Венявский — ярчайшая фигура виртуозно-романтического искусства первой
половины XIX века. Традиции этого искусства он хранил до конца своей жизни.
«Запомните вы оба, — сказал он на смертном одре Николаю Рубинштейну и
Леопольду Ауэру, — «Венецианский карнавал» умирает вместо со мной».
Действительно, вместе с Венявским угасало, уходило в прошлое целое направление,
сформировавшееся в мировом скрипичном исполнительстве, неповторимое, своеобразное,
порожденное гением Паганини, о «Венецианском карнавале» которого и упоминал
умирающий артист.
О Венявском писали: «Волшебный смычок его до такой степени увлекателен,
звуки его скрипки так магически действуют на душу, что этого артиста нельзя
довольно наслушаться». В исполнении Венявского «кипит тот священный огонь, который невольно увлекает вас, то волнуя то
потрясая все ваши чувства, то нежно лаская ваш слух».
«В его манере исполнения, соединявшей в себе огонь, увлечение поляка с
элегантностью и вкусом француза, выказывалась истинная индивидуальность,
интереснейшая гениальная артистическая натура. Его игра овладевала сердцами
слушателей, и он обладал в редкой степени уменьем пленить публику с первого
же начала появления своего».
Генрик Венявский
В период битв романтиков с классицистами, защищая молодое, мужающее романтическое
искусство, Одоевский писал: «Автор этой статьи может по справедливости
назвать себя историком критики. Он много выдержал споров за искусство,
им страстно любимое, и теперь в деле того же искусства подает свой голос
и, оставя всякое предубеждение, советует всем нашим молодым артистам оставить
эту старую Крейцерову и Родеву школу, годную в нашем веке на образование
одних посредственных артистов для оркестра. Они собрали справедливую дань
с их века — и этого довольно. Теперь у нас есть свои виртуозы, с обширной
гаммой, с блестящими пассажами, с страстным пением, с разнообразными эффектами.
Пусть наши рецензенты называют это шарлатанством. Публика и люди, знающие
искусство, почтят их бедное суждение ироническою улыбкою».
Фантастика, своенравная импровизационность, блестящие и разнообразные
эффекты, горячая эмоциональность,— вот качества, отличавшие романтическое
исполнительство, и этими качествами оно противостояло строгим канонам
классической школы. «Кажется, звуки, по мановению правой руки, сами собой
вспархивают со скрипки,— пишет далее Одоевский.— Затем следует фантастическая
рулада и быстрый перелив ее кончается решительными кордами и хроматическими
триллерами. Кажется, вольная птица вознеслась в поднебесье и простерла
в воздух свои пестрые крылья.»
Искусство романтиков своим пламенем обжигало сердца, а вдохновением возвышало
души. Поэтизировалась даже обстановка. Норвежский скрипач Уле Булль, будучи
в Риме, «импровизировал в Колизее по желанию некоторых художников, в числе
коих был знаменитый Торвальдсен и Фернлей. и там, ночью, при луне, в вековых
развалинах раздавались печальные звуки вдохновенного артиста, и тени великих
римлян, казалось, внимали его северным песням»6.
Венявский целиком принадлежал этому движению, разделяя все его достоинства,
но так же и известную односторонность. Даже великие скрипачи паганиниевской
школы подчас жертвовали глубиной музыки ради эффекта и блестящая виртуозность
безмерно их захватывала. Виртуозность импонировала и слушателям. Роскошь,
красочность и бравурность инструментализма были не только модой, но и
потребностью.
Впрочем, жизнь Венявского раскинулась на две эпохи. Он пережил романтизм,
согревавший в годы его юности все окружающее, и с гордостью хранил его
традиции, когда романтическое искусство в формах, характерных для него
в первой половине XIX века, уже угасало. При этом Венявский испытал на
себе влияние разных течений романтизма. До середины творческой жизни идеалом
для него являлся Паганини и только Паганини. По его примеру Венявский
написал «Русский карнавал», использовав те же эффекты, какими наполнен
«Венецианский карнавал»; паганиниевские флажолеты и пиццикато украшают
его скрипичные фантазии — «Воспоминание о Москве», «Красный сарафан».
Следует добавить, что в искусстве Венявского всегда были сильны и национальные
польские мотивы, а его парижское образование сделало ему близкой французскую
музыкальную культуру. Инструментализм Венявского отличался легкостью,
изяществом, элегантностью, что в общем уводило его от паганиниевского
инструментализма.
Во второй половине жизни, быть может не без воздействия братьев Рубинштейн,
с которыми Венявский был очень близок, наступила пора увлечения Мендельсоном.
Он постоянно играет произведения лейпцигского мастера и, сочиняя Второй
концерт, явно ориентируется на его скрипичный концерт.
Родина Венявского — старинный польский город Люблин. Он появился на свет
10 июля 1835 года в семье врача Тадеуша Венявского, отличавшейся образованностью
и музыкальностью. Мать будущего скрипача — Регина Венявская была превосходной
пианисткой.
Обучение скрипке началось с 6-летнего возраста у местного скрипача Яна
Горнзеля. Интерес к этому инструменту и желание учиться на нем возникло
у мальчика в результате услышанной им игры венгерского скрипача Миски
Гаузера, концертировавшего в 1841 году в Люблине.
После Горнзеля, заложившего основы скрипичного мастерства Венявского,
мальчик был передан Станиславу Сервачиньскому. На долю этого педагога
выпало счастье стать воспитателем двух величайших скрипачей XIX века —
Венявского и Иоахима: во время пребывания Сер-вачиньского в Пеште у него
начинал заниматься Йозеф Иоахим.
Успехи маленького Генрика были настолько поразительны, что отец решил
показать его концертировавшему в Варшаве чешскому скрипачу Панофке. Он
пришел в восторг от дарования ребенка и посоветовал везти его в Париж
к знаменитому педагогу Ламберу Массару (1811—1892). Осенью 1843 года Генрик
выехал в Париж вместе с матерью. 8 ноября он был принят в число учеников
Парижской консерватории вопреки ее уставу, допускавшему прием детей с
12-летнего возраста. Венявскому в ту пору было всего 8 лет!
В судьбе мальчика принял живейшее участие его дядя, брат матери, известный
польский пианист Эдуард Вольф, популярный в музыкальных кругах французской
столицы. По просьбе Вольфа, Массар, прослушав юного скрипача, взял его
в свой класс.
И. Рейсе, биограф Венявского, рассказывает, что Массар, пораженный способностями
и слухом мальчика, решился на необычайный эксперимент — заставил его выучить
на слух, не прикасаясь к скрипке, концерт Рудольфа Крейцера.
В 1846 году Венявский с триумфом закончил консерваторию, завоевав первую
премию на конкурсе оканчивающих и большую золотую медаль. Так как Венявский
был русским стипендиатом, то из коллекции русского царя юный победитель
получил скрипку Гварнери дель Джезу.
Окончание консерватории было столь блистательным, что о Венявском заговорил
Париж. Матери скрипача предлагают контракты на концертные поездки. Веняв-ских
окружает почитание эмигрантов-поляков, у них в доме бывает Мицкевич; дарованием
Генрика восторгается Джоаккино Россини.
К моменту окончания консерватории Генриком мать привезла в Париж второго
сына — Юзефа, будущего пианиста-виртуоза. Поэтому Венявские еще на 2 года
задерживаются во французской столице, и Генрик продолжает занятия у Массара.
12 февраля 1848 года братья Венявские дали прощальный концерт в Париже
и выехали в Россию. Остановившись на некоторое время в Люблине, Генрик
направился в Петербург. Здесь 31 марта, 18 апреля 4 и 16 мая состоялись
его сольные концерты, прошедшие с триумфальным успехом.
Венявский привез в Петербург свою консерваторскую программу. Видное место
в ней занимал Семнадцатый концерт Виотти. Массар воспитывал своих учеников
на французской классической школе. Судя по петербургской рецензии, юный
музыкант играл виоттиевский концерт весьма произвольно, уснащая его «прибавочными
украшениями». Такая манера «освежения» классики не была в то время исключением,
многие виртуозы грешили этим. Однако со стороны приверженцев классической
школы она не встречала сочувствия. «Можно полагать, — писал рецензент,
— что Венявский еще не понял вполне спокойного строгого характера этого
произведения»7.
Конечно, в увлечении виртуозностью сказывалась и молодость артиста. Впрочем,
тогда уже он поражал не только техникой, но и огневой эмоциональностью.
«Этот ребенок несомненный гений,— отозвался о нем Вьетан, присутствовавший
на его концерте, — ибо в его возрасте невозможно играть с таким страстным
чувством, а тем более с таким пониманием и столь глубоко продуманным планом.
Механическая часть его игры будет развиваться, но и сейчас он играет так,
как никто из нас не играл в его возрасте»8.
В программах Венявского слушателей увлекает не только игра, но и его произведения.
Юноша сочиняет различного рода вариации и пьесы — романс, ноктюрн и т.
д.
Из Петербурга мать с сыном едут в Финляндию, Ревель, Ригу, а оттуда в
Варшаву, где скрипача ожидают новые триумфы. Однако Венявский мечтает
продолжить образование, теперь уже по композиции. Родители добиваются
разрешения у русских властей вновь поехать в Париж и в 1849 году мать
с сыновьями отправляется во Францию. По дороге, в Дрездене, Генрик играет
перед знаменитым польским скрипачом Паролем Липиньским. «Генек ему очень
понравился, — пишет мужу Венявская.— Мы даже сыграли квартет Моцарта,
то есть Липиньский и Генек играли на скрипках, а мы с Юзиком исполняли
на рояле партии виолончели и альта. Было весело, но были и неожиданности.
Профессор Липиньский попросил, чтобы Генек играл первую скрипку. Ты думаешь,
мальчик смутился? Провел квартет так, будто он хорошо знает партитуру.
Липиньский дал нам рекомендательное письмо к Листу.»
В Париже Венявский занимается в течение года в классе композиции у Ипполита
Коллета. В письмах матери говорится, что он усиленно работает над этюдами
Крейцера и собирается писать собственные этюды. Он много читает: его любимцы
— Гюго, Бальзак, Жорж Санд и Стендаль.
Но вот обучение окончено. На выпускном экзамене Венявский демонстрирует
свои композиторские достижения — «Деревенскую мазурку» и Фантазию на темы
из оперы «Пророк» Мейербера. Вновь — первая премия! «Гектор Берлиоз стал
поклонником таланта наших сыновей»,— пишет мужу Венявская.
Перед Генриком открывается широкая дорога концертирующего виртуоза. Он
молод, красив, обаятелен, у него открытый веселый характер, привлекающий
к нему сердца, а его игра завораживает слушателей. В книге «Волшебная
скрипка» Э. Чекальского, имеющей налет бульварного романа, приводятся
многие пикантные подробности донжуанских похождений юного артиста.
1851—1853 годы Венявский гастролировал по России, совершив грандиозную
по тем временам поездку по крупным городам европейской части страны. Кроме
Петербурга и Москвы, он вместе с братом побывал в Киеве, Харькове, Одессе,
Полтаве, Воронеже, Курске, Туле, Пензе, Орле, Тамбове, Саратове, Симбирске,
дав за два года около двухсот концертов.
В книге известного русского скрипача В. Безекирского описывается любопытный
эпизод из жизни Венявского, характеризующий его необузданную натуру, исключительно
ревнивую к своему успеху на артистическом поприще. Эпизод этот интересен
и тем, что показывает, насколько пренебрежительно относился Венявский
к чинам, когда задевалось его самолюбие артиста.
Однажды в 1852 году Венявский давал концерт в Москве вместе с Вильмой
Нерудой — одной из известных чешских скрипачек-виртуозок. «Вечер этот,
весьма интересный в музыкальном отношении, ознаменовался крупным скандалом
с печальным последствием. В первом отделении играл Венявский, и, конечно,
с громадным успехом, во втором — Неруда, и когда она кончила, бывший в
зале Вьетан поднес ей букет. Публика, точно пользуясь этим удобным моментом,
устроила замечательной виртуозке шумную овацию. Это так задело Венявского,
что он вдруг вновь появился на эстраде со скрипкой и громко заявил, что
желает доказать свое превосходство над Нерудой. Около эстрады столпилась
публика, среди которой находился какой-то военный генерал, не стеснявшийся
громко разговаривать. Возбужденный Венявский, желая начать играть, своим
смычком похлопал генерала по плечу и просил его прекратить разговор. На
другой день Венявский получил предписание от генерал-губернатора Закревского
в 24 часа выехать из Москвы»
В раннем периоде его жизни выделяется 1853 год, богатый концертами (Москва,
Карлсбад, Мариенбад, Аахен, Лейпциг, где Венявский поразил слушателей
недавно оконченным fis-то.ным концертом) и сочинением произведений. Генрик
словно одержим творчеством. Первый полонез, «Воспоминание о Москве», этюды
для скрипки соло, несколько мазурок, Элегическое адажио. Романс без слов
и Рондо — все это датируется 1853 годом. Правда, многое из названного
сочинялось ранее и только получило теперь окончательное завершение.
В 1858 году Венявский сближается с Антоном Рубинштейном. С огромным успехом
проходят их концерты в Париже. В программе, среди обычных виртуозных пьес
значатся Концерт Бетховена и «Крейцерова соната». В камерном вечере Венявский
исполнил квартет Рубинштейна, одну из баховских сонат и трио Мендельсона.
Но все же стиль его игры остается по преимуществу виртуозным. В исполнении
«Венецианского карнавала», говорится в одной из рецензий 1858 года, он
«еще усилил эксцентричности и шутки, введенные в моду предшественниками
его.»
Поворотным в личной жизни Венявского стал 1859 год. Он ознаменовался двумя
событиями — помолвкой с Изабеллой Осборн-Хэмптон, родственницей английского
композитора и дочерью лорда Томаса Хэмптона, и приглашением в Петербург
на должность солиста императорских театров, солиста двора и Петербургского
отделения Русского музыкального общества.
Бракосочетание Венявского совершилось в Париже в августе 1860 года. На
свадьбе присутствовали Берлиоз и Россини. По требованию родителей невесты
Венявский застраховал свою жизнь на баснословную сумму 200 ООО франков.
«Колоссальные взносы, которые ежегодно приходилось выплачивать страховому
обществу, были впоследствии источником постоянных материальных затруднений
Венявского и одной из причин, приведших его к преждевременной смерти»,
добавляет советский биограф скрипача И. Ямпольский».
После женитьбы Венявский увез Изабеллу к себе на родину. Некоторое время
они жили в Люблине, потом переехали в Варшаву, где близко сошлись с Монюшко.
Венявский приехал в Петербург в период бурного подъема общественной жизни.
В 1859 году было открыто Русское музыкальное общество (РМО), в 1861 году
начались реформы, рушившие прежний уклад крепостнической России. При всей
своей половинчатости эти реформы коренным образом изменяли российскую
действительность. 60-е годы были отмечены мощным развитием освободительных,
демократических идей, что порождало в сфере искусства тягу к народности
и реализму. Идеи демократического просветительства волновали лучшие умы,
и горячая натура Венявского, разумеется, не могла остаться равнодушной
к тому, что происходило вокруг. Вместе с Антоном Рубинштейном Венявский
принял непосредственное и деятельное участие в организации русской консерватории.
Осенью 1860 года в системе РМО открылись музыкальные классы — предтеча
консерватории. «Лучшие музыкальные силы того времени, бывшие в Петербурге,
— писал впоследствии Рубинштейн, — отдали свой труд и время за весьма
умеренную плату, только бы положить основание прекрасному делу: Лешетицкий,
Ниссен-Саломан, Венявский и другие брали бывало. в наших музыкальных классах
в Михайловском дворце лишь по рублю серебром за урок».
В открытой консерватории Венявский стал ее первым профессором по классу
скрипки и камерного ансамбля. Он увлекся педагогической работой. В его
классе училось много талантливой молодежи — К. Путилов, Д. Панов, В. Салин,
ставшие потом видными исполнителями и музыкальными деятелями. Дмитрий
Панов, преподаватель консерватории, возглавил «Русский квартет» (Панов,
Леонов, Егоров, Кузнецов); Константин Путилов был видным солистом-конпертантом,
Василий Салин преподавал в Харькове, Москве и Кишиневе, занимаясь и камерной
деятельностью. У Венявского начал учиться П. Краснокутский, впоследствии
ассистент Ауэра; из класса Венявского вышел И. Альтани, правда, более
известный как дирижер, а не скрипач. В общем же у Венявского занималось
12 человек.
Судя по всему, Венявский не имел разработанной педагогической системы
и не был педагогом в строгом смысле этого слова, хотя сохранившаяся в
Государственном историческом архиве в Ленинграде программа, написанная
его рукой, свидетельствует, что он стремился воспитывать своих учеников
на разнообразном репертуаре, содержавшем большое количество классических
произведений. «В нем и в классе сказывался великий артист, порывистый,
увлекающийся, без выдержки, без систематичности», — писал вспоминая годы
учения В. Бессель. Но, «само собой разумеется, что замечания и само показывание,
то есть исполнение в классе трудных пассажей, а также меткие указания
способов исполнения, все это, вместе взятое, имело высокую цену.»13 В
классе Венявский оставался артистом, художником, увлекавшим учеников и
воздействовавшим на них своей игрой и артистической натурой.
Помимо педагогики Венявский выполнял в России многочисленные другие обязанности.
Он был солистом оркестра в императорских театрах оперы и балета, солистом
двора, выступал и как дирижер. Но, конечно, в основном Венявский был концертантом,
давал многочисленные сольные концерты, играл в ансамблях, возглавлял квартет
РМО.
Квартет играл в 1860—1862 годах в следующем составе: Венявский, Пиккель,
Вейкман, Шуберт; с 1863 года Карла Шуберта сменил выдающийся русский виолончелист
Карл Юльевич Давыдов. В короткое * время квартет Петербургского отделения
РМО стал одним из лучших в Европе, хотя у Венявского как квартетиста современники
отмечали ряд недостатков. Его натура романтика была слишком горяча и своевольна,
чтобы удержаться в строгих рамках ансамблевого исполнительства. И все
же постоянная работа в квартете организовывала даже его, делала исполнение
более зрелым и глубоким.
Впрочем, не только квартет, но вся обстановка русской музыкальной жизни,
общение с такими музыкантами, как А. Рубинштейн, К. Давыдов, М. Балакирев,
М. Мусоргский, Н. Римский-Корсаков, во многом благотворно подействовало
на Венявского как художника. По собственному творчеству Венявского можно
судить, насколько уменьшился у него интерес к техническим бравурным эффектам
и усилилась тяга к лирике.
Изменился и его концертный репертуар, в котором большое место заняла классика — «Чакона», сольные сонаты и партиты Баха, скрипичный концерт, сонаты
и квартеты Бетховена. Из бетховенских сонат он предпочитал «Креицерову».
Вероятно, она была ему близка по своей концертной яркости. Креицерову
сонату Венявский неоднократно играл с А. Рубинштейном, а в последнее свое
пребывание в России один раз выступил с С Танеевым. К скрипичному концерту
Бетховена он сочинил собственные каденции.
Интерпретация Венявским классики свидетельствует об углублении его художественного
мастерства. В 1860 году, когда он только приехал в Россию, в рецензиях
на его концерты можно было прочесть: «Если судить строго, не увлекаясь
блеском, нельзя не заметить, что поболее спокойствия, поменее нервозности
в исполнении здесь было бы нелишним дополнением к совершенству» (речь
идет об исполнении концерта Мендельсона)21. Через четыре года оценка его
исполнения одного из последних квартетов Бетховена таким тонким ценителем,
как И. С. Тургенев, имеет уже совсем иной характер. 14 января 1864 года
Тургенев писал Полине Виардо: «Сегодня я слышал квартет Бетховена ор.
127 (posthume), сыгранный с совершенством Венявским и Давыдовым. Это было
совсем по-другому, чем у Морена и Шевийяра. Венявский необычайно вырос
с тех пор, как я его слышал в последний раз; он играл «Чакону» Баха для
скрипки соло так, что сумел заставить слушать себя даже после несравненного
Иоахима».
Личная жизнь Венявского и после женитьбы мало изменилась. Он нисколько
не остепенился. По-прежнему зеленый игорный стол и женщины манили его
к себе.
Живой портрет Венявского-игрока оставил Ауэр. Однажды в Висбадене он посетил
казино. «Войдя в казино, кого, думаете, увидел я издали, как не Генрика
Венявского, который направился ко мне из-за одного из игорных столов,
высокий, с черными длинными волосами а Лист и большими темными выразительными
глазами. Он рассказал мне, что за неделю до этого играл в Каене, что он
приехал из Петербурга с Николаем Рубинштейном, и что в тот момент, когда
он меня заметил, он был занят работой за одним из игорных столов, применял
«систему» настолько верную, что надеялся в самое короткое время разорить
банк висбаденского казино. Они с Николаем Рубинштейном соединили свои
капиталы вместе, и так как Николай обладает более уравновешенным характером,
он теперь и продолжает игру один. Венявский объяснил мне все подробности
этой таинственной «системы», которая, по его уверению, действует без промаха.
Со времени своего прибытия,— сказал он мне, — около двух недель тому назад,
каждый из них вложил в общее предприятие по 1000 франков, и с самого первого
дня оно приносит им по 500 франков прибыли ежедневно».
Рубинштейн с Венявским втянули в свое «предприятие» и Ауэра. «Система»
обоих приятелей несколько дней действовала блестяще, и друзья вели беспечную
и веселую жизнь. «Я стал уже получать мою долю дохода и подумывал об оставлении
своего поста в Дюссельдорфе с тем, чтобы устроиться на постоянное место
в Висбадене или Баден-Бадене «работать» по нескольку часов в день по пресловутой
«системе». но. однажды Рубинштейн явился, проиграв все деньги.
— Что же мы станем теперь делать? — спросил я.
— Делать? — ответил он, — делать? — мы пойдем обедать!»
Венявский пробыл в России по 1872 год. За 4 года до этого, то есть в 1868
году, он ушел из консерватории, уступив место Ауэру. Вероятнее всего,
он не захотел оставаться после того, как ее покинул Антон Рубинштейн,
сложивший с себя обязанности директора в 1867 году вследствие расхождения
с рядом профессоров. Венявский был большим другом Рубинштейна и, очевидно,
обстановка, сложившаяся в консерватории после ухода Антона Григорьевича,
стала для него неприемлемой. Что касается отъезда из России в 1872 году,
то в этом отношении, возможно, сыграло роль его столкновение с варшавским
наместником, свирепым усмирителем царства Польского графом Ф. Ф. Бергом.
Однажды на придворном концерте Венявский удостоился приглашения Берга
посетить его в Варшаве, чтобы дать концерт. Однако когда он явился к наместнику,
тот его выгнал из кабинета, заявив, что у него нет времени на концерты.
Уходя, Венявский обратился к адъютанту:
— Скажите, наместник всегда так вежлив с посетителями?
— О, да! — сказал блестящий адъютант.
— Мне ничего больше не остается, как поздравить вас, — сказал скрипач,
прощаясь с адъютантом.
Когда адъютант доложил о словах Венявского Бергу, тот, рассвирепев, повелел
выслать строптивого артиста из Варшавы в 24 часа за оскорбление высокого
царского чиновника. Венявского провожала с цветами вся музыкальная Варшава.
Но случай с наместником отозвался на его положении при русском дворе.
Так, волею обстоятельств Венявский должен был покинуть страну, которой
он отдал 12 лучших творческих лет своей жизни.
Беспорядочная жизнь, вино, карточная игра, женщины рано подорвали здоровье
Венявского. Тяжелая сердечная болезнь началась еще в России. Тем более
пагубной для него оказалась поездка в Соединенные Штаты в 1872 году с
Антоном Рубинштейном, во время которой они за 244 дня дали 215 концертов.
К тому же Венявский продолжал вести разгульное существование. У него начался
роман с певицей Паолой Луккой. «Среди дикого ритма концертов и выступлений
скрипач находил время для азартной игры. Он словно сознательно прожигал
жизнь, не щадя и без того слабого здоровья»18.
Горячий, темпераментный, страстно увлекающийся, мог ли вообще Венявский
щадить себя? Ведь он горел во всем — в искусстве, в любви, в жизни. К
тому же у него не было никакой духовной близости с женой. Мелочная, добропорядочная
мещанка, она родила четырех детей, но не могла, да и не хотела стать выше
своего семейного мирка. Ее лишь заботило вкусно покормить мужа. Она закармливала
его несмотря на то, что тучнеющему и больному сердцем Венявскому это стало
смертельно опасно. Художественные интересы мужа ей оставались чуждыми.
Таким образом в семье его ничто не удерживало, ничто не давало удовлетворения.
Изабелла не была для него тем, чем Жозефина Эдер для Вьетана, или Мария
Малибран-Гарсиа для Шарля Берио.
В 1874 году он вернулся в Европу уже совсем больным. Осенью того же года
его пригласили в Брюссельскую консерваторию занять должность профессора
по классу скрипки вместо ушедшего в отставку Вьетана. Венявский дал согласие.
Среди других учеников у него занимался Эжен Изаи. Однако, когда оправившийся
от болезни Вьетан в 1877 году пожелал вернуться в консерваторию, Венявский
охотно пошел ему навстречу. Вновь наступили годы непрерывных поездок,
и это при совершенно разрушенном здоровье!
11 ноября 1878 года Венявский давал концерт в Берлине. На его концерт
Иоахим привел весь свой класс. Силы уже изменяли ему, он вынужден был
играть сидя. На середине концерта припадок удушья заставил его прекратить
игру. Тогда, чтобы спасти положение, на эстраду вышел Иоахим и закончил
вечер, сыграв «Чакону» Баха и несколько других пьес.
Материальная необеспеченность, необходимость уплаты за страховой полис
вынуждали Венявского продолжать концертирование. В конце 1878 года, по
приглашению Николая Рубинштейна он едет в Москву. Даже в эту пору его
игра покоряет слушателей. О концерте, состоявшемся 15 декабря 1878 года,
писали: «Публика и, как нам казалось, сам артист, забыли все и перенеслись
в очарованный мир»19. Именно в этот приезд Венявский сыграл Крейцерову сонату с Танеевым 17 декабря.
Концерт прошел неудачно. Вновь, как в Берлине, артист вынужден был прервать
исполнение после I части сонаты. Доигрывал за него Арно Гильф, молодой
педагог московской консерватории.
22 декабря Венявский должен был участвовать в благотворительном концерте
в пользу фонда вспомоществования вдовам и сиротам артистов. Сперва он
хотел исполнить Концерт Бетховена, но заменил его Концертом Мендельсона.
Однако, почувствовав, что сыграть крупную вещь ему уже не по силам, решил
ограничиться двумя пьесами — Фа-мажорным романсом Бетховена и «Легендой»
собственного сочинения. Но и это намерение ему не удалось выполнить —
после Романса он покинул эстраду.
В таком состоянии Венявский выехал в начале 1879 года на юг России. Так
началась его последняя концертная поездка. Партнершей была известная французская
певица Дезире Арто. Они доехали до Одессы, где после двух выступлений
(9 и 11 февраля) Венявский слег, О продолжении турне не могло быть и речи.
Он пролежал в больнице около двух месяцев, с трудом дал (14 апреля) еще
один концерт и вернулся в Москву. 20 ноября
1879 года болезнь снова настигла Венявского. Его поместили в Мариинской
больнице, однако по настоянию известной русской меценатки Н. Ф. фон-Мекк
14 февраля
1880 года перевезли к ней в дом, где он был обеспечен исключительным вниманием
и уходом. Друзья скрипача организовали в Петербурге концерт, сбор от которого
пошел на оплату страхового полиса и обеспечил семье Венявского страховую
премию. В концерте участвовали А. Г. и Н. Г. Рубинштейны, К. Давыдов,
Л. Ауэр, брат скрипача Юзеф Венявский и другие крупные артисты.
13/31 марта 1880 года Венявский скончался. «Мы потеряли в нем неподражаемого
скрипача, — писал П. Чайковский фон-Мекк, — и очень даровитого композитора.
В этом отношении я считаю Венявского очень богато одаренным. Его прелестная
Легенда и некоторые части cmoll’ного концерта свидетельствуют о серьезном
творческом таланте».
3 апреля в Москве состоялась панихида. Под управлением Н. Рубинштейна
оркестром, хором и солистами Большого театра был исполнен «Реквием» Моцарта.
Затем гроб с прахом Венявского увезли в Варшаву.
Похоронная процессия прибыла в Варшаву 8 апреля. Город был в трауре. «В
большом костеле св. Креста, совершенно обитом траурною материей, на возвышенном
катафалке, окруженном серебряными лампами и горящими свечами, покоился
гроб, обитый фиолетовым бархатом и богато украшенный цветами. Масса чудесных
венков лежала на гробу и на ступеньках катафалка. Посредине гроба лежала
скрипка великого артиста, вся в цветах и траурном флере. Артисты польской
оперы, воспитанники консерватории и члены музыкального общества сыграли
«Реквием» Монюшко. За исключением «Ave, Maria» Керубини были исполнены
лишь произведения польских композиторов. Молодой, талантливый скрипач
Г. Барцевич поистине артистически исполнил поэтическую Легенду Венявского,
при аккомпанементе органа» .
Так польская столица провожала артиста в последний путь. Он был похоронен,
согласно собственному желанию, неоднократно высказывавшемуся перед смертью,
на Повознковском кладбище.