Несмотря на то, что г-н Мание был достаточно неосмотрителен, выбрав для своего бенефиса самый дождливый из дней, зал был переполнен, и поскольку у всех слушателей были с собой зонтики, которыми можно еще и постучать, аплодисменты оказались исключительно впечатляющими. Чего нельзя сказать о программе. Увертюра к «Вольному стрелку», сыгранная без учета вагнеровской интерпретации ремарки decrescendo над аккордом, предшествующим вступлению «женской темы» в коде, была свежа, как обычно, хотя при всем моем уважении к г-ну Маинсу смею утверждать, что Вагнер был несомненно прав. Увертюра к «Тангейзеру» была также хорошо принята. Но вот в чем загвоздка: «Вольного стрелка» сыграли в три, а «Тан-гейзера» в пять часов, а между ними пролегли два убийственных часа музыки, никак не способной восстановить бодрость духа, которой я лишился вследствие дождя.
В этот промежуток попало первое в Англии исполнение доктором Сапелышковым
Второго концерта Чайковского соль мажор. Аннотация в программке, сочиненная
сэром Джорджем Гроувом, по причине отсутствия музыкального анализа оказалась
ненужной, так как произведение не содержало ничего нового. Оно импульсивно,
пышно, трудно для исполнения и претенциозно; но в нем нет запоминающихся
черт, нет оригиналы-гости» нет умения преподнести солирующий инструмент,
в общем, нет ничего, что может возбудить внимание или остаться в памяти.
Концерт не позволил мне составить хотя бы малейшее представление о ранге
Сапельникова как исполнителя: у него, несомненно,.
беглые и сильные пальцы, но шесть тактов сонаты Моцарта сказали бы мне
больше о его артистическом даре, чем двадцать концертов типа концерта
Чайковского.
Но здесь позвольте мне заметить, что если вы услышите о великом композиторе из России, Венгрии или любой другой страны, которая находится далеко позади нас в социальном развитии, легче всего не верить этому. Англии нельзя быть слишком замкнутой в вопросах искусства. Но если Англия хочет, чтобы ее музыка достигла высочайших стандартов, она должна сама создавать ее для себя. Подростковый энтузиазм, революционные страсти и запоздалый романтизм славян не может дать Англии ничего, кроме игрушек для молодежи.
Несмотря ни на что, концерт открытия сезона в последнюю среду имел огромный успех благодаря последней симфонии Чайковского, которая оказалась весьма интересной и представила такие новшества и трудности, что оркестру не осталось выбора; нужно было либо сыграть ее хорошо, либо не играть ее вовсе. Чайковский обладал подлинно байроновской силой в умении быть трагичным, торжественным и романтичным на ровном месте. Подобно Чайльд-Гарольду, который в рядовой момент своей жизни умудрялся быть более трагичным, чем рядовой англичанин, который готовится к казни, Чайковский мог ввести роковую дробь барабанов или заставить тромбоны издавать похоронный глас судьбы без всякого повода.
Его последняя симфония представляет собой по существу «Замок в Отранто», в котором ни в чем нет истинной глубины чувств, зато есть переизбыток трагичных и сверхъестественных эпизодов, хоть и не мотивированных, хоть и созданных явно по накату, все же впечатляющих и захватывающих. Симфония, кроме того, изобилует романсовыми и разгульными пассажами с обычным для Чайковского пристрастием к чисто оркестровым эффектам, которые ничем иным не являются и при исполнении па фортепиано теряют всякий смысл. Возьмем, к примеру, бассо остинато в конце первой части или стремительные гаммообразиые пассажи струйных и духовых в марше. Все это с симфонической точки зрения сплошное надувательство. В симфонии нет отдельной медленной части, се место занимает вторая тема начального аллегро, которая появляется как анданте и так дастся в полном развитии. Это нововведение оказалось столь удачным по воздействию па публику, что я не удивлюсь, если оно будет принято повсеместно.
Место скерцо занимает очаровательная часть на пять четвертей, которая покорила весь зал. Большинство музыкантов, если бы мы попросили их посчитать на слух, записали бы первые восемь тактов па пять четвертей как двадцать тактов на две четверти, потому что приняли бы вторую поту за начало первого такта, деля тему па мелодии по пять тактов, а не по четыре. Нет ни малейшего сомнения, что из-за подобного счета появится множество акцентов, которых Чайковский не предполагал; по наше чувство ритма па пять четвертей настолько неразвито, что в процессе слушания я поймал себя па том, что мысленно делю часть па 2/4-ные и 3/4-ные такты; и более того, что оркестр делает абсолютно то же самое. После этой 5/4-иой части следует очень сложный и поистине блестящий марш, который впрочем, надо признать, содержит немало бессмысленного. Финал возвращает пас в «Замок Отранто» и заканчивается в достаточно меланхолической манере, дающей нам, критикам (Чайковский недавно скончался), возможность пропеть нашу «лебединую песнь».