкой, над русской оперой и над самою собой).
«Хор и половецкая пляска» Бородина отличаются необыкновенным разнообразием, колоритом, силой. Нигде мощный талант Бородина не проявлялся так ярко, как в его второй -симфонии и в «Князе Игоре». Этот номер оперы пестр и состоит из повторяющихся разных эпизодов и тем. Эта пестрота поясняется сценическим положением. Половецкий хан Кончак всеми средствами, и песнями, и пляской, старается развлечь находящегося у него в плену и тоскующего князя Игоря. Эта же пестрота дала возможность выказаться во всем своем блеске гибкому таланту Бородина. Тут есть эпизоды, и полные шутливой игривости, и полные восточной неги, и полные неукротимой, дикой энергии разгулявшегося народа, разнузданной; толпы. И все это в высшей степени оригинально, в высшей степени народно. Это — одна из самых ярких звуковых картин востока, одна из самых капитальных оперных народных сцен.* Скерцо Берлиоза «Царица Маб» - выдающийся chef d'oeuvre. В нем свежесть идей, увлечение, богатство красок и фантазии, волшебный звук оркестра соединились вместе, чтобы доказать всю силу выразительности музыкального языка. Во всем скерцо разлита тончайшая поэзия, все намерения выполнены с необыкновенно счастливым вдохновением (темой для этого оркестрового скерцо послужил известный монолог Меркуцио о царице Маб из шекспировской драмы «Ромео и Джульетта»). Какая в нем чистая и светлая красота трио; какое удачное изображение горячей свалки сражения (сон солдата); что за оригинальное и очаровательное по звуку -crescendo, со звонкими металлическими ударами cymbales antiques (маленькие тарелки с определенным звуком); какая прелесть в своенравных, капризных остановках начала и конца! И все-это, как под тончайшей, прозрачной, газовой оболочкой; все это точно слышится во сне. «Царица Маб» принадлежит к тому ограниченному числу счастливых произведений, которые и на музыканта, и на немузыканта производят одинаково неотразимое впечатление: на музыканта — своей дивной музыкой, на немузыканта— своим волшебным звуком.

Симфоническая поэма «Тамара», написанная на -сюжет стихотворения Лермонтова,— самое капитальное произведение Балакирева. Все, что может вложить в свое любимое произведение крупный художник,— свои глубокие думы, стремления, мечты, свои лучшие чувства, могучие мысли, вместе с законченностью формы и совершенством техники,— все вложено в «Тамару» Балакиревым, Она поражает силой и глубиной страсти и ее постепенным нарастанием до крайнего предела;, поражает яркостью восточного, удивительно выдержанного колорита; поражает разнообразием, блеском, новизной, оригинальностью музыки. И, быть может, более всего беспредельной красотой широкого заключения. В этом заключении несколько раз кажется, что Балакирев высказал все, что можно было сказать, что он дошел до последнего предела красоты и поэзии, что далее идти уже некуда, а он все еще находит новые пути, заставляет звучать еще более глубокие струны человеческого сердца, проникает в еще более идеальную даль.
Концерт этот, как было сказано, был юбилейным концертом, по случаю 25-летнего существования школы. Поэтому, не вдаваясь в подробную историю ее существования, приведу лишь несколько данных и укажу на ее задачи и на ее значение.
Школа была основана в 1862 г. Г. Я. Ломакиным, известным и талантливым дирижером превосходного хора певчих графа Шереметьева, и М. А. Балакиревым. Со дня основания и до 1867 ,г. они управляли школой вдвоем. С 1867 по 1875 г. директором школы оставался один Балакирев. С 1875 г. по 1882 г. школа находилась в ведении Н. А. Римского-Корсакова, а с 1882 г. управление школой вновь принял на себя Балакирев.
Первоначальная цель Бесплатной музыкальной школы заключалась в развитии у нас хорового пения. Эта цель достигалась в значительной степени, особенно в первые годы ее существования при Ломакине и Балакиреве; не одна тысяча человек прошла через школу; из ее учеников образовались два церковных хора — при греческой церкви и при церкви министерства внутренних дел; многие ученики школы вошли в состав хоров Певческой капеллы, дворцовой церкви великого князя Николая Николаевича старшего, почтамтского хора, хора Русского музыкального общества и так далее.
Вскоре к этой цели присоединились другие —цели чисто музыкальные. Школа всецело посвятила себя служению талантливой современной музыке как иностранной, так и в особенности русской. Цель эту школа выполнила самым блестящим образом. Лет двадцать пять тому назад Шумана знали только по имени, Берлиоза и Листа боялись и вовсе композиторами их не считали: Берлиоз был только дирижером, а Лист — пианистом. Из русских композиторов знали имена Глинки и Даргомыжского, но из их музыки знали только «Ивана Сусанина». Если сравнить это положение с современным, то можно только удивляться быстрому движению музыкального развития у нас. Этими поразительными успехами мы обязаны главным образом концертам Бесплатной музыкальной школы. В этом отношении и заслуги Русского музыкального общества значительны, но если Музыкальное общество много cделало для распространения у нас иностранной музыки (и то почин всегда почти оставался за Бесплатной школой), то относительно русской музыки оно было всегда исключительным и мало гостеприимным, а в нынешнем сезоне менее, чем когда-либо. Бесплатная школа начала знакомить с симфоническими произведениями Глинки, с гениальными страницами «Руслана», пропускаемыми в театре, с иностранными самыми передовыми, выдающимися композиторами; наконец, в концертах школы дебютировали наши самые замечательные современные композиторы: Балакирев, Корсаков, Бородин, Мусоргский, Глазунов. Для подтверждения сказанного приведу несколько произведений, исполненных в первый раз в концертах школы: Шумана — сцена в церкви из «Фауста», виолончельный концерт; Листа — «Пляска смерти», «Мефисто-вальс», фантазия на темы из «Афинских развалин», отрывки из «Св. Елизаветы» и «Христуса», «Божественная комедия», «Гамлет», хор «Слава Кириллу и Мефодию», «От колыбели до могилы» и т. д.; Сен-Санса — «Прялка Омфалы»; Мошковского — симфоническая поэма «Иоанна д'Арк», по которой никак нельзя было предположить, что талант ее автора так скоро и так жалко измельчает; Даргомыжского — женский хор из «Рогданы»; Рубинштейна — «Иван Грозный»; Балакирева— «Увертюра на чешские темы», «Тамара»; Кюи — увертюра к «Кавказскому пленнику», свадебный хор из «Ратклифа»; Корсакова— первая симфония, «Увертюра на русские темы», «Сербская фантазия», многие отрывки из «Псковитянки» и «Майской ночи», фортепианный концерт; Бородина — многочисленные отрывки из «Князя Игоря»; Мусоргского— хор «Поражение Сеннахериба», отрывки из «Бориса Годунова», из «Хованщины»; Глазунова — первая симфония, «2-я увертюра на греческие темы», элегия «Памяти героя»; Лядова — заключительный хор из «Мессинской невесты» и т.д. Кроме того, популяризировались и часто исполнялись, хотя и не в первый раз, частью малоизвестные, частью забытые симфонии и увертюры Шумана, «Те Deum» Берлиоза, его же отрывки из «Троянцев», из «Ромео», из «Фауста» и т. д. Из сказанного видно, что главным образом мы обязаны Бесплатной школе нашим современным музыкальным развитием и направлением вкуса.
Однако Бесплатная школа никогда де была популярной; публика ее игнорировала, критика ненавидела. Равнодушие публики объясняется тем, что концерты школы слишком выходили из обычной, торной колеи; что в них исполнялась музыка слишком оригинальная, слишком возвышающаяся над общим уровнем музыкального развития, оо слишком национальным и слишком современным оттенком (к чему мы относимся высокомерно, рабодействуя перед иностранным и отжившим, псевдоклассическим); что в них постоянно появлялись новые, неизвестные имена русских композиторов. Любопытно, что те же произведения и те же композиторы, появляясь впоследствии в Музыкальном обществе, встречали у массы другой уже прием. Бесплатная школа подготовляла почву. Ненависть критики объясняется еще проще: большинство наших критиков—неудачники, самолюбие которых не может помириться с независимым положением школы, а композиторское самообольщение с тем, что школа не могла в них признавать талант, который у них отсутствует. Наконец, еще одна причина малой популярности школы заключается в том, что вследствие неблагоприятных обстоятельств школе иногда приходилось прекращать свои концерты и почти всегда давать их в ограниченном числе.

Но если большинство публики относилось к школе равнодушно, то школа всегда имела свой кружок поклонников, горячих, постоянных, убежденных, кружок, постоянно разрастающийся, который неоднократно давал школе доказательства своего глубокого сочувствия, а в день юбилейного концерта устроил ей грандиозную овацию. Перед началом концерта был поднесен Бесплатной музыкальной школе адрес следующего содержания, покрытый- многочисленными подписями и прочитанный Т. И. Филипповым:
«Основывая в 1862 г. Бесплатную музыкальную школу, Г.Я. Ломакин и М, Л. Балакирев были одушевлены желанием дать большой массе недостаточных русских возможность учиться музыке; но вместе с тем, один из них, М. А. Балакирев, желал создать такой музыкальный центр, где бы предания Глинки и Даргомыжского — Создателей русской музыки хранились свято и ненарушимо и еще шире разрастались бы. Их горячие желания исполнились. В течение 25 лег своего существования Бесплатная школа дала музыкальные познания громадной массе желающих и в то же время она всегда была центром, где находили приют и где исполнялись создания Новой русской школы, мало понимаемые и ценимые в других местах.
В своей деятельности музыкальная школа имела счастье быть руководимой в истинных преданиях Глинки и Даргомыжского таким высоким национальным художником, как М. А. Балакирев, а впоследствии, когда внешние обстоятельства заставили его на время удалиться с музыкального поприща»—его товарищем и другом, высокоталантливым Н. А. Римским-Корсаковым. Оба они придали Бесплатной школе великое национальное значение, сознаваемое как у нас на родине, так и в остальной музыкальной Европе. Члены и преподаватели школы сочувственно и энергично помогали своим вождям в их начинаниях.
Мы все, поклонники русского национального искусства, поздравляя Бесплатную школу с ее истинно историческим прошлым, искренно желаем ей и на все будущие времена -продолжать ту прекрасную деятельность, какой ознаменовались первые 25 лет ее существования, и всегда иметь во главе своей таких же крупных русских художников, какие до сих пор направляли ее художественную деятельность».
После увертюры Балакирева, написанной на тему испанского марша, данного ему М. И. Глинкой, сестра Глинки Л. И. Шестакова с В. В. Стасовым поднесли ему альбом «От Бесплатной школы, товарищей и почитателей». После хора ия «Псковитянки» была поднесена Римскому-Корсакову Л. И. Шестаковой и И. Е. Репиным серебряная чернильница. После хора Бородина В. Ф. Пургольд поднес дирижерскую палочку Г. О. Дютшу, занимавшемуся в последнее время с хором Бесплатной школы. Перед «Тамарой» сын покойного Г. Я. Ломакина поднес Балакиреву венок с надписью: «Сотруднику и талантливому преемнику отца от В. Ломакина (сына)». После «Тамары» ему же, Балакиреву, члены Музыкальной школы поднесли венок с надписью: «Основателю Бесплатной музыкальной школы М. А. Балакиреву. XXV лет». И вообще весь концерт прошел с необыкновенным оживлением. Публика, видимо, была увлечена и исполняемым, и прекрасным исполнением, и знаменательным днем юбилея. Наибольший восторг выпал на долю Ментер, перворазрядной артистки, которая, быть может, никогда еще не играла с таким вдохновением и с таким неподражаемым совершенством. Кроме бесконечных вызовов, ей поднесли два букета, и на bis она исполнила транскрипцию Листа балета конькобежцев из «Пророка».

Окидывая еще раз взором наше музыкальное прошлое за двадцать пять лет, нельзя не признать за Бесплатной школой громадных заслуг, громадного значения; она всегда служила прогрессу, шла во главе нашего музыкального движения, она разорвала путы ложных авторитетов, она служила современному, а из современного — преимущественно русскому, она служила исключительно талантливому, она познакомила нас с самыми передовыми и замечательными западными композиторами, наконец, она колыбель Новой русской школы, которая нам дала наших самых талантливых, смелых, убежденных и оригинальных композиторов.
Пожелаем же ей и впредь продолжать свою славную и плодотворную деятельность, и пусть она выразится организацией постоянных ежегодных абонементных концертов.

 

 

ПЕРВЫЙ РУССКИЙ СИМФОНИЧЕСКИЙ КОНЦЕРТ
(А. Бородин)

 

 

Мы видели, что русская оперная музыка находится у нас в угнетенном состоянии. Русские оперы без всякой причины исчезают из репертуара, никогда не возобновляются, целая группа наших лучших оперных композиторов (Мусоргский, Корсаков, Даргомыжский с «Каменным гостем») зачеркнута; ставятся «Лалла Рук» и «Манон», возобновляются «Травиаты» и «Кумушки», процветают всякие иностранцы и т. д. и т. д.
Не многим лучше положение и нашей симфонической музыки. Наши лучшие по исполнению, самые посещаемые и самые многочисленные симфонические концерты — это концерты Русского музыкального общества. Когда лет тому двадцать пять эти концерты были основаны, то было решено, что в каждом из них будет исполнено, по крайней мере, одно русское произведение. В то время иначе и быть не могло, потому что тогда вся русская симфоническая музыка сводилась к самому ограниченному числу оркестровых произведений Глинки и Даргомыжского. Но с тех пор у нас явились такие крупные симфонисты, как Бородин, Корсаков, Чайковский, из заявивших себя вполне (я не называю Рубинштейна, потому что он космополит, особенно в своих инструментальных сочинениях, и распространен по всей Европе), и такие из начинающих, как Глазунов, Аренский.

Всякий год число наших симфонических произведений быстро возрастает, а Русское музыкальное общество продолжает им уделять то же скромное место. И, странно сказать, наибольшим простором они пользовались, когда этими концертами управлял иностранец Бюлов. Вследствие этого ограниченного места не все того стоящие наши симфонические произведения могут попасть в эти концерты, и самые замечательные, самые талантливые лишь через много лет могут быть повторены. Поэтому велика заслуга тех, кто организовал Русские симфонические концерты, «русские» не только по названию, но и по музыке, в которые открыт широкий доступ инструментальной музыке русских композиторов как зрелых, так и даровитых начинающих. Конечно, программы этих концертов, существующих уже второй год, односторонни, но эта односторонность вызвана другой, служит ей только противовесом, и, во всяком случае, она по своей цели более почтенна, симпатична, В музыкальном отношении — это наши лучшие, самые интересные концерты.
Первый Русский симфонический концерт был посвящен памяти Бородина и состоял исключительно из его произведений. Бородин был одним из самых талантливых наших композиторов после глиикинской группы. Талант его поражает своей гибкостью, разнообразием и оригинальностью. Бородин -богат музыкальными мыслями, его тематическое творчество роскошно. Темы его отличаются живостью, остроумием, юмором, грацией, певучестью, страстностью, глубиной, шириной и силой; а последние три качества не всегда составляют достояние и первоклассных талантов. Кроме того, Бородин — крупный техник-гармонист и контрапунктист. Гармонист он тонкий и изобретательный; в его гармонизации есть новое, свое. Он особенно любит интервал секунды, короткие хроматические франки, педали и понижающийся скачками бас, на котором он строит самые неожиданные и красивые модуляции. Контрапункты его затейливые, часто сложные, но всегда ясные. Соединения тем мастерские. Если к этому добавить замечательное ритмическое разнообразней, главное, мысль, чувство, страсть, постоянно оживлявшие все, что он писал, то станет понятно, какое имеют важное значение, какое высокое место в искусстве занимают его произведения.

Русские композиторы
Митрофан Петрович Беляев


Музыка Бородина и по своему складу, и по музыкальным мыслям — большей частью русская народная; но и востоку он уделял немало места, и в его произведениях славянская суровость и сила составляют художественный контраст с восточной негой и страстностью.
Капитальным номером концерта была вторая симфония Бородина h-raoll [.].
Вторым симфоническим номером, нередко у нас исполнявшимся и прежде, была музыкальная картина «В Средней Азии», прелестное, изящное произведение, в котором программа не помешала музыке, а звукоподражания не повлияли вредно па содержание. Все в ней красиво: и приближение каравана, и темы — русская и восточная,— обе характерные и резко друг от друга отличающиеся, и мастерское соединение этих тем, и инструментовка с возрастанием силы и звука, и постепенным замиранием в конце.
Кроме того, были исполнены в первый раз четыре следующие посмертные произведения Бородина.
Две части — Allegro и скерцо —из третьей, неоконченной симфонии — a-moll. Первое Allegro —мягкая, красивая, привлекательная русская пастораль. Быть может, она несколько эскизна и недостаточно развита, но и в таком виде она производит отрадное впечатление своей ясностью, обилием мыслей и народным колоритом. Скерцо вполне закончено и.широко развито. Общий его характер бойкий, веселый, гармонически и ритмически капризный и тоже народный с сельским оттенком. В нем очень ловко пятичетвертной ритм периодически прерывается двухдольными фразами большой силы, а трехдольное, певучее трио производит успокаивающее действие после назойливых и беспокойных пяти четвертей.
Увертюра к опере «Князь Игорь» яркая, блестящая, увлекательная. В ней изображены главные действующие лица оперы — сам Игорь, княгиня Ярославна, половецкий хан Кончак и его дочь. Кроме того, в начале и середине увертюры слышны резкие и оригинальные половецкие фанфары. Несмотря на обилие тем в увертюре, Бородин так ловко ими распоряжается, делая их то основными, то лишь служащими для связи, для перехода, что они не пестрят увертюру. А так как все они красивы и каждая страница увертюры полна жизни, то общее впечатление получается и цельное, и превосходное.
Половецкий марш из III действия «Князя Игоря» очень эффектен и колоритен. В его музыке есть что-то могучее, дикое, даже грубое и в то же время забавное, комическое, так что по характеру своему он представляет как бы смесь марша Черномора с «Афинскими развалинами» Бетховена. С чисто симфонической точки зрения в нем есть некоторые длинноты и лишние повторения, но на сцене, при надлежащей постановке, они могут быть незаметными.
Из этих четырех произведений первое Allegro третьей симфонии и увертюра к «Игорю» не были даже записаны Бородиным, хотя были вполне сочинены, и он их часто играл своим приближенным. Оба эти номера записал наизусть и инструментовал Глазунов. Он лее инструментовал и феерию третьей симфонии. Что же касается половецкого марша, то так же, как и вся опера, за исключением увертюры, она инструментована Римским-Корсаковым. Это уже третью посмертную оперу Корсаков приводит в порядок и инструментует: он это сделал для «Каменного гостя» Даргомыжского, для «Хованщины» Мусоргского и теперь для «Князя Игоря» Бородина. Корсаков сам выдающийся, талантливый композитор, но он ^жертвует своим временем и личными интересами в пользу более высоких цепей — в пользу искусства, в пользу других. Факт столь же редкий, сколь и отрадный, заслуживающий самого глубокого уважения. «Князь Игорь» уже печатается — и оркестровая партитура и фортепианное переложение. К будущему сезону он, несомненно, будет готов, и мы, быть может, вскоре увидим его на сцене, если только дирекция не предпочтет поставить вместо него «Верно! домино» или «Les noces de Jeanette», что вполне вероятно.
Из вокальной музыки Бородина было исполнено пять романсов; «Спящая княжна» — лучший его романс, красивый, мелодический, полный поэзии и волшебного колорита; «Фальшивая нота» — капризная юмористическая вспышка и «Отравой полны мои песни» — горячая, страстная вспышка, обе короткие, но неудержимо увлекательные; «Для берегов отчизны дальней» — без определенной, ясной темы, но с декламацией 'верной, выразительной, прочувствованной, выдвигающей текст, и «Арабская мелодия», состоящая из «восточных» гармонизаций и завитушек, красивых, но известных и начинающих уже приедаться. Два последних романса — рукописные.
Исполнение концерта было прекрасное. Оркестр нашей оперы шел отлично под превосходным управление Корсакова. Л. А.*** пела с той музыкальностью и той прекрасной фразировкой, которые редко встречаются в Петербурге, особенно у вокальных исполнителей.

Концерт имел полнейший успех. Увертюра к «Игорю», половецкий марш и три романса были повторены. Глазунову и Корсакову были поднесены венки, а последнему, кроме того, и дирижерская палочка от Е. С. Бородиной, жены покойного композитора, тоже не находящейся уже в живых.4 Происхождение этой палочки следующее. Лет десять тому назад Бородин, бывший профессором химии в Медико-хирургической академии, сформировал из студентов хор и оркестр, которыми и управлял лично до своей смерти. Студенты-музыканты поднесли ему однажды дирижерскую палочку. Вот эту палочку жена покойного и желала при случае передать Корсакову. Один из близких ее знакомых москвичей, прибывший в Петербург нарочно для этого концерта, исполнил ее посмертное желание.
Бородин и Чайковский — два наши композитора, наиболее известные за границей. Симфония Бородина и особенно его «Средняя Азия» обошли почти всю Европу. Квартеты исполнялись даже в Америке, в Буффало. Всюду оно было оценено по достоинству, исключая нас, далеко не сознающих всю тяжесть понесенной нами так еще недавно в лице его утраты.
P. 5. На этой неделе но репертуару назначены две иностранные оперы и одна -русская (два раза)—«Чародейка» Чайковского. Комментарии те же, что и прошлый раз.

 

 

ВТОРОЙ РУССКИЙ СИМФОНИЧЕСКИЙ КОНЦЕРТ
(Мусоргский, Балакирев, Римский-Корсаков)

 

 

[.] В концерте были исполнены следующие симфонические произведения [.];
2) «Интермеццо» (в сущности медленное скерцо) Мусоргского h-moll. Это интермеццо по музыке довольно пестро. Первая часть серьезна и сурова. Тяжеловесные, но сильные унисонные фразы выступают с классической важностью и лишь изредка прерываются жесткими аккордами. Во 2-м колене всякий классицизм исчезает, жесткость и сила заменяются ласкающей красивостью и мягкостью. Но при этом и второе колено сохраняет характер западноевропейской музыки. Трио же совершенно русское, полное грациозной бойкости, веселости, изящества. Эта смесь может быть неприятна, если к этому интермеццо применить только рассудочную оценку. Но музыка его так привлекательна, так талантлива, что во время его исполнения об этой пестроте не приходится и подумать. Оно безупречно и по содержанию и по форме, в нем нет слабого такта.

3) «Русь» — симфоническая поэма Балакирева — была написана в начале шестидесятых годов и тогда носила название «Музыкальной картины 1000 лет». Теперь она является в переработанном виде, впрочем, слегка и преимущественно в инструментовке. Форма этой симфонической поэмы ближе всего подходит к форме увертюры. Темами для нее послужили три русские народные песни (одна для медленной интродукции, две для Allegro увертюры)'. Первая из них мягкая, симпатичная, основанная на немногих нотах, построенная на оригинальном ритмическом рисунке, полна задумчивой и задушевной поэзии. Вторая песня спокойная, но не лишенная молодечества, выражающегося, между прочим, оригинальными завитушками, часто встречаемыми в русских народных песнях. Третья песня — сильная, энергическая, полная неукротимого, несколько дикого ухарства. Сначала эти темы являются отрывочно, в разных инструментах оркестра, потом оии растут и развиваются. Особенно начиная со второй темы Allegro, развитие это достигает замечательной ширины и разнообразия. Темы скрещиваются с собой, разрастаются, порождают новые, и интерес «Руси» усиливается до самого конца. Если бы нужно было указать на самые выдающиеся эпизоды этого произведения, пришлось бы цитировать все: до такой степени в нем' вдохновение идет об руку с глубоко обдуманным мастерством фактуры. Еще следует добавить, что «Русь», равно как и первая русская увертюра Балакирева,— прототип тех увертюр на; народные темы, которые были у нас впоследствии написаны в значительном числе. Все копировали у Балакирева созданную им новую форму, несколько мозаическую, вариационную, но полную блеска и интереса.

4) «Испанское каприччио». Каприччио Корсакова, состоит из нескольких отдельных частей. Оно начинается блестящим вступлением («Alborada»); далее следуют вариации на крошечную тему Andante, за которыми вновь повторяется «Alborada», играющая здесь как бы роль ритурнели. Далее идет цыганская сцена с песней («Scena е canto gitano») и, наконец, астурийское фанданго. Все каприччио основано на народных испанских темах. Все темы крошечные, скорее фразы, чем темы. Некоторые из них незначащи, как, например, тема вариаций, некоторые до исступления бойки, хотя и довольно-банальны («Alborada», которое сводится к чередованию двух аккордов); некоторые задорно-пикантны (цыганская песня). Разработаны эти фразки с редким мастерством, причем Корсаков не развивает их, а довольствуется варьированием гармоническим, модуляционным и контрапунктным с сохранением повсюду яркого испанского колорита музыки. Но не в этом еще главная сила каприччио, его характеристическая особенность, а в его инструментовке, доведенной до высшей степени совершенства. Это виртуознейшая пьеса для оркестра, то, что листовские рапсодии для фортепиано.

В настоящее время Корсаков первый инструментатор в Европе; но никогда еще он не доводил свою инструментовку до такой поразительной виртуозности, как в этом «каприччио». Правда, что он в нем и задавался главным образом инструментальными эффектами. Перечислить все эти эффекты нет возможности. Тут уделено обширное место сольным инструментам — скрипке, кларнету, флейте, арфе, даже маленькому барабану; тут мы находим самые необыкновенные и всегда красивые сочетания инструментов с собою; тут ударные инструменты играют выдающуюся роль, но всегда благородную и т. д. Это одно из самых ослепительных, самых ярких оркестровых произведений из всех существующих; оно поспорит с самыми замечательными произведениями подобного рода, как, например, «Итальянское каприччио» Чайковского, «Danse МасаЬге» Сен-Санса, «Мефисто-вальс» Листа, «Царица Маб» Берлиоза, а по бесконечному разнообразию эффектов, пожалуй, их и превзойдет. Невозможно не поддаться обаянию этих чарующих, волшебных звуков. Поэтому неудивительно, что это каприччио, превосходно исполненное оркестром, которому оно и посвящено, вызвало шумную овацию в пользу автора и было повторено, несмотря на свои значительные размеры. Это каприччио своим звуковым блеском затмило все остальные номера программы, которых исполнение к тому же казалось несколько вялым сравнительно с горячим исполнением каприччио.

В прошлом фельетоне я указывал на исключительность программ этих концертов, посвященных лишь русским композиторам. Этой исключительности можно только радоваться, так как она служит в пользу нашего искусства. Но к ней не следует присоединять односторонность. А односторонность существует в программах Русских симфонических концертов. О ней придется говорить не раз; в настоящем же концерте она сказалась тем, что среди виолончельных пьес не было имени Давыдова, а между тем в нашей виолончельной литературе он занимает первое место. В музыке могут существовать только две партии, два лагеря: партия хорошей и партия дурной музыки. Хорошая музыка должна пропагандироваться, кем бы и когда бы она ни была написана; дурная музыка должна устраняться. Личные же отношения: симпатии и антипатии, приводящие к односторонности, могут только уронить дело и повредить ему.
P. S. На этой наделе по репертуару назначены три иностранные оперы и одна русская — «Чародейка». Браво! Это прогресс в понимании театральной дирекцией своих обязанностей относительно нашего национального искусства.

 

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ КОНЦЕРТ УЧАЩИХСЯ КОНСЕРВАТОРИИ
(«И. Дамаскин» Танеева)

 

 

В субботу, 19 декабря, в зале Дворянского собрания состоялся концерт в пользу вспомогательной кассы музыкальных художников под управлением Рубинштейна, директора нашей консерватории, и с участием Танеева, директора Московской консерватории. Все исполнители — оркестр, хор и солисты — были ученики нашей консерватории (оркестр и хор, впрочем, не в полном своем составе). Концерт был очень интересен не только потому, что он познакомил публику с консерваторскими исполнительскими силами, но и потому, что он познакомил с одним крупным произведением русского композитора — с кантатой Танеева, никогда еще у нас не исполнявшейся.
Кантата посвящена памяти Николая Григорьевича Рубинштейна; она написана на текст, взятый из поэмы гр. А. Толстого «Иоанн Дамаскин»: «Иду в неведомый мне путь, иду меж страха и надежды» и т. д. Этих немногих слов достаточно, чтобы стал понятен религиозный характер и скорбное настроение кантаты. Фактура ее превосходна. Кантата состоит из трех частей. В первой и последней стиль многоголосный, в средней хор расположен преимущественно аккордами. Видную роль в кантате играет известный церковный напев «Со святыми упокой». Этим напевом, прекрасно гармонизованным, воспользовался Танеев для оркестровой интродукции своей кантаты, и потом этот напев является в первой и последней части, не нарушая их целости и самостоятельности, но сообщая им свой суровый, похоронный колорит. У Танеева огромные способности к многоголосной технике. Подобное введение новой темы в музыкальный номер, имеющий и без нее полное' и самостоятельное значение, подобное соединение тем — один из труднейших технических приемов, и он удался Танееву как нельзя лучше. Кроме того, вступления голосов, соединения с собою самых разнообразных мелодических рисунков, самая сложная контрапунктная работа,— все это не только интересно и безупречно у Танеева, но красиво. В постройке кантаты один только эпизод мне кажется неуместным — это употребление несколько раз в первой части церковного напева «Упокой, господи, душу усопшего раба твоего» без всякого изменения. Здесь музыкальная правда переходит в реализм, в фотографию, не составляющие задачу искусства.

Композитор Танеев
Сергей Иванович Танеев


Но при всем значении техники, одной ее недостаточно для художественного произведения, нужна еще выразительность, нужны музыкальные мысли. Выразительность в кантате Танеева полная; верное настроение выдержано сплошь. Характер первой части — порывистая, глубокая скорбь; второй— более мягкая, просветленная надеждой; характер третьей части не лишен величия. Третья часть вновь приводит к заупокойному напеву начала; прекрасное выражение слабости человеческого духа, оплакивающего утрату дорогого существа, несмотря на надежду, что «там» ему лучше, светлее, счастливее. Это настроение, верно сплошь выдержанное, производит значительное впечатление. Что же касается музыкальных мыслей, То значение каждой отдельной фразы Танеева не особенно рельефно. Но в многоголосной музыке это не составляет недостатка, так как полифония действует совокупностью своих фраз, а не каждой из них в отдельности. Еще добавлю, что ритмом Танеев владеет не менее мастерски, как и многоголосием; что кантата хороню инструментована и прекрасно звучит; что она была удачно исполнена под управлением автора и имела бесспорный успех; что наше искусство обогатилось одним произведением, оригинальным по колориту и выдающимся по достоинствам; что оно обнаружило в Танееве превосходнейшего музыканта с несомненным композиторским дарованием [.].