В. Тимохин - Мастера вокального искусства ХХ века

Пособия, книги по вокалу



Книги, ноты, пособия по вокалу, пению

 

ЛАУРИЦ МЕЛЬХИОР

 

 

Оперное творчество Рихарда Вагнера, явилось кульминацией развития немецкого музыкального театра XIX века, выдвинуло ряд исполнителей-певцов, за которыми — правда, уже позднее, в начале 20 века, — закрепилось название
вагнеровских. Выделение их, по существу, в особую стилистическую категорию нетрудно объяснить — к этому побуждала сама специфика трактовки вокального творчества в операх Вагнера.

Певец Мельхиор
Л. Мельхиор в роли Зигфрида («Кольцо нибелунга» Р. Вагнера)

далее читайте в книге...

окончание

***

Крупнейшим героическим тенором второй четверти нашего столетия был датский певец Лауриц Мельхиор. Популярность его была поистине огромной; более того, для многих любителей музыки, даже хорошо знакомых с исполнительским творчеством самых знаменитых соперников Мельхиора по оперной сцене: Макса Лоренца, Сета Свангольма или ведущего героического тенора недавнего прошлого Вольфганга Виндгассена, — он остается идеалом вагнеровского певца.
И нетрудно понять, почему. Мельхиор обладал голосом редкой красоты, удивительной сочности и наполненности звучания на все участках диапазона. Ему были присущи характерная баритоновая окраска, бархатистость тона и необычайная мягкость, теплота. Но дело не только в природном вокальном материале певца. Глубокий отклик в сердцах слушателей находила его трактовка вагнеровских ролей.
Здесь следует, очевидно, иметь в виду, что по традиции героический тенор должен был воплощать прежде всего героическое начало вагнеровских персонажей, риторический пафос которых порой превращал их в фигуры, удаленные от всего земного, возвышающиеся над радостями и печалями, над страстями простых людей. Такая концепция вагнеровского героического тенора имела немало приверженцев среди исполнителей, но не разделялась Мельхиором, хотя при своем блестящем сильном голосе он обладал внешними данными — высокой величественной фигурой с подлинно атлетическим телосложением, — идеально подходящими для ролей Зигмунда, Зигфрида, Тристана или Парсифаля в их традиционном понимании. Вот, казалось, герой, который может добиться исполнения своих желаний, полагаясь в основном на силу своего меча!

В то же время в центре вагнеровских трактовок Мельхиора неизменно оказывалась глубокая человечность и искренность переживания. В каждой фразе, произносимой певцом, ощущался трепет чувства и горячая взволнованность, не.оставляющая места для велеречивой рассудительности или внешнего, ходульного патетизма. Вагнеровские герои у Мельхиора всегда были живыми людьми, представали ли они закованными в военные доспехи, как Лоэнгрин, или облаченными в медвежью шкуру, как юный Зигфрид.
Правда, некоторым критикам казалось, что в своем стремлении к человеческой достоверности переживания и простоте певец допускал известное смещение стилистических акцентов. Находили, в частности, что его героям свойственна больше экспрессия итальянского типа, чем вагнеровского, а в эпизодах, полных вагне-ровской эпической лирики, у артиста вдруг проскальзывали чувствительные интонации, уместные разве что в «Лючии» или «Тоске».
Слушая сейчас записи Мельхиора, едва ли можно признать подобные упреки по адресу артиста справедливыми. Однако становятся ясными их истоки. Лауриц Мельхиор не был, если можно так выразиться, ортодоксальным вагнеровским певцом, с явной приверженностью к пафосу, титаническому героизму. В свое исполнение он стремился привнести больше оттенков, красок, большую тонкость динамических нюансов. Голос его звучал в операх Вагнера не только призывно, мужественно, страстно — Мельхиор был одним из немногих героических теноров, кто мог спеть вагнеровскую мелодию с покоряющей задушевностью. Вот в чем некоторые приверженцы «чистоты вагнеровского стиля» усматривали итальянские влияния! Они почему-то считали, что задушевность может быть свойственна музыке Верди или Пуччини, но не Вагнера. Искусство Мельхиора опровергало этот ошибочный тезис, еще имеющий хождение среди любителей пения.

Партию Зигмунда в первом акте «Валькирии» можно по праву считать визитной карточкой героического тенора. И', конечно, многие из них стремились зафиксировать в грамзаписи свою трактовку этой роли. Из всей тетралогии наибольшее количество записанных фрагментов с участием вагнеровских теноров приходится именно на первое действие «Валькирии». С Мельхиором записаны два первых акта «Валькирии» (дирижеры Бруно Вальтер и Бруно Зейдлер-Винклер) и целиком опера «Зигфрид» — правда, с купюрами, составленная из фрагментов, записывавшихся в разное время с разными исполнителями других ролей и дирижерами.
Очень цельное и гармоничное впечатление оставляет певец в исторической записи первого действия «Валькирии», выполненной в 1935 году, когда Мельхиор был в расцвете дарования. В известной степени она может считаться квинтэссенцией его исполнительского стиля. Запись «Зигфрида», фрагментов из «Мейстерзингеров», «Тристана» или «Парсифаля» (большая сцена с Кунд-рй из второго действия) не добавляет к его артистическому облику никаких принципиально новых черт.
Образ Зигмунда исполнен у «Мельхиора подлинно романтической взволнованности и трогательности чувства. Голос артиста звучит тепло и проникновенно — никакой жесткости фразировки, резкости акцентов, его декламация энергична, но лишена характерного для некоторых героических теноров известного однообразия красок, каждая фраза певца в кантиленных эпизодах распета с удивительной лирической красотой. Мельхиор не упускает возможности блеснуть эффектами вагнеровского героического тенора — тесситурно очень сложные знаменитые восклицания Зигмунда в его монологе: «Вельзе! Вельзе!» — когда в трудную минуту жизни он взывает к памяти своего отца, звучат у артиста с редкой насыщенностью и блеском, пламенно и страстно, без малейшего напряжения. Пожалуй, лишь Макс Лоренц умел придать им еще большую экспрессивность и подлинно стихийную мощь.

По искренности и сердечности исполнение Лаурица Мельхиора и сейчас может служить образцом для многих героических теноров. Рассказ Зигмунда о сражении с врагами, о том, что привело его, безоружного, в жилище сурового и угрюмого воина Хундинга, певец проводил с огромным эмоциональным накалом и настоящей душевной открытостью. Слушая Мельхиора, ощущаешь, что каждая спетая им фраза выстрадана, внутренне пережита, прочувствована всем сердцем — и за этими драматическими взлетами и ниспадающими скорбными интонациями, нежнейшими пианиссимо, плавными линиями легато и мягкой задумчивой кантиленой вырисовывалась рельефная художественная картина, складывался эмоциональный портрет юного Зигмунда, который вызывал горячее сочувствие слушателей.
Запись сохранила для нас живое звучание безусловно лучшего вагнеровского дуэта нашего времени: Кирстен Флагстад — Лауриц Мельхиор. Как исполнителей их многое роднило в плане самого подхода к интерпретации музыки Вагнера: искусству Флагстад также в высшей степени была свойственна глубокая человечность. Единый душевный настрой, удивительно чуткий отклик на эмоциональную окраску фразы у партнера, неповторимый звуковой колорит, создававшийся сочетанием голосов артистов, не говоря уже о владении ими всем арсеналом средств вокальной выразительности, снискали этому дуэту мировую славу. И когда в любовной сцене Тристана и Изольды голоса певцов сливались в идеальной гармонии, слушателей не покидало ощущение того, что. здесь происходит погружение в самые сокровенные глубины вагнеровской бесконечной мелодии.
Говоря о замечательном даровании Мельхиора-лирика, нельзя не упомянуть еще об одном интересном звуковом памятнике его искусства, на этот раз уже не связанном с вагнеровскими концепциями артиста. В годы второй мировой войны Мельхиор, живя и работая в США, записал на грампластинки широко известные на родине певца, в Дании, песни и романсы. Выход в свет этого небольшого альбома в период, когда над страной нависли черные тучи фашистской оккупации и произведения национальной культуры фактически находились под запретом, был отнюдь не случайным. Песнями, любимыми в народе, которые говорили о красоте родного края, о л,ю$р# к родине, артист обращался к своим соотечественникам в годину тяжелых испытаний, выпавших на их долю. Км человек и художник он верил в неомраченное будущее своего народа, в его силу духа.
В исполняемой Мельхиором песне композитора Петера Арнольда Гейзе есть такие проникновенные строки, которые можно было бы поставить эпиграфом ко всему альбому:
Тебя я в песне прославляю,
Страна любимая.
Ты можешь одарить
И лаской нежною,
И силой богатырской.
Лишь здесь покой я обретаю
И полной грудью вновь могу дышать.
Лети, моя песня, на крыльях мечты,
Воздай хвалу земле моих отцов.
Пусть пронесется она по полям и долинам
И радостью наши сердца напоит!
Почти все эти песни отличает мягкая, сдержанная «северная» лирика с заметным отпечатком светлой элегичности, которая окрашивает в свои характерные тона и исполнение Мельхиора. Он поет их в удивительно трогательной непринужденной манере, со всей непосредственностью и искренностью чувства. Большой голос певца звучит по-настоящему прозрачно, светло, и сам стиль исполнения совершенно лишен какой-либо оперной масштабности. При полном отсутствии эффектов, внешне выраженной эмоциональности замечательна та лирическая просветленность, поэтическая мечтательность, романтический настрой, которые привносит в свою трактовку Мельхиор. И в воображении слушателя предстают поэтические картины северного края, где «зоркие ястребы парят в поднебесье, кукушки притаились в чаще лесной, где осенний ветер водит хороводы из опавших листьев на холмах, стерегущих покой спящих викингов».

* * *
Лауриц Мельхиор родился в столице Дании Копенгагене 20 марта 1890 года. Он рано приобщился к миру музыки — его отец был руководителем церковного хора, в котором мальчик часто выступал. Сестра Лаурица (кроме него, в семье было еще пятеро детей) страстно любила оперное искусство и часто посещала
Королевский оперный театр. С детских лет к театру пристрастился и будущий певец. Слушая спектакли, он мысленно представлял себя на оперной сцене, и мечта стать певцом вскоре захватила юношу целиком. В восемнадцатилетнем возрасте он начал заниматься пением у Пауля Банга в родном городе, а через четыре года поступил в Королевскую оперную школу. У молодого Мельхиора находили прекрасный баритон, очень звучный, красивый по тембру. 2 апреля' 1913 года сбылась мечта Мельхиора — он дебютирует в оперном театре; его первой ролью был Сильвио в «Паяцах». Публика встретила нового артиста очень тепло, и успех первого выступления побудил дирекцию Копенгагенской оперы пригласить его в труппу. На протяжении нескольких лет Мельхиор выступал здесь в баритоновых партиях, главным образом итальянского репертуара. Однажды он совершил гастрольную поездку по Швеции (это было в годы первой мировой войны), причем с особым успехом пел графа ди Луна в «Трубадуре». Казалось, артистическая судьба певца определилась. И здесь случается непредвиденное: импрессарио оперной труппы, в составе которой Мельхиор гастролировал по Швеции, бывшая певица, начала убеждать артиста Б том, что его голос по характеру отнюдь не баритон, а тенор! Ряд упражнений, показанных певицей, обнаружил у Мельхиора, к его удивлению, настоящие теноровые верхние ноты. Это открытие озадачило артиста. Стоит ли рисковать, отказаться от уже достигнутого; овладевать новым репертуаром? Вместе с тем он понимал, что теноровый репертуар откроет перед ним более широкие, заманчивые творческие перспективы. Память об этом переломном моменте в его карьере сохранилась у певца на всю жизнь (почти полвека спустя Мельхиор учредил специальный фонд, в задачу которого входит оказание материальной помощи молодым артистам со сходной творческой судьбой на время вынужденного перерыва, неизбежного в процессе артистической переквалификации с баритона на тенор).
Итак, Мельхиор решил оставить сцену и целиком отдаться занятиям, изучению тенорового репертуара, и здесь в области его художественных интересов произошел важный сдвиг: молодой артист отказался от Своих прежних итальянских симпатий и обратил особое внимание на вагнеровскую музыкальную драму, которая и принесла певцу в дальнейшем мировую славу. 8 октября 1918 года состоялся «второй дебют» Мельхиора на сцене того же Копенгагенского оперного театра в теноровой партии Тангейзера в одноименной опере Вагнера. Уже в следующем году певца приглашают в Лондон для участия в концерте с оркестром «Куинз-холл» под управлением Генри Вуда. В 1920 году вместе со знаменитой певицей Нелли Мельбой Мельхиор поет в первом радиоконцерте, передававшемся экспериментальной лондонской радиостанцией.
Все эти годы Мельхиор не переставал упорно совершенствовать свое мастерство. Он занимается у лучших вокальных педагогов Европы — Виктора Бейгеля в Лондоне, Эрнста Гренцебаха в Берлине и у прославленной вагнеровской певицы Анны Бар-Мильденбург в Мюнхене. Напряженному периоду учебы подвел своеобразный итог дебют артиста в лондонском театре «Ковент Гарден» (14 мая 1924 года), после которого о Мельхиоре заговорили как о певце мирового класса. Мельхиор выступил в партии Зигмунда в «Валькирии», и хотя он еще имел мало опыта как вагнеровский певец, его интерпретация произвела огромнее впечатление на слушателей. После первого акта Б. Вальтер, дирижировавший спектаклем, первым ринулся за кулисы и горячо поздравил артиста с большой творческой победой.
Успешный дебют Мельхиора в «Ковент Гарден» повлек за собой приглашение в Германию. Летом того же года артист спел партию' Зигмунда на Байрёйтском фестивале, а в 1925 году выступил здесь в роли Пар-сифаля, подготовив эту партию под руководством Карла Мука, одного из самых замечательных интерпретаторов последнего вагнеровского творения за всю его сценическую историю. Мельхиор регулярно возвращался в Байрёйт в течение ряда лет; лишь когда к власти в Германии пришли фашисты, артист прекратил все связи с немецкими оперными сценами, включая и Байрёйт.
Успешные выступления Мельхиора в Лондоне и на Байрёйтском фестивале 1924 года повлекли за собой приглашение в Гамбургскую государственную оперу. Два года он был солистом этого театра, где помимо вагнеровских ролей обращался также и к другим партиям (Иоанн в «Пророке» Мейербера, Радамес в «Аиде», Канио в «Паяцах»).
Сохранившиеся записи — правда, очень немногочисленные— позволяют составить о Мельхиоре некоторое представление как о драматическом теноре «итальянского типа». Пластика и мягкость его фразировки, красота кантилены, несомненно, производили большое впечатление и в итальянских ролях. Мельхиор не стремился копировать исполнительские приемы, характерные для певцов итальянской школы, — в его вокализации, например, отсутствовала традиционная итальянская пафосность, но ощущалась огромная внутренняя драматическая напряженность. Итальянская оперная классика для Мельхиора — вагнеровского певца (как, например, и для другого знаменитого героического тенора 30-х годов, Франца Фёлькера) не представляла сложной стилистической проблемы. Хотя в голосе Мельхиора не было характерной итальянской сладостности, искусству певца были определенно близки художественные принципы итальянского бельканто со многими его отличительными чертами: эластичностью звуковедения, замечательным мастерством пения легато, виртуозной свободой владения, голосом.
Вагнеровское бельканто, несомненно, родственно итальянскому своей красотой, пленительной поэтичностью, зачарованностью звучания при всей их, казалось бы, несхожести, если иметь в виду энергичную размашистость, импульсивность скандирующей декламации, чеканную «твердую» фразировку, столь свойственную вагнеровской вокальной школе. Но когда слушаешь Кир-стен Флагстад, Лаурица Мельхиора, Фридриха Шорра или Лотту Леман, познаешь само существо понятия «вагнеровское бельканто». И может быть, стоит напомнить, что уже в наши дни, в конце 60-х годов, Герберт фон Караян, осуществляя на весенних Зальцбургских фестивалях постановки вагнеровских опер, требовал от певцов прежде всего итальянской кантилены и мягкости полутонов. Вот еще один ракурс вопроса об «итальянских влияниях» в искусстве Мельхиора!
17 февраля 1926 года певец дебютировал в роли Тангейзера на сцене нью-йоркской «Метрополитен-опера»— театра, которому затем отдал почти четверть века своей исполнительской деятельности. Любопытно только, что первое выступление Мельхиора перед американской аудиторией прошло фактически незамеченным. Артист пел в дневном спектакле, а внимание всех любителей вокального искусства было приковано к вечернему представлению «Риголетто», в котором должен был состояться дебют молодой американской певицы Марион Таллей. Вокруг этого имени в американской прессе еще задолго до дебюта была поднята сенсационная шумиха. Таллей называли новой Зембрих, Тетраццини и Галли-Курчи, ей прочили великое будущее и мировую славу. Все это привело в вечер ее дебюта в зрительный зал «Метрополитен» музыкальных критиков едва ли не всех ведущих американских газет. В такой обстановке на выступление Мельхиора просто не обратили внимания.

Что же касается Таллей, то голос у нее — если судить по сохранившимся грампластинкам — был действительно замечательным, но ее артистическая судьба лишний раз подтвердила ту неоспоримую истину, что даже самый благодатный природный материал еще не является гарантией длительного и прочного успеха певца у слушателей. Через несколько лет имя Таллей бесследно исчезло и ныне известно, пожалуй, лишь специалистам, а рассказ о том, как ей удалось «на один вечер» затмить прославленного артиста, пополнил собрание любопытных курьезов, которыми так богата история певческого искусства.
Итак, с февраля 1926 года Лауриц Мельхиор стал солистом «Метрополитен-шера». В течение многих лет он не имел соперников в вагнеровской репертуаре. Продолжалась широкая гастрольная деятельность артиста: он пел в Берлине, Гамбурге, Вене, Париже, Гааге. После своего знаменательного дебюта в -театре «Ковент Гарден» Мельхиор посещал Лондон почти каждый год до начала второй мировой войны. Помимо вагнеровских ролей артист выступал здесь также в вердиевском «Отелло» в 1933 году (дирижировал спектаклем Антонио Вотто). На следующий год он повторил свой большой успех в партии Отелло — за дирижерским пультом на этот раз стоял замечательный интерпретатор вердиевской партитуры Томас Бичем. Большим событием лондонской музыкальной жизни была постановка тетралогии «Кольцо нибелунга», осуществленная под художественным руководством Вильгельма Фуртвенглера в театре «Ковент Гарден» в 1937 году. Великий дирижер пригласил Лаурица Мельхиора на роль Зигфрида (в двух последних частях тетралогии).
Очень часто имя певца можно было встретить и на афишах буэнос-айресского театра «Колон», с которым Мельхиор также поддерживал тесные творческие связи. Впервые он выступил на его сцене в 1931 году, исполнив партию Тристана, и впоследствии регулярно выступал перед аргентинской публикой в течение почти двух десятилетий.
Начиная с 1935 года на протяжении шести лет Лау-риц Мельхиор являлся почти постоянным партнером Кирстен Флагстад во многих вагнеровских спектаклях театра «Метрополитен-опера»: в «Тристане», «Зигфриде», «Гибели богов», «Парсифале», «Тангейзере», «Лоэнгрине». Фрагменты некоторых из них запечатлены в записи и составляют неоценимый вклад в современную исполнительскую вагнериану. Когда в 1941 году Флагстад покинула «Метрополитен-опера», ее преемницей стала Елена Траубель, певица, в голосе которой было много «флагстадовской» теплоты и лучезарности тона.
С этого времени на сцене «Метрополитен» оперы Вагнера неизменно идут с участием Мельхиора и Траубель. В феврале 1941 года Артуро Тосканини пригласил обоих артистов выступить с оркестром нью-йоркской Национальной радиовещательной компании в большой вагнеровской программе. В этом концерте Мельхиор и Траубель исполнили сцену Зигмунда и Зиглинды из первого, действия «Валькирии» и сцену Брунгильды и Зигфрида из «Гибели богов».
В феврале 1938 года на сцене «Метрополитен» Мельхиор спел сотый спектакль «Зигфрида», а в сезоне 1944/45 года — двухсотого «Тристана». Сто шесть раз он выступал в роли Лоэнгрина, сто сорок четыре раза—в партии Тангейзера, сто восемьдесят три раза — Зигмунда, сто двадцать восемь раз пел Зигфрида в «Гибели богов». Еще ни один героический тенор до Мельхиора не имел в своем активе столь большого количества выступлений в вагнеровских ролях (так, известный исполнитель роли Тристана в прошлом столетии, знаменитый польский тенор Ян Решке спел эту роль менее пятидесяти раз). Артист сохранил свои голос в полном объеме до весьма преклонного артистического возраста — Мельхиор простился с оперной сценой накануне своего шестидесятилетия. Последний спектакль с участием артиста состоялся в «Метрополитен» 2 февраля 1950 года. В этот вечер шел «Лоэнгрин». Партнерами певца были артисты, с которыми он особенно часто выступал в последние годы: Елена Траубель, Александр Швед, Бланш Тибом. За дирижерским пультом стоял Фриц Штидри.
Однако артистическая деятельность Мельхиора ня этом не прекратилась. Еще в 1945 году он начал работать в кино. Первый фильм с его участием, «Волнующий роман», повлек за собой приглашения на новые съемки: певец снимался в фильмах «Две сестры из Бостона» (1946), «Навсегда» (1947), «Роскошный лайнер» (1948). Последняя лента, запечатлевшая искусство Мельхиора, «Звезды поют», была отснята, когда артист уже оставил оперный театр, — в 1953 году. В 50-е годы певец вместе с выдающимся итальянским басом Эцио Пинца, к этому времени также прекратившим выступать в опере, пианистам Хосе Итурби й другими любимцами публики часто принимал участие в своеобразных шоу с исполнением произведений. Создававшихся в традициях легкой классической музыки. Эти шоу имели большой успех у публики.

Хорошая артистическая форма позволила Мельхиору в семидесятитрехлетнем возрасте выступить на вечере в Нью-Йорке, посвященном его золотому юбилею —пятидесятилетию со дня дебюта на оперной сцене,'—-и спеть в сопровождении оркестра монолог Зигмунда!
Знаменитый певец скончался в Санта Моника (США) 19 марта 1973 года.
В памяти современников Лауриц Мельхиор остался одним из корифеев вокального искусства первой половины XX столетия. И сейчас уже новое поколение слушателей убеждается в том, что его артистическое наследие имеет непреходящую художественную ценность, — оно, в частности, продолжает оказывать большое влияние на формирование взглядов современной аудитории на принципы вагнеровского исполнительства, в историю которого Мельхиором вписана поистине замечательная страница.