Я выступала на эстраде с моим мужем и партнером Валентином Новицким в
жанре спортивных танцев. И так случилось, что часто нам приходилось выступать
с Лидией Андреевной Руслановой в одних и тех же концертах. Мы подружились.
Я не могу написать о Руслановой большую статью, просто я расскажу несколько
эпизодов из ее жизни — те, что происходили на моих глазах, — и пусть они
будут дополнительными штрихами к ее портрету.
Зимой 1942 года мы были в Ташкенте. Здесь находились чуть не все московские
артисты. Выступали много. Главным образом для бойцов, которые отправлялись
на фронт. Концерты проходили часто в нетопленых помещениях. Тем, кто в
плотных костюмах, — ничего. Но мы танцуем спортивные танцы почти ни в
чем. Страшно даже подумать, как сбросить с себя пальто, платок и остаться
в купальном костюме. Я поплакалась было Лидии Андреевне в надежде на ее
сочувствие. Но она вдруг рассердилась и пристыдила меня:
— Тонька, что ты говоришь! Как же они там на фронте, днями в окопах! А
ты не можешь три минуты пробыть в легком костюме.
Пристыженная, я сбросила с себя теплые вещи и выскочила на сцену. А потом
смотрю — Русланова выступает в газовой кофточке и пар валит у нее изо
рта.
После этого она простудилась и чуть не сорвала голос. Я было начала ей
выговаривать, но она мне ответила:
— Смотрю на ребят — глаза у них такие жадные, словно вырывают песню из
сердца.
Про легкую одежду и простуду она даже не обмолвилась.
Как-то после войны пригласила я ее к себе
в гости. Конечно, решила угостить поинтереснее. Готовила, старалась. И
вдруг обнаружила, что нет у меня петрушки. А без петрушки задуманное блюдо
никуда не годится. На рынок бежать было уже некогда. Бросилась к соседке.
И чтобы просьба моя была убедительнее, сказала, что жду в гости Русланову.
Вернулась домой, готовлю, а сама поглядываю в окно, чтобы не пропустить
Лидию Андреевну. И вот, когда до ее прихода осталось с полчаса, вижу:
на улице, у наших ворот, — толпа народа. «Уж не случилось ли чего», —
подумала я со страхом. Выбегаю к воротам.
— В чем дело? — спрашиваю.
— Русланову ждем.
— Откуда же вы знаете, что она придет?
— А нам Наталья Петровна сказала. Господи, да ведь я-то сама одной только
Наталье
Петровне и сказала о приходе Руслановой. И вот за несколько минут об этом
уже знает вся улица.
Она действительно пришла, и люди смотрели на нее с восторгом.
— Что случилось-то? — спросила Русланова.
— Да ничего, вас ждем, чтобы посмотреть.
— Ну спасибо вам, что вы меня не забываете. Снова, в который раз, я удивилась
тогда, как она
спокойно чувствует себя и говорит с множеством незнакомых людей. Как прост,
сердечен и естествен ее тон. Да, она никогда не противопоставляла себя
людям, не кичилась, а сознавала себя частью этих людей.
Она всегда старалась не выделяться. Как-то на гастролях, помню, приехали
мы в один город. Нас расселили по гостиничным номерам, а Руслановой предоставили
целый особняк из каких-то директорских фондов.
— Одна не пойду, — заявила твердо Русланова. — Мы вместе приехали.
— Ну возьмите с собой кого хотите. Русланова позвала несколько человек.
Поехали.
Подъезжаем к дому и слышим. ее голос.
— Ну вот, не успела приехать — уж пою. Это хозяева встречали ее — ее пластинками.
— Как мы вас ждали, — сказали они, выбежав навстречу, и захлопали в ладоши.
Как бы ни был грандиозен ее успех, она никогда в концертах больше трех-четырех
песен не пела. И в каких-нибудь не очень больших залах даже объясняла
зрителям почему:
— Коли много буду петь — я вам надоем. А так вы опять захотите меня послушать
и позовете.
Она знала чувство меры.
Лидия Андреевна была веселым человеком, и вокруг нее всегда были шутки,
смех, оживление. Иногда с утра, задолго до концерта, она приходила ко
мне и спрашивала:
— Ну, что нового? Какие анекдоты? Я должна посмеяться.
Она как бы нутром чувствовала значение смеха для людей. Особенно это сказывалось
во время войны. Придет к бойцам в походный госпиталь и скажет:
— Голубчики мои! — И такое начнет рассказывать, что все стонут от смеха.
А уж пела она для них — просто соловьем заливалась.
Известна жизнь эстрадного артиста — города, гостиницы, концерты. Новые
места, суета устройства. Как ни привыкли мы к такому образу жизни, но
во время расселения всегда все возбуждены, оживлены, азартны. Ходим друг
к другу посмотреть, кто как устроился, сравниваем, советуем, удивляемся,
возмущаемся. Конечно, шутим. Русланова — всегда шумнее и азартнее всех.
И только перед концертом все как-то умолкают.
Предконцертное время для Лидии Андреевны всегда было святым временем.
В эти часы она была тиха и сосредоточенна.
Но зато после концерта снова все так возбуждены и взволнованны, что уснуть
нет никакой возможности. Собираемся в одном каком-то номере, чаще всего
у Руслановой. И тут начинаются шутки, смех, рассказы и показы. Рассказы
Руслановой были самыми сочными и ядреными, хотя с нами ездили такие знатоки
и мастера этого жанра, как Менделевия, Миронова, Менакер, Райкин. Всякий
анекдот превращался у нее в жанровую сценку. Но она не только сама рассказывала
— любила и умела слушать.
У меня похоже получались имитации, дружеские шаржи на наших же товарищей
артистов, и Русланова часто просила, чтобы я изобразила того или иного
актера, а потом, разойдясь, кричала:
— Ну покажи меня, покажи меня! — И первая заливалась смехом, когда я показывала,
как она, готовясь в гости или к выходу, не глядя в зеркало, красила брови
и губы — всегда, впрочем, точно — и при этом говорила: «Я свое лицо наизусть
знаю. А зеркало уж теперь поздно брать».
Или я показывала, как она, пробуя приготовленное для званого вечера угощение,
находила все недостаточно острым и щедрой рукой сыпала перец, соль, сахар,
приговаривая:
— Вот теперь — полная кульминация. у
Она очень любила гостей и сытно и вкусно их угощала. Любила, чтобы и ее
приглашали. Обижалась, если ей просто говорили: «Заходите».
— Что значит «заходите»? Когда? Вы скажите точно час — я приду. Вот тебя
я, — обращалась она к известной певице, которая именно так и сказала ей:
«Заходите», — тебя я сегодня приглашаю, в семь часов.
Она была внимательна к людям. Телеграммы от друзей, в праздничные, например,
дни, она собирала и хранила все праздники в серебряной вазе.
И не только дома была она так приветлива и заботлива.
Уже после войны летели мы как-то концертной бригадой в самолете. Собрали
нас очень быстро, и некоторые не успели приготовить еды на дорогу. А Русланова
приехала с большой корзиной. Услышав озабоченные голоса, успокоила всех:
— Думаете, что я только пою? Не волнуйтесь, я в дорогу собираюсь, как
Пышка у Мопассана. У меня в этой корзинке все есть и на всех хватит.
Через некоторое время после смерти мужа она как-то показала мне эскиз
надгробья. Я посмотрела на него, и у меня сжалось сердце. С одной стороны
на плите были изображены знаки воинской славы, а с другой. занавес с прикрепленной
к нему розой. Почувствовала я, что не только мужу готовила она это надгробье.
А чувство юмора никогда ей не изменяло. Когда она уже сильно хворала и
редко выходила из дому, то обычно на вопрос, как она себя чувствует, отвечала:
— Шевелюсь.
О Лидии Андреевне Руслановой можно рассказывать бесконечно. В заключение
я скажу только одно: я счастлива, что такой большой отрезок моей жизни
прошел рядом с ней.