Композитор Георгий Портнов

Музыкальная литература

Песни из кинофильмов и спектаклей

Книги, литература, статьи о музыке
ноты

 

НАЙТИ СВОЮ ПЕСНЮ

 

 

Найти свою песню... Что кроется за этими словами? Поверните ручку радиоприемника в любое время суток — и вашу комнату наполнят десятки мелодий, знакомых и незнакомых, грустных и радостных, на разных языках, в разных ритмах.
Вы проводите вечер у телевизора... И опять звучат песни, песни в телефильме, в концертной программе или просто в передаче «Погода на завтра».
Вы идете по улице, и со всех сторон на вас смотрят яркие афиши, приглашая, зазывая на концерты песни.
Песня настигает вас везде — в парикмахерской, в фойе кинотеатра, в обеденный перерыв, в такси, на лесной прогулке... Она словно говорит: «Я всегда к вашим услугам, не нужно тратить почти никаких усилий, чтобы встретиться со мной. Выразите только желание, и я найду вас повсюду».
Но вы проходите равнодушно мимо одних афиш и останавливаетесь у других, из сотен новых песен в письме на радио вы просите повторить лишь немногие. Вы просматриваете огромные каталоги в магазине грампластинок, чтобы найти именно ту единственную песню, из-за которой вы пришли сюда.
Вы ищете свою песню.

Но за каждой песней стоят имена тех, кто дал ей жизнь,— композитора, поэта, исполнителя. И перед ними возникает тот же самый вопрос: как найти свою песню?
Если слушатель обычно специально не задумывается, почему он одной песне предпочитает другую, то ее авторы не могут полагаться только на интуицию. Для них найти свою песню — это решить множество конкретных задач. Прежде чем композитор начнет писать ноты, поэт — стихи, а исполнитель выйдет на эстраду, каждый из них уже не раз думал о будущей, еще не рожденной песне. Они как бы стоят на пересечении множества дорог в мире песни и еще не знают, куда приведет каждая из этих дорог — к вершине успеха или к неудаче, будет ли у песни жизнь долгая или короткая.
Само собой разумеется, что на успех надеются все. К легкому успеху приводит обычно дорога проторенная, «затоптанная» штампами, уступками нетребовательному вкусу. К трудному успеху ведет путь исканий.
Георгий Портнов хорошо знает законы искусства песни. Он пришел в песню три десятилетия назад. Когда был молод. Когда молодыми, начинающими композиторами были Андрей Петров и Александра Пахмутова, Андрей Эшпай и Вениамин Баснер. Когда только начинали свой путь Эдита Пьеха и Эдуард Хиль, Мария Пахоменко и Иосиф Кобзон.
Он был одним из тех, кто сумел сказать свое слово, найти свою интонацию, свой голос в многоголосном песенном хоре.

«Неужели это мне одной?» — вероятно, как раз та песня, в которой сконцентрировались многие характерные черты песенного дарования Портнова. Как же эта песня отражает «лицо» автора? Почему она была одной из самых популярных долгие годы?
Попробуем на минуту оживить ее для себя, «озвучить» музыкальное воспоминание.
Короткие прерывистые фразы, словно тихая беседа с самим собой: «Сколько солнца... Сколько света... Неужели это мне одной?..» А дальше — уже радостной скороговоркой: «Я ветрами теплыми согрета, жмурюсь я от солнечного света. И сверкает море предо мной». Затем вновь повторяется фраза из первого двустишья: «Неужели это мне одной?» — но звучит она уже по-иному. Если в первый раз в ней слышался немножко удивленный вопрос, обращенный к самой себе, то теперь это уже всплеск открытого чувства — обращение ко всем, к каждому. И далее в четком, энергичном ритме вступает красивая пластичная мелодия, выросшая из разговорных фраз запева: «Подставляйте ладони! Я насыплю вам солнца».
Но композитору словно мало одного припева. Он сочиняет еще один — светлую песенку без слов, только радостно-бездумное «ла-ла-ла». И в конце этого второго припева так ласково звучат изгибы мелодии: «эта песня — солнышко и море». Именно солнышко. Весь музыкально-поэтический строй песни трогательный, ясный, чистый.
Давайте вспомним и об ее исполнителях, их голосе, их облике. Может быть, первый раз вам довелось ее услышать в исполнении Алисы Фрейндлих или в столь знакомой «задумчивой» манере Майи Кристалинской. Каждая из них, конечно, вносила в песню что-то новое, свое. И все-таки прежде всего песня Портнова — это его песня, кто бы и как бы ее ни пел. Слушая многие другие его песни, мы невольно узнаем в них знакомый почерк, столь ярко проявившийся именно в песне «Неужели это мне одной?»
Обычно распространено такое мнение: чем проще песня, чем она безыскуснее, чем быстрее она «липнет» к слуху, тем шире ее популярность. В этом секрет так называемого шлягера. Но как раз в этой песне Портнова нет привычных примет шлягера. Ее мелодия достаточно прихотлива и изысканна. И с первого раза, конечно, не запомнится. Да и по форме она не так уж проста. В ней, как говорят музыканты, «много материала»; она словно состоит из трех разных песен. В чем ее секрет?
Вопрос о путях успеха песни необычайно сложен. Можно смело сказать, что это один из самых существенных и одновременно запутанных вопросов песенного жанра. Конечно, можно лишь догадываться, почему одна песня становится популярной, а другая нет.
Попытаемся разобраться в.этом, столь непростом явлении на примере песни «Неужели это мне одной?». Гордиев узел можно было бы разрубить одним ударом, сказав, что песня эмоциональна, выразительна, написана на отличный, высокопоэтичный текст Ю. Принцева, то есть, иными словами, сказать, что она просто талантлива. И поставить на этом точку.
Но в истории советской песни бывало и так: несомненно талантливый композитор вдруг пишет одну за другой песни, которые вроде бы не хуже его предыдущих, имевших всенародный успех, и мелодии прекрасные, и со стихами они в полной гармонии, и мастерство есть, и вкус, а признания у слушателей нет.
Видимо, успех песни зависит не только от хорошей мелодии и от хороших стихов (хотя это тоже очень важно), не только от непостижимого «Ничего не попишешь, талантливо!» и не только от обычной отговорки неудачников: «Вот десять раз сыграют по радио, так все запоют», И зависит этот успех во многом от причин на первый взгляд совсем далеких от музыки, ее специфики, ее профессиональных секретов.
Давайте вспомним, когда песня Портнова «Неужели это мне одной?» стала популярной? И быть может, это «когда» приоткроет нам завесу над тайной популярности.
Время появления этой песни на песенном «небосводе» — начало 60-х годов — было примечательно любопытным явлением. Что тогда особенно привлекало в литературе, в кино, в советской и зарубежной песне? Ограничимся простым перечислением, казалось бы, ничем не связанных имен и названий: «Маленький принц» Сент-Экзюпери, мальчишки в повестях Тендрякова, юный певец Робертино Лоретти, Алеша в «Балладе о солдате» Чухрая, «Над пропастью во ржи» Сэлинджера, «Пусть всегда будет солнце» Островского, итальянская песня «Романтика», Никита Михалков в фильме «Я шагаю по Москве», по-детски звенящий голос Ирины Бржевской («Я уехала в дальние степи, ты ушел на разведку в тайгу...»), фильмы «Прощайте, голуби», «Сережа», «Дом, в котором я живу»... Все чаще и чаще в те годы встречалось выражение «мир глазами ребенка». Мир, словно увиденный впервые — чистым, доверчивым взглядом.
А теперь попытаемся ответить на такой вопрос: сколько лет героине песни Портнова «Неужели это мне одной»? Вы, наверное, согласитесь, что она очень молода, что она только вступает в жизнь, открывает ее для себя впервые. Может быть, это даже девочка-подросток. Именно так пела ее замечательная драматическая актриса Алиса Фрейндлих — скромно, даже как будто стесняясь, переполняющих душу чувств.
Второй вопрос. О чем поет героиня песни Портнова? О любви? Но о какой любви? Разве эту песню можно отнести к жанру любовной лирики? В тексте даже ни разу не встречается традиционного для такого рода песен обращения к любимому. И тем не менее это объяснение в любви — в любви к миру, к природе, к людям, ко всему окружающему — то чувство, которое особенно остро испытывают самые молодые.
Вспомним манеру и репертуар замечательного мастера песенного жанра, самой популярной в военные и послевоенные годы артистки Клавдии Шульженко, «коронные номера» ее репертуара, любимые публикой лирические песни: «Записка», «Синий платочек», «Не тревожь ты себя, не тревожь». Все эти песни поются словно от имени зрелых женщин, немало повидавших на своем веку, познавших и измены, и горечь разлук.
Да и мужские лирические песни тех лет чаще всего пелись от лица уверенных в себе людей, крепко стоящих на ногах, твердо представляющих, что им надо в жизни, с суровой нежностью взирающих на своих подруг. Подчас даже со снисходительно-грубоватой улыбкой: «Первым делом, первым делом — самолеты, ну а девушки, а девушки — потом».

Вспомним «прокуренный», хрипловатый голос Марка Бернеса. Вспомним героев его песен 40-х годов. Чувствуется, что это люди с большим жизненным опытом, прошедшие трудные дороги войны.
Как непохожи на них девушки и юноши — героини и герои песен второй половины 50—60-х годов!
Конечно, очень трудно и даже невозможно точно наметить ту границу, которая отделяет песни одного времени от другого, тем более что многие старые песни продолжают свою жизнь или обретают вторую молодость. Как это, например, случилось с рядом песен 30-х годов или военных лет.
Но все-таки есть и известная доля справедливости в старой немецкой пословице: «Новое время — новые птицы, новые песни». И как любопытно подмечать эти чуть заметные сдвиги именно в лирической песне, в песне на вечную тему любви.
История советской песни — это история постоянного обновления, поисков новых тем, новых образов, новых героев. И вызвано это отнюдь не субъективными причинами — мол, такой-то композитор вдруг решил «открыть Америку», повернуть песенную магистраль в свою сторону, в соответствии с его неповторимой индивидуальностью. Песня, как никакой другой вид музыкального искусства, питается соками жизни. Это тот жанр, в котором почти отсутствует индивидуалистское «я так считаю, я так хочу», вполне правомочное в других сферах музыки. Композитор, пишущий песню, не может только заниматься самопроявлением, самовыражением. Даже если он лирик по своему дарованию, то в песне он должен выражать лишь те чувства, которые способны вступать в резонанс с чувствами миллионов других людей.
Песенный талант — талант специфический. Это особая способность чутко улавливать, подобно стрелке барометра, любые перемены в общественном «климате».
Музыку часто сравнивают, пользуясь известным выражением Л. Толстого, со стенограммой чувств. Хотелось бы вспомнить мысль, высказанную однажды талантливым ленинградским композитором и критиком Александром Черновым в его книге «К спорам о современной музыке»: «Музыку правильнее называть не стенограммой чувств (ибо мы знаем, сколь часто стенограммы бывают лишь приблизительной регистрацией речи), а сейсмограммой, той самой современной сейсмограммой, которая регистрирует самые глубокие и отдаленные толчки, часто незаметные никому, кроме прибора. Многие утверждают, что мы любим, печалимся, страдаем, восторгаемся так же, как наши далекие предки. Во многом мы чувствуем так же, как и люди эпохи паровых двигателей. Но не совсем так же. И даже не так же, как предыдущее поколение. А всего лишь почти так же. Вот это «почти» очень существенно. Музыка, по-видимому, очень тонко реагирует на эти коварные «почти».
Продолжая мысль Александра Чернова, можно добавить, что из всех музыкальных жанров именно песня наиболее «мобильна», наиболее точно способна улавливать эти «почти». Именно в песне отсчет времени ведется самыми короткими промежутками.
Если можно, например, говорить о чертах симфонии XX века, то понятия «песня XX века» вообще не существует. Не случайно во всех книгах по истории советской песни речь обычно идет о десятилетиях: песни 20-х годов, песни 30-х годов, песни военных лет и т. д. И даже такие вполне традиционные градации, как жанровые,— патриотическая песня, лирическая, шуточная — не могут дать полного представления о той или иной песне без указания на дату ее рождения.
Песенный композитор не может вообще писать о любви, вообще о героизме. «Неужели это мне одной?» стала популярной потому, что за ней, как и за каждой хорошей песней, стоит не только талант автора, ее сочинившего, но и своеобразие времени, вызвавшего к жизни именно данную песню.
Юношеская открытость миру, душевная щедрость — характерные черты лирического героя и многих других песен Портнова.
В песне «Я счастье несу» (из спектакля «Первый встречный») на стихи Ю. Принцева такой же светлый, мажорный колорит, мягкая, свободная по ритмике мелодия. И близкий круг поэтических образов: цветущая весенняя природа, пьянящее ощущение счастья, душевной щедрости.
Забудь свою грусть, И поделимся счастьем. Возьми, сколько хочешь, И рядом пойдем. Смотри, как смывает Остатки ненастья Весенним лукавым дождем.

Обратимся еще к одной типичной для Портнова песне тех лет: «Белые ночи» на стихи Е. Гвоздева (из спектакля «Проводы белых ночей»). Снова признание в любви. На этот раз — к родному городу. Так же, как и в двух предыдущих песнях, герой здесь очень молод, полон светлых чувств, доброты. Ему все нравится, даже дождь:
Мелкий дождь моросит, до чего ж он хорош! Я по лужам брожу без пальто, без галош.
Радость, тепло словно не могут удержаться в душе, им необходимо выплеснуться наружу, в мир, к людям. Поэтому в конце каждого куплета звучит фраза-обращение: «Если ты с малых лет в Ленинграде живешь, ты поймешь меня, друг, ты поймешь».
Лирические монологи — целое направление в песенном творчестве Георгия Портнова. В них отчетливо «высвечивается» особая манера композитора: теплый и спокойно-задушевный тон его лирики, часто с налетом светлой грусти, пластичный и уравновешенный рисунок свободной по дыханию мелодики, в которой словно специально сглаживаются острые углы, резкие повороты. Можно сказать совершенно определенно, что Портнов — композитор-лирик, какими бы тонами его песенная лирика ни была окрашена.
Вот две песни на стихи К. Григорьева, в которых лирическое чувство с оттенком лукавства, озорства,— «Давайте знакомиться,— месяц май» и «Песенка о ветре». Особой популярностью пользовалась «Песенка о ветре» (из кинофильма «Когда песня не кончается»). Снова перед нами эпизод из жизни очень молодого человека. Тут уж, казалось бы, песня прямо о девичьей любви. Шаловливая, кокетливая девушка бежит на свидание и по дороге разговаривает с ветром:
Ветер, ветер, не надо дуть, А то все небо закроют тучи. Ты прогони их куда-нибудь — Ведь я при солнце гораздо лучше.
Но, как бывает в ранней молодости, это свидание с придуманным любимым. Это еще не встреча, а лишь желание встретиться.
В 60-е годы много писалось таких «любовных песен»: «Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу» (А. Флярковский и Р. Рождественский), «Над лодкой белый парус распущу, пока не знаю с кем» (А. Петров и Г. Шпаликов).
В песнях Георгия Портнова этого периода молено заметить характерную стилистическую примету тех лет: в мелодию проникла разговорная интонация, выразительность произносимого слова. С чем это было связано? Может быть, с тем, что интеллектуализировалась песенная поэзия? Впрочем, об этом в то время писалось как со знаком плюс, так и со знаком минус.
Все большее внимание стало уделяться звучащему слову. Вспомним, что как раз в то время выдвинулась целая плеяда исполнителей, обладающих особым даром общительности, способных установить атмосферу дружественного, доверительного разговора с аудиторией (М. Кристалинская, И. Кобзон, Л Клемент, Э. Хиль, Э. Пьеха, М. Пахоменко и др.). Тогда же стали особенно популярны песни в исполнении драматических актеров — Владимира Тро-шина, Олега Анофриева, Алисы Фрейндлих.
В исполнении песен нового типа предполагалось наличие микрофона, способного, подобно микроскопу, увеличивать малейшие нюансы чувства, приближать к слушателю каждое слово, даже шепотом произнесенное, каждый вздох, каждую выразительную паузу.
Увлечение речитативностью в какой-то мере было вызвано и знакомством с манерой французских шансонье — Жильбера Беко, Жака Бреля, Шарля Азнавура.
Стремление к речитативности — отличительное свойство песен 60-х годов. Может быть, речитативность в то время не всегда замечалась, настолько она была привычна. Но теперь уже, сравнив песни тех лет с песнями предшествующих периодов и 70—80-х годов, действительно становится ясно, что в том или ином виде, в тех или иных «дозах» речитативность проступает в большинстве песен этого времени,— у Бабаджаняна, Петрова, Колкера, Таривердиева, Пожлакова.
Возникли и новые «стандарты» песенной формы. По традиции большинство песен сохраняло куплетное строение с разделением на припев и запев. Но в целом ряде песен благодаря влиянию речитативности припев и запев оказались в новом соотношении.
Средоточием речевого начала в них является запев. На фоне отдельных аккордов в аккомпанементе, будто случайно брошенных звуков, идет свободный, квазиимпровизированный речитатив, все как бы созревает для основного, «ударного» момента песни — броской мелодии припева.
У Портнова — речитативность особого рода. Композитор Аркадий Островский писал в 1964 году о песне «Неужели это мне одной?»: «В ней есть новый прием. Есть изобретение. Прежде всего, прелестный речитатив. Это песня-монолог, лирическое высказывание. Это не мотивчик, повторенный в полдюжине одинаковых куплетов. Как-то по-новому передано настроение. И я вас уверяю, что вскоре и другие авторы постараются написать в этом плане».
Действительно, в этой песне есть преодоление сложившегося в то время стандарта. Запев-речитатив? Да. Но обратите внимание на то, что он в чем-то непохож на распространенный в то время тип речитативности, каким-то нюансом отличается от него.
Проделаем мысленный эксперимент. Представим себе, что мы без слов и без сопровождения напеваем мелодию запева очень популярной в свое время песни «Ариведерчи, Рома». Сразу же разрушится ее осмысленность, она превратится в набор случайных звуков, так как в ее пластике главенствует чисто речевая природа. Сделаем то же самое с песней Портнова. «Разрушения» не происходит, ее можно «петь», особенно певуче звучат вторая и четвертая фразы («Неужели это мне одной?», «И сверкает море предо мной»). Здесь, по существу, нет сугубой разговорности, как в итальянской песне. Испытывая на себе бесспорное влияние слова, выразительности его произношения, непринужденная и свободная по структуре мелодия запева в песне Портнова тем не менее обладает собственно музыкальной пластикой. Это тот тип мелодики, который в опере чаще всего определяют как ариозиость, как переходную форму от сугубой речитативности к закругленной распевности.
В песне «Я счастье несу» нет традиционного разделения на запев и припев. Она вся идет «на одном дыхании». Здесь тоже органичное слияние выразительности слова и музыки. Мелодия песни словно вырастает из одного «зерна», достигает своей кульминации и тихо «истаивает» на «многоточии».


Песенное творчество Георгия Портнова разнообразно как по выбранным темам, так и по выраженным в них настроениям. И все же, как бы ни отличались его песни друг от друга, их объединяет лирический тон высказывания, свойственный всему творчеству композитора.
Лиризмом пронизаны и песни на гражданскую тему. Песня «Увела солдат война» была написана для фильма «На войне как на войне». И хотя специальный раздел книги будет посвящен киномузыке Портнова, здесь хотелось бы вкратце охарактеризовать фильм режиссера В. Трегубовича, так как это поможет нам лучше проникнуть в содержание песни.
Само за себя говорит название фильма. Это будни войны, неприкрашенная ее правда. Фильм повествует о том, как самые обыкновенные, внешне ничем не примечательные люди, люди, так сказать, негероического склада характера становятся героями. Но даже и сам подвиг их изображен не как необычное, из ряда вон выходящее событие, а как естественное проявление человеческого характера, человеческой натуры — там, где это оказывается нужным.

Последние кадры фильма. Друзья погибшего копают могилу. И старый солдат Бянкин говорит, вздыхая: «Повезло Мишке. Своя земля ему досталась,..»— будто думая: где-то самому придется сложить голову.
И вступает песня — словно продолжение этой простой, бесхитростной и одновременно полной глубокого смысла фразы. Она звучит в том же эмоциональном ключе, что и весь фильм,— задумчиво, неторопливо, без внешней патетики и громких слов. И поэтому особенно глубоко трогает.
Песня «Увела солдат война» — о земле. О родной земле, в которую люди вложили столько забот и труда и которая так дорога каждому солдату. О земле, исковерканной, как и людские судьбы, войной. Земля в песне будто живой человек, который может испытывать разные чувства:
Пропахла порохом земля. Она забыла запах хлеба.
А ей бы теплого дождя И голубого неба.
Так обычно оживляют, очеловечивают неодушевленные предметы только в народных песнях! Да и с самой войной словно идет разговор по душам, разговор «на ты»: «Зачем ты сделала, война?..»
Каждое слово, каждая строчка выразительного стихотворения Вольта Суслова находят проникновенное выражение в музыке: и в суровом, мерном движении аккомпанемента, и в скупой оркестровке с отдельными «репликами» трубы, и, главное, в мелодии песни, записанной для фильма Вилем Окунем и ансамблем «Романтики». Какое удачное применение находит здесь типичный для Портнова склад мелодики, где органично сливается выразительность речевая и музыкальная.
Воспоминания о войне. Слишком живы они в памяти поколения Георгия Портнова. Но это не только воспоминания. Это и обращение к молодым, родившимся и выросшим после войны.
Теме неразрывной связи поколений посвящена песня «Дорога отцов» на стихи Вольта Суслова. В ней поется о том, что новые дороги, дороги молодых,— продолжение героических дорог их отцов. Песня — в характере сурового походного марша. Но отдельные «лирические инкрустации» просветляют и утепляют ее колорит. Так, в припеве повторяется тема вступления, которая содержит два разных музыкальных материала: неуклонное нисходящее маршевое движение в первой фразе и открытый, лиричный, свободный по ритмике мелодический оборот во второй фразе, где особенно рельефно выделяется резкий, порывистый подъем к кульминации. Этим двум контрастным музыкальным фразам соответствуют слова текста. Например, в первом куплете: «Уходили отцы поутру» (первая фраза), «застегнув торопливо шинель» (вторая лирическая фраза). И благодаря тому, что такая бытовая деталь текста — слово «торопливо» — выделяется музыкально (именно на него приходится подъем в мелодии), мужественной и сдержанной в целом песне сообщается взволнованность и человечность.
Теперь уже мы, слушатели 80-х годов, можем совершенно определенно сказать, что гражданская песня 50—60-х годов, продолжая славные традиции песен предшествующих периодов, песен братьев Покрасс, Александрова, Дунаевского, Соловьева-Седого и других крупных мастеров, приобрела в чем-то и новый облик. Гражданская песня стала преимущественно лирической по своему складу.
Новые песни на гражданскую тему вызывали у каждого слушателя острое чувство сопричастности, глубокой искренней заинтересованности в общем деле. Это был период, когда советские люди особенно ясно ощутили свою личную ответственность за все, что делается в их родной стране. Возникла потребность писать на высокие темы не только в жанре гимнических песен, в эпически-обобщенной манере, обращаясь к миллионам, но и так, словно ведется доверительный разговор с каждым человеком в отдельности.
И тема Великой Отечественной войны в искусстве тех лет предстала как тема общезначимая и в то же время глубоко личная. В фильмах о войне почти исчезли эффектные батальные сцены. Все больший интерес стали вызывать судьбы отдельных людей, каждый из которых вносил свой особый вклад в великий всенародный подвиг — разгром фашизма. Вспомним Алешу в «Балладе о солдате», Бориса в фильме «Летят журавли», Фарбера в фильме «Солдаты», песни Булата Окуджавы:
До свидания, мальчики, мальчики! Постарайтесь вернуться назад...
Слушая гражданские песни Портнова, мы еще раз вспоминаем слова Ильи Эренбурга, сказанные им в грозном 1942 году: «Патриотизм начинается с самого простого — с дерева около дома, с переулочка, сбегающего вниз к речке, с запаха антоновских яблок или степной полыни...»


В феврале 1961 года в газете «Вечерний Ленинград» была опубликована статья замечательного мастера советской песни В. П. Соловьева-Седого «О песне, которая зазвучит завтра», где он специальное внимание уделял музыке молодых авторов: «Интересные находки у Георгия Портнова, написавшего живые, остроумные песни — портреты простых людей нашего города: постового милиционера, поливальщика улиц».
Песня «Ленинградский постовой» на стихи Л. Шишко и «Песенка поливальщика улиц» на стихи Е. Гвоздева были первыми шагами Портнова на песенном поприще. Они же были и его первыми публикациями. И хотя мы начали рассказ о песнях Портнова не с самых ранних его работ, а с песни «Неужели это мне одной?», созданной на пять лет позже, тем не менее эти две песни, во многом еще не самостоятельные, написанные под определенным влиянием признанных мастеров, особенно Соловьева-Седого, обнаруживают свойства дарования молодого композитора, которые значительно развились и обогатились в последующие годы,— это чуткость и наблюдательность к окружающему, способность перевоплощаться.
Перед нами целая группа песен такого типа — песен-портретов, песен-характеристик. Герои здесь «выписаны» детально, у них целая сумма особых примет — не только возраст, но нередко и профессия, и внешний облик, и круг интересов, а подчас даже имя и название района, в котором они живут.
Такие песни Портнова — будто выхваченные из жизни сценки. Острый взгляд композитора подмечает характерные детали, делающие его героев живыми людьми, со своей манерой говорить, держаться. Иногда даже кажется, что мы видим их жесты.

Вот «Песня рыболовов» на стихи Е. Гвоздева, Призывный сигнал — и начинается шуточное шествие рыболовов («Прощай, жена, прощайте, дети! Воскресный день в календаре»), людей разных профессий («И академик, и рабочий, мы перед рыбой все равны»). Песня эта приобрела популярность в исполнении известного в те годы ленинградского дуэта — артистов Владимира Матусова и Виталия Копылова. Они не просто пели, они разыгрывали целую сценку. И конечно, в такой песне не был забыт священный ритуал каждого рыбака — поплевать на счастье. «На одном конце червяк. Тьфу, тьфу! На другом конце рыбак». При возгласе «тьфу» — в аккомпанементе шутливая звуковая «клякса».
Еще одна песня-сценка, на стихи Ю. Погорельского. Какая мать не успокаивает своего ребенка привычной ласковой фразой «Все до свадьбы заживет»? Песня (она так и называется) светится мягкой, ласковой улыбкой. Это трогательный портрет матери, всегда готовой прийти на помощь своему ребенку, утешить и успокоить его. Даже тогда, когда у «малыша» серебрятся виски.
С такой же душевной теплотой и мягкостью написана песня «Здравствуй, учитель» на стихи В. Суслова о судьбе человека, отдающего всю свою жизнь детям.
Девчонка из рабочего общежития («Песенка о зависти, Люське и цветах»). Заводской паренек, провожающий девушку, которая живет в пригороде («Шувалово»). Такие герои всем хорошо знакомы. Многие из них находятся рядом с нами. В некоторых мы узнаем самих себя.
В этой группе песен ярко проявился своеобразный дар Георгия Портнова — дар портретиста, умение охарактеризовать музыкой конкретного человека в конкретной обстановке, в определенные минуты его жизни. Вероятно, поэтому в творчестве композитора такое значительное место занимает музыка к драматическим спектаклям и кинофильмам. Многие его песни, как говорится, сошли прямо со сцены или с киноэкрана.
Однако на эту индивидуальную способность Портнова можно взглянуть и под другим углом зрения — опять-таки исходя из общих проблем песенного жанра.
Для кого пишется песня? Одинаковые ли вкусы и интересы у всех ее любителей? По всей видимости, нет. Вспомним хотя бы, какой острый оборот приобретают споры о песне. И может быть, спорят не только потому, что песни разные, но и потому, что слушатели тоже разные.
Должны ли все это учитывать авторы песен? Должна ли песня, подобно птице, выпущенной из клетки на волю, лететь, куда ей вздумается?
Или создание песни можно уподобить «прицельному» огню по четко видимой мишени?
Вопросы эти не такие простые.
С одной стороны, мы прекрасно знаем песни, которые одинаково близки и дороги всем: «Широка страна моя родная», «Священная война», «Вечер на рейде», «С чего начинается Родина?», «День Победы». Эти песни и многие другие затрагивают значительные темы, волнующие миллионы советских людей,— тему патриотизма, борьбы против военной угрозы.
Но мир песен чрезвычайно многообразен. В нем всему есть место: и песням, сплачивающим весь народ, и песням, которые близки отдельным группам слушателей.
Так, например, есть свой особый колорит у «туристских» песен. И естественно, что их преимущественно любят поклонники дальних дорог и встреч у костра. В студенческой аудитории огромной популярностью в свое время пользовались песни так называемых бардов и менестрелей — поэтов, распевающих свои стихи под гитару. Есть песни о спорте, о воинах, о людях разных профессий. Существуют песни о разных городах. И наверное, ленинградцу песня о родном городе особенно дорога. И уже в этом проявляются групповые интересы.
Хорошая песня, конечно, всегда находит поклонников не только среди тех, кому она посвящена. Но все же бесспорно и то, что у разных песен есть своя аудитория. Возраст слушателей тоже играет здесь не последнюю роль. Взрослым часто кажутся неприемлемыми музыкальные вкусы юных, а молодежь, в свою очередь, обвиняет родителей в старомодности и отсталости. И только ли тут дело в хороших или плохих вкусах? Более того, наверное, есть смысл проанализировать, какие песни больше волнуют девушек, а какие — юношей. В последнее время все чаще приходится слышать о социологии, социологических исследованиях, социологическом расчете, о разветвленной структуре общества, о групповых интересах и т. д. и т. п. Появляются работы по социологии искусства, социологии музыки. Теперь стали обращать пристальное внимание на то, кто и как реагирует на искусство. Для песни эти вопросы являются самыми принципиальными. Ведь песня, в отличие, скажем, от симфонии или квартета, не может долго ждать. Песня «нетерпелива», ей необходим точный адрес, чтобы найти своего слушателя.
Разумеется, более или менее достоверно разобраться в музыкальных симпатиях разных групп людей смогут лишь специалисты-социологи на основании анкет, опросов, исследования писем на радио и телевидении, в газеты и журналы. Композитору, пишущему песню, естественно, незачем заниматься статистическими выкладками, но он обязательно должен обладать социологическим чутьем, интуиция должна заменять ему строгий научный анализ.
Мы уже упоминали об особой способности песенного автора улавливать малейшие изменения в общественном эмоциональном климате. Но имели в виду прежде всего временной критерий, то есть ответ на вопрос «когда?»

Не менее существен вопрос «для кого?». Композитор должен представлять себе своего слушателя не абстрактным, а реальным человеком, живущим в определенное время, волнуемым определенными интересами. Обладающим определенными вкусами, даже носящим определенные одежды.
Вот перед нами одна из популярных среди молодежи 60-х годов песен Портнова «О зависти, Люське и цветах». Точнее даже, это не песня, а «песенка», как назвали ее авторы. Она написана на стихи одного из постоянных соавторов композитора поэта Юрия Принцева. О чем эта песенка? Молоденькая девушка завидует своей соседке по общежитию Люське, которая приходит домой «все время поздно и всегда с цветами». Ведь ей-то самой парни, с которыми она встречается, не дарят цветов, «А я разве хуже?» — возмущается она.
Казалось бы, абсолютно бесхитростная история, история мелких девчоночьих забот. И тем не менее эта песня касается достаточно серьезных проблем.
Тонким социологическим чутьем ее авторы смогли уловить одну из наиболее животрепещущих и волнующих тем времени. Это не покажется преувеличением, если вспомнить, сколько внимания уделяется «женской проблеме». В научных статьях об этом пишут, употребляя сложные термины «феминизация мужчины» и «маскулинизация женщины». На страницах газет то и дело возникают дискуссии о современных взаимоотношениях между женщинами и мужчинами. В школах устраиваются диспуты «о девичьей гордости и юношеском рыцарстве». Андрей Вознесенский одно из самых страстных своих стихотворений «Бьет женщина» посвятил теме протеста против мужской черствости и невнимательности: «А можно ли в капронах ждать в морозы? Самой Восьмого покупать мимозы можно?»
И в таком контексте «Песенка о зависти, Люське и цветах» из забавного милого пустячка превращается в очень меткую и своевременную социально-психологическую зарисовку.
Причем эта весьма злободневная тема здесь, в песне Портнова и Принцева, получает точный адрес. На это указывают строчки из текста: «Я Люське обмана не простила. Цветов на всю получку накупила» — и типичная лексика: «А я разве хуже»? Со мной тоже дружат хорошие парни, но это, наверно, не т о».
Композитору удалось воспроизвести характерную манеру речи своей героини (грубовато бросаемые, отрывистые, задиристые фразы) и даже ее воображаемые движения, словно она все время приплясывает, наскакивая на того, кому рассказывает о случившемся.
Так даже незамысловатая песенка, если она мастерски написана, становится правдивым документом своего времени.
Многие лирические песни 60-х годов — их поэтическая сторона, а главное, сам характер музыкального высказывания — отличались некоторым эмоциональным аскетизмом, сдержанностью, застенчивостью, что делалось вполне умышленно и, на наш взгляд, имело свои положительные стороны — целомудренность, чистоту, скромность в выражении чувств *.
Среди песен Портнова, посвященных теме женской любви, выделяется группа песен в русском стиле. Две из них написаны на подлинно народные тексты — «Елочка» из кинофильма «Прошлым летом» и «Не вечор ли» из кинофильма «Даурия».
Но в отличие от предыдущих сочинений на фольклорной основе, созданных в жанрах академической музыки, в данном случае нужно было написать современную песню. Портнову удалось найти удачное соотношение эстрадности и народного колорита.
Песня «Елочка» начинается с большого вступления, напоминающего гармошечный наигрыш, как будто на деревенской завалинке гармонист, не спеша, немного лениво, начинает плести свои музыкальные узоры. И хотя в песне поется о неудавшейся любви, она тем не менее спокойная и даже светлая. Минор и мажор в ней уравновешены. Нет и в помине того неприятного надрыва, который, увы, столь часто встречается в современных эстрадных песнях, написанных в русском стиле.
В песне «Не вечор ли» немало примет народной музыки: характерная ладовая переменность, игра мажора и минора, неквадратное строение, типичные мелодические обороты в заключении фраз.
Портнов строит эту песню так лее, как и обработку песни «По ельничку», в виде вариаций на одну тему. Неизменной остается вокальная мелодия, а в аккомпанементе в каждом новом куплете появляются новые детали: то ритмическая фигура, то подголосок.
Самая «эстрадная» из этой группы песен Портнова — «А сердце ждет» на стихи Л. Шишко. В первой половине песни, к сожалению, заметно некоторое влияние той сентиментальной грусти, которая столь характерна для песен в так называемом русском стиле. Но во второй половине композитор словно спохватывается, поворачивая всю песню в чистое, светлое русло. Особенно свежо и оригинально звучат неожиданные мажорные обороты. Так, в первом куплете кульминация приходится на фразу: «Где ж заблудилась ты, счастливая моя любовь, моя любовь?» В мелодии идет целеустремленное движение к вершине. Казалось бы, слушатель уже заранее знает, куда придет мелодия, он с нетерпением ждет этого желанного момента. И вдруг композитор делает как бы вираж, давая совсем непредвиденный вариант. И кульминационное слово «любовь» приобретает иную эмоциональную окраску. Получается не запланированный слухом отчаянно-страстный возглас, а неожиданно грустный, полный робкой надежды вопрос.

В то самое время огромным успехом стал пользоваться старинный русский романс с его р-р-р-роковыми страстями и эмоциональными всплесками. И как реакция на сдержанную лирику 60-х годов в песнях следующего периода — в песнях 70-х — стали преобладать открытые, экспрессивные эмоции. Перелом наметился уже в конце 60-х годов, когда совершенно неожиданно и вместе с тем закономерно огромный успех выпал на «Песню о любви» Аркадия Островского, которая поначалу буквально оглушила шквалом сильных, громких и, как тогда казалось многим, внешних и поверхностных чувств.
Каждое поколение привносит в мир свои проблемы, свои надежды, радости и горечи, свою форму выражения чувств. И обнаруживается это как в значительных явлениях, так и в «тысяче мелочей». Песня, как я уже отмечала прежде, реагирует на это точнее всего, мобильнее всего.
Перед композитором, который пишет в жанрах так называемой массовой музыки, встает в связи с этим серьезная дилемма: либо, воспользовавшись фразой Есенина, «задрав штаны, бежать за комсомолом», либо остаться верным своему поколению.
Георгий Портнов выбрал второй путь. Продолжая писать песни и в 70-е, и в 80-е годы, он не стремится во что бы то ни стало угодить молодым. Он продолжает идти по жизни со своими сверстниками, которые тоже меняются вместе со временем. И меняются их песни — песни тридцатилетних, сорокалетних, пятидесятилетних, так же как и меняются их прически, одежды. В эти песни проникают новые ритмы, новые тембры — результат влияния молодежной культуры. И конечно же, жизнь взрослых рождает новые проблемы, на которые чутко реагирует искусство.
Одна из самых больных тем — тема одиночества, несложившейся личной жизни или не так сложившейся, как хотелось бы в двадцать. Не случайно в последние два десятилетия повсеместно стали устраиваться вечера-встречи «Для тех, кому за тридцать», чтобы хоть как-нибудь помочь людям найти друг друга, обрести семейный очаг.
Вспомним популярные пьесы, фильмы 70—80-х годов, в которых показаны одинокие люди среднего возраста или даже совсем пожилые, сохранившие и душевную чистоту юности, и способность на высокое романтическое чувство. Это пьеса А. Арбузова «Старомодная комедия», фильм Н. Губенко «И жизнь, и слезы, и любовь», лирические комедии Э. Рязанова «С легким паром» и «Служебный роман». В эти же годы созданы песня Р. Паулса и И. Резника «Старинные часы», телефильм «Я возвращаю ваш портрет», радиопередача В. Татарского «Встреча с песней».
Совсем неожиданно для Георгия Портнова его песня «Волны» из кинофильма «Старые стены» получила огромную популярность в 70-е годы. Она оказалась одной из первых ласточек в том направлении, которое вскоре стали называть «ретро». Ритм танго, броская мелодия, сознательно стилизованная в духе, казалось бы, ушедших из жизни «душещипательных» песен прошлых лет, старомодная и вместе с тем милая лексика (стихи Кима Рыжова): «Зачем я с вами в этот вечер? Зачем кружится голова? Зачем все чаще наши встречи? Ведь это море шепчет изменчивой волной любви слова». В исполнении Людмилы Гурченко танго «Волны», прозвучавшее в ее бенефисе, приобрело оттенок самоиронии, благодаря чему некоторая доля мелодраматизма, сознательно запрограммированного в этой песне, была снята.
Впрочем, вкусовые симпатии и антипатии в отношении к популярным песням — вопрос настолько сложный, что здесь абсолютные и точные критерии неприменимы. То, что одним кажется пошлым, для других является возвышенным и чистым. К примеру, песни в исполнении Вяльцевой или Вертинского сегодня у многих интеллигентных и образованных людей — даже молодых — вызывают восхищение, исторгают слезы, а у других рождают ощущения диаметрально противоположные — кажутся пошло-надрывными, дешево-претенциозными, «дурновкусными».

И хотя на мой вкус танго «Волны» в исполнении Сергея Захарова приобрело излишне роковой привкус, в отличие от изящной и ироничной манеры Гурченко, тем не менее именно в его исполнении эта песня достигла популярности «шлягера». Значит, именно так хотели слышать эту песню. Именно в таком амплуа «срабатывала» и внешность певца, и бархатный тембр его голоса. И в резонанс трепетали и сладко таяли сердца слушателей — чаще всего слушательниц.
В песне пелось о невозможности продлить и удержать счастливый миг, о невозвратной юности.

Но не ищите больше встречи,
Не собирайтесь в дальний путь —
Нельзя вернуть волну,
Нельзя вернуть весну,
Любовь нельзя вернуть.

С годами в творчестве Георгия Портнова все чаще стали встречаться песни определенной жанровой разновидности. Их можно назвать песни-романсы. И дело тут не только в чисто музыкальных приметах — романсная гитарная фактура сопровождения, отдельные мелодические обороты,, вызывающие в памяти русский городской романс прошлого века. Это все есть, но не заслоняет своеобразия индивидуальной композиторской интонации, а скорее касается эмоционального мира, некоего ностальгического настроя. Все явственнее дает о себе знать груз лет и жизненный опыт, который приобретает каждый человек, переваливший рубеж молодости и имеющий возможность смотреть на жизнь уже немного со стороны — спокойнее, мудрее. При этом Портнов сохраняет идущую от его песен 60-х годов светлую, улыбчивую манеру высказывания. Почти все его песни-романсы можно было бы охарактеризовать так: грусть в мажоре.
Одна из песен такого рода, где речь идет уже не о весне жизни, не о молодости, как было прежде у Портнова, а о той поре, которую по традиции сравнивают с осенью, имеет чрезвычайно характерное, я бы сказала, программное название — «Теплая осень».
Чем длиннее дорога человеческой жизни, тем острее и яснее взгляд как назад, так и вперед. Именно по этим двум полюсам — прошлое и будущее — можно расположить несколько песен 70— 80-х годов.
«Берег детства» (стихи И. Резника) часто звучит в авторских концертах композитора. Эта песня-вальс в какой-то мере автобиографична. Ее герой «ушел из детства» в большую жизнь, но навсегда сохранил в памяти «южный городок», песчаные пляжи, где он бегал «в выцветшей матроске», где все, как любят говорить дети, «самое-самое»: «самый белый парус в самом синем море, самый теплый ветер, самый светлый дождь». Но все это сны — самые светлые сны зрелого человека о лучезарном детстве, о начале жизни.
А вот две другие песни. Одна — на стихи Е. Евтушенко из спектакля «Вот какой факт получается». Стоит напомнить эти стихи, к которым не случайно обращаются композиторы (только в творчестве ленинградцев есть несколько романсов на тот же текст),— так глубоко и сердечно в них говорится о тайне жизни и смерти:

У каждого свой тайный личный мир,
Есть в мире этом самый лучший миг,
Есть в мире этом самый страшный час,
Но это все неведомо для нас.
И если умирает человек,
С ним умирает его первый снег,
И первый поцелуй, и первый бой
— Все это забирает он с собой.

Сами стихи были для Портнова столь значимы, что его композиторское самолюбие словно ушло на второй план. Минимальное количество музыкальных деталей, подробностей. Скупая фактура, знакомые гармонические последовательности, песенная, без особой индивидуализации, мелодия, только высвечивающая стихи,— музыка словно на втором плане, подобно тому как это происходит в песнях бардов.
Песня на стихи Александра Чепурова «Листья осени» — это песня-иносказание. Облетают последние золотые осенние листья с деревьев — уходят из жизни люди, которых ныне называют «ветеранами»: «Я глажу листок, чтобы ветром с ладони не сдуло. Но он полетел — ни за что не хотел он расстаться с осенней дорогой, с друзьями червонного братства». Именно эти трагические строчки звучат в песне светлее всего.
Так же как и для советских композиторов 20-х годов (к примеру, для Александра Давиденко и других, так называемых проколловцев), для Георгия Портнова выполнять социальный заказ общества — почетная задача. Он подходит к таким заказам с чувством высокой гражданской ответственности. По предложению рабочих Балтийского завода композитор, написал песню «Ледокол «Россия» (на стихи В. Суслова), удостоенную специальной премии на конкурсе, который регулярно устраивается совместно Ленинградской композиторской организацией и Балтийским заводом. Она задумана как хоровая песня с ясным, лапидарным, образным припевом, в котором мелодия «раскачивается», рассекая, будто ледокол, морские просторы.
Но не только песни «к дате» отвечают потребности композитора творить для общества, во имя тех людей, которые живут и трудятся рядом с ним. Социальный заказ для Портнова — это возможность высказаться на темы, которые выдвигает время и решать которые надо «всем миром». Одна из таких тем — возрождение забытых традиций, ушедших обычаев, причем не во имя ностальгической тоски по прошлому, а лишь для того, чтобы оздоровить духовный климат сегодняшнего дня. Изолированность, одиночество современного человека, тоска по общению — где только не обсуждается этот наболевший вопрос! Песня «Старинные вальсы» на стихи Г. Горбовского, по сути, о том же: «Давайте припомним, как вальс назывался... Относит знакомый мотив ветерком... Старинные русские вальсы играют в саду городском». Песня и запросы жизни словно вышли навстречу друг другу.

Те добрые времена, когда люди ежевечерне приходили на прогулку в парк, городской сад, где они встречали хороших друзей, обменивались новостями, могли поделиться горем и радостью, сегодня уже не вызывают снисходительной улыбки, как это было совсем недавно. В садах и парках вновь заиграли духовые оркестры. Сердечная музыка вальсов «Березка», «Амурские волны», «Осенний сон» пробудили тоску по утраченному ощущению семейной близости, родственности и желание возродить все это снова. Видимо, не случайно песня «Старинные вальсы» пользуется особым успехом на авторских концертах композитора: она задевает за живое и отражает настоятельную потребность времени.
Столь же чутко откликнулся Портнов еще на одну злободневную тему — тему защиты природы. В телеспектакле «Страсти по пятницам» показано безжалостное, бездушное отношение людей к земле, людей, не заботящихся о том, что будет после них, живущих эгоистической сиюминутной радостью. Здесь впервые прозвучала песня «Небо и земля», на стихи Г. Горбовского, воспевающая красоту природы, проникнутая чувством благодарности к родной земле. Особенно выразительна кульминационная строчка «Здравствуй, земля-кормилица!». На Всесоюзном песенном конкурсе «Сочи-82» ее исполняли многие молодые артисты, причем нередко в сопровождении электрогитар и синтезатора.
Георгий Портнов не занимает антагонистическую позицию по отношению к современной молодежной песне. Наоборот, в целом ряде своих сочинений он удачно использует отдельные элементы, почерпнутые им из стиля молодежной эстрады: ритмы, фактурные приемы, интонации. Например, в песне «Прошу тебя» на стихи Кима Рыжова из музыкальной комедии «Любви все возрасты», где сочетается широкая, свободного дыхания лирическая мелодия с экспрессивным битовым ритмом и инструментарием. Особенно эмоционально прозвучала она в исполнении талантливой певицы Ирины Понаровской.
Упругим тонусом современной молодежной музыки проникнута и песня «Ты лети, лошадка» на стихи Бориса Корнилова из радиоспектакля «Первая конная». В ней органично слились разные стилистические пласты: интонации советской песий 20—30-х годов, характерные битовые ритмы и гитарная аранжировка. Музыкальный портрет красных конников нарисован композитором броскими скупыми штрихами. В запеве — решительные, волевые интонации. Безграничная удаль и романтический порыв — в яркой, мгновенно «цепляющей» слух мелодии припева: «Ты лети, лошадка, пули под рукой, на затылке шапка, на ладони шашка, пика на другой».
Среди песен советских композиторов последних двух десятилетий, посвященных революции, «Ты лети, лошадка» едва ли не одна из самых удачных. Прошлое в ней не реконструируется, а воссоздается заново. Благодаря музыкальному синтезу разных стилей, поколения молодых людей 20-х и 80-х годов становятся близки друг другу; композитор создает образ бесстрашной, напористой, устремленной в будущее юности.


У песни — тысяча и одна проблема. И в ряду самых трудных, стоящих перед композитором,— быть непохожим в похожем.
С одной стороны, настоящая песня должна быть встречена как близкая знакомая, должна вызывать такое чувство, как будто она и не могла быть иной. Но в то же время она не должна отнимать у слушателя и радости открытия. Словно в знакомых чертах вдруг увидишь что-то для себя новое, своеобразное и именно поэтому особенно привлекательное.
Таковы лучшие песни Георгия Портнова, Они естественны. Они легко ложатся на слух. И тем не менее в них все время чувствуется усилие композитора преодолеть магнетизм песенных стандартов, отыскать свежий поворот в мелодии, сломать жесткую схему песенного «квадрата», найти изюминку в ритме, в фактуре.
Стремясь к этому, в своих первых песнях Портнов шел еще по пути, проложенному в песенном искусстве замечательным мастером, с именем которого связана целая эпоха в истории советской песни,— В. П. Соловьевым-Седым (учеником которого он себя считает). Но потом уже, выработав собственную манеру, Портнов сохранил потребность искать нелегкие решения в этом легком жанре для того, чтобы, оставаясь современным, не поддаться сладкому соблазну угодить во что бы то ни стало Ее Величеству Моде.