Имя французского композитора Франсиско Лопеса не слишком широко известно и едва ли заслуживало бы специального рассказа, если бы не одна деталь: несколько лет назад имя это на короткое время буквально заполонило французскую печать, точнее, те ее страницы, что посвящаются театральным новостям и откликам на них. Причиной тому была постановка оперетты Лопеса „Три мушкетера", вызвавшая настоящую сенсацию. Причем, что любопытно: автор этого опуса далеко не был новичком, неким незнакомцем, ворвавшимся неожиданно в художественный мир французской столицы. Португалец по происхождению, он обучался в Лиссабонской консерватории еще до войны и тогда же брал уроки композиции у Ш. Кеклена. Творческую деятельность начал в 1940 году, и наибольших успехов добился в двух жанрах - киномузыки и оперетты. Впрочем, успехи эти в его биографии тесно связаны, ибо многие оперетты Лопеса, основанные преимущественно на народных - португальских и французских мелодиях, - были экранизированы: „Андалусия" (1950), „Красавица из Кадиса" (1953), „Четыре дня в Париже" (1955), „Певец Мексики" (1956), „Техасская серенада" (1958) и так далее - с тем же результатом.
Итак, вполне удачливый и вполне заурядный автор оперетт. И ничто не предвещало бури, разыгравшейся вокруг очередного сочинения Лопеса, увидевшего свет рампы в театре „Шатле". Видимо, не только музыка тут причиной: французов задело за живое обращение к одному из любимцев нации -Александру Дюма. Разгорелись споры, которые, впрочем, только способствовали успеху оперетты. Вот тогда и появился в журнале „Франс-нувель" любопытный фельетон Франсуа Сальвена, озаглавленный „Печальные приключения трех мушкетеров, или Воображаемый разговор с Александром Дюма". Нам хотелось бы сделать его достоянием наших читателей не столь ради более пристального знакомства их с творчеством вполне заурядного композитора (хотя и очень популярного), сколько ради того, чтобы продемонстрировать, как разнообразна может быть и сама форма рецензии.
„Вчера вечером, выходя из театра „Шатле", я встретил, кого бы вы
думали, - хотите верьте, хотите нет, - не кого иного, как старого милого
разбойника Александра Дюма. Я не мог поверить в выпавшее мне счастье,
но, прислушавшись к голосу долга, приблизился к великому человеку, который,
вопреки существующим легендам, казался мне несколько опечаленным. Я спросил
его:
- Вас что-нибудь оскорбило, маэстро?
- Я, как и вы, иду с представления „оперетты-вестерн", которую господин
Франсис Лопес извлек из моих „Трех мушкетеров", точнее былс бы сказать,
- выдавил.
- Считаете ли вы, что это предательство по отношению к Вам ?
-„Три мушкетера" - сочинение, если и не сложное многоплановостью
своей, то, по крайней мере, многокрасочное. Кажется, слишком пестрое для
господина Лопеса; все свои силы посвятил or перекраиванию и ;у женимо
романа и, вероятно, спутав меня с господином Виктором Гюго, а д' Артаньяна
-с Рим Б лазом, попросту сделал легендарного гасконца любовником королевы
Анны Австрийской. И это только один пример, наугад выбранный из сотни
других. В конце концов я и сам не гнушался плагиатом, предал многих моих
собратьев по перу, и не считаю подобный жанр „адаптации" смертельным
грехом: я, вероятно, простил бы его господину Лопесу, если бы только он
придал персонажам, позаимствованным от меня, хоть частицу жара, огня и
юмора, которые им присущи. Господь свидетель, я не особенно строг к своим
маленьким шуткам, но все же в этой „оперетте-вестерне" есть ведь
и такие „авторские мысли", которыми даже моя мусорная корзина не
смогла бы гордиться. Но при всем том, молодой человек, причина моей меланхолии
- в другом.
- В чем, маэстро?
-Она не рождена и тем, - тут я вас наверняка удивлю - что я не владею
никаким авторским правом над этими тремя мушкетерами, которые все еще
приносят доход, неважно в какой форме - фильма или оперетты. При жизни,
правда, я был достаточно неуступчив в деловых отношениях, но сегодня.
Нет, и не в этом причина моего огорчения.
-Так в чем же?
- В том, молодой человек, что я присутствовал на самом устаревшем и самом
некрасивом спектакле, который мне суждено было увидеть.
- Может быть, это происходит оттого, что оперетта - вообще отживший жанр
в наше время ?
- Вы шутите!? Оперетта - жанр, переживающий первую молодость! Она ведь
только родилась в 19 веке. И она была весела, смешна, полна жизни; о,
я обожал ее! А то, что я увидел в этот вечер, было лишь ее зловещим подобием.
И, спешу добавить - не по вине актеров. Все они исполняют свои роли с
полным пониманием и даже, как в случае с Морисом Баке и роли Планше, с
большим талантом. Печально, что никто никому не предъявляет никаких более
высоких требований. Сетовать на сценографа, делать его козлом отпущения,
было бы тоже несправедливо: ни один костюм, предмет или декорация не кажутся
мне отвратительными. Композитор, разумеется, достаточно много потрудился,
чтобы сварганить мелодийки, которые никого не могут удивить. Певца, которым
наверняка было сказано: „Раскройте руки и сладко воркуйте!" - так
и делают: простирают руки и воркуют. Даже кони, которых попросили вести
себя разумно, внимательно шевелят копытами и прилежно стараются, чтобы
слишком много навоза не попало на сцену. Что же касается публики, которая
в основном состоит из людей простых и которая заплатила немалые деньги
за места в зале, то она, разумеется, тоже исполняет свою роль, не ожидая
каких-либо сюрпризов. Она даже, кажется, рада тому, что не сталкивается
с последними. Фактически господин Лопес не только мой убийца, но и убийца
оперетты.
- Которая, как вы сказали, жанр, отнюдь не осужденный на смерть?.
- Она наверняка будет осуждена на смерть, если останется в руках торгашей,
которые стремятся превратить ее в курицу, несущую золотые яйца. Но давайте
на мгновение представим себе (и так было в мое время, когда родилась оперетта),
что способные композиторы вашего времени, сегодняшнего, способные драматурги
и способные режиссеры займутся разработкой этого масштабного развлекательного
жанра на основе современных сюжетов и в современном духе. Вот тогда у
меня так не повисли бы усы при выходе из театра „Шат-ле"!
- Подобные опыты существуют. Их назвали „музыкальная комедия", или
„музыкальный театр" - мюзикл.
- Тем лучше. В таком случае им нужно было бы дать возможности и средства
хотя бы равные тем, что даются деятелям из театра „Шатле".
- И правда, почему бы нет? Почему бы не открыть двери театра „Шатле"
для мюзикла и его публики - одной из самых преданных и массовых во Франции?
Публики, которую постоянно обманывают - несмотря на разукрашенные костюмы,
бесконечные изысканные декорации и толпы статистов. В этом случае вы бы
вернулись, господин Дюма?
-При этом условии, конечно. Но боюсь, этого не случится, по крайней мере
еще пару десятилетий."
Так закончился этот вымышленный диалог журналиста с драматургом, диалог,
при всем своем анахронизме, вовсе не звучащий слишком нереально. Мы не
будем комментировать его: пусть читатель сам задумывается над словами
вымышленного „Александра Дюма". Добавим только, что оперетта „Три
мушкетера", несмотря на все вышесказанное, с неослабевающим успехом
шла на парижской сцене еще долгое время, да и сегодня, возможно, идет
где-нибудь во французской глубинке. Что ж, видимо заслуга тут, прежде
всего, принадлежит реальному Александру Дюма, его неумирающим героям.