Каждый, кто знает пианиста Сергея Доренского не только по эстраде, согласится
- это человек редкого обаяния, общение с ним доставляет особую радость.
Он, профессор Московской консерватории, известный артист, на редкость
демократичен, в нем нет ни грамма заносчивости, стремления к какой-то
огороженной исключительности. Об этом можно было бы и не говорить, если
бы упомянутые качества не находили рельефного отражения в самой его исполнительской
манере. Каждое его выступление, каждая новая программа демонстрируют именно
эти черты его художественной натуры.
.Если уж выдающийся педагог, маститый профессор останавливает свое внимание
на пятикласснике и начинает заниматься с ним, значит он верит в его будущее.
Такая удача выпала на долю Сергея Доренского. Еще в Центральной музыкальной
школе он стал учеником Г. Р. Гинзбурга, затем его студентом в Московской
консерватории (до 1955 года) и, наконец, у него же совершенствовался в
аспирантуре. Именно в этот период он добился заметных успехов на музыкальных
соревнованиях - сперва на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Варшаве,
а затем на Международном конкурсе в Рио-де-Жанейро.
С тех пор Сергей Леонидович ведет активную концертную деятельность. Он играет в Москве, Ленинграде и других городах страны, успешно гастролирует за рубежом. Доренского никак не отнесешь к разряду всеядных концертантов. Постепенно у него складывается определенный круг репертуарных привязанностей. Как замечает сам пианист, „во время учебы всем нам, исполнителям, надо стараться охватывать как можно больше музыки, пробовать играть все, что можно. В дальнейшем, с началом профессиональной концертной практики, выходить на сцену следует лишь с тем, что больше всего удается".
Больше всего удается Доренскому музыка Шопена. И произведения польского гения практически ежегодно составляют фундамент программ артиста. Здесь с наибольшей силой разворачиваются достоинства его пианистического искусства, его духовный потенциал. И это касается как крупных сочинений, так и миниатюр. Спутниками Шопена выступают у него Бетховен, Шуман, Лист, Чайковский, Рахманинов, Скрябин. Словом, можно сказать, что интересы музыканта сосредоточены на традиционно основной сфере пианистической литературы. Но в этом привычном круге Доренский нашел свою линию, и руководящим компасом всегда остается для него лирическое начало. „В отличие от других представителей пианистической современности, -пишет профессор Г. Цыпин, - Доренский не обнаруживает особой склонности к сфере фортепианной токкатности; не по душе ему, как концертанту, ни „железные" звуковые конструкции, ни громовые раскаты фортиссимо, ни суховатый и резкий „стрекот" пальцевой моторики. Люди, часто бывавшие на его концертах, уверяют, что он в жизни не взял ни одной жесткой ноты. Зато он с самого начала проявил себя прирожденным мастером кантилены. Показал, что может очаровать пластичным звуковым рисунком. Обнаружил вкус к нежно засурдиненным, серебристо переливчатым пианистическим краскам. Тут он выступил наследником истинно русской фортепианно-исполнительской традиции. Так у него было в молодые годы, то же и сейчас. Отличала его и тон-ность, любовная закругленность фразировки: игра его как бы изукрашивалась изящными звуковыми виньетками, плавными мелодическими изгибами. Наверное, ни в чем Доренский не высказал себя до такой степени учеником Гинзбурга, как в этой искусной и тщательной отшлифованности звуковых линий".
Вот уже несколько десятилетий Сергей Леонидович Доренский преподает в
Московской консерватории. Его педагогическая деятельность, без всякого
преувеличения, пользуется международным авторитетом. Недаром его так часто
приглашают в состав жюри самых известных международных конкурсов. Сейчас
он является деканом фортепианного факультета. Он воспитал здесь многих
талантливых исполнителей. Кажется, в этом успехе не последнюю роль играет
его способность к спокойному, объективному самоанализу. Поэтому интересно
познакомиться с наблюдениями Доренского о некоторых аспектах фортепианного
исполнительства.
„Играть надо в свое удовольствие, с радостью, - говорит он. - Знаю по
себе: когда что-то делаешь с охотой, это „что-то" всегда получается
и удается. На сцене удостоверяешься в этом с особой наглядностью. Если
исполняешь свою концертную программу, не получая удовольствия от самого
процесса музицирования, - выступление в целом оказывается малоудачным.
У каждого могут быть на эстраде какие-то неполадки, погрешности, сбои.
Надо втолковывать начинающим исполнителям, что ничего, мол, страшного,
если это вдруг и произойдет. Даже с известнейшими мастерами такое бывало
- и с Нейгаузом, и с Софроницким, и с Игумновым, и с Артуром Рубинштейном.
Где-то порой их подводила память, в чем-то они могли напутать. Это не
мешало им оставаться любимцами публики.
Суметь должным образом отреагировать на сценическую неудачу необходимо
в принципе любому исполнителю - как опытному, так и дебютанту. Дело ведь
не в самой запинке или случайной технической помарке. Дело в том, чтобы
это не испортило настроение играющему и тем самым не сказалось бы на остальной
части программы. Не ошибка страшна, а возможная психологическая травма,
полученная в итоге ее; это и приходится объяснять молодежи.
Не побоюсь упрека в том, что говорю известные вещи (в конце концов, быстрее
всего выветривается из сознания именно хорошо известное), и скажу: на
сцене обязательно нужна убежденность в своей художественной правоте; тут
очень важно не усомниться в своих силах, возможностях, в своей интерпретации.
И готовить ученика к нужному сценическому самочувствию следует еще в классе.
Естественно, все хорошо в меру. И все же для человека, чья профессия -
выступать перед слушательской аудиторией, лучше иметь, по-моему, чуть
больше уверенности в себе, нежели меньше. Вот, например: некоторые исполнители
могут вам показаться со стороны излишне самонадеянными. Отчасти же - результат
особого внутреннего настроя. Ибо слишком велико бремя, лежащее на артисте".