Биографии великих людей - неисчерпаемый источник легенд и загадок, своего рода магнит, постоянно притягивающий к себе внимание исследователей. Казалось бы, все уже давно известно, каждый, даже самый мелкий факт проанализирован, каждый, даже самый малозначащий документ „подшит к делу". Но нет, всегда находится повод и причина поставить под сомнение уже известное, а уж если обнаруживаются новые крупицы доказательств, то и вовсе подчас пересмотреть целые концепции, складывавшиеся иной раз годами, десятилетиями.
Так оно происходит и с Моцартом. Уж сколько, казалось бы, посвящено его короткой жизни исследований и романов, публикаций и статей, спектаклей и фильмов. Но и на этом, вдоль и поперек перепаханном „поле" кое-кто умудряется копнуть чуть глубже- и открываются новые сокровища. Именно такой вот археологической работе посвятил себя западногерманский исследователь Уве Кремер из Гамбурга. В основе его концепции новой биографии, точнее „критических замечаний" к этой биографии -разного рода финансовые документы, сохранившиеся до нашего времени. С помощью этих сугубо прозаических материалов У. Кремер пытается опровергнуть одну из наиболее распространенных легенд, согласно которой великий композитор стал жертвой алчного высшего света, жестоких кредиторов и расточительной жены Констанции, которые, каждый по-своему, использовали его талант и привели его в конце концов к бедности и смерти. Подчеркивая эту особенность работы Кремера, критик П. Дворак отмечает: „В существующих биографиях желаемое и полная идентификация с жизнью героя привели к мрачным описаниям нищеты последних лет жизни Моцарта, но причины этого обнищания исследованы не были. Все это хорошо укладывалось в слащавый стереотип о непризнанном художнике, а вина падения постоянно возлагалась на других - на кредиторов, чиновников двора, непонимающую публику, т. е. на общество. Тем самым, бедствие становилось неизбежным следствием художественного развития, где, в конце концов, Моцарт творил лишь для избранных и оставался непонятым большинством".
Уве Кремер демонстрирует иной подход, базируясь не столько на мемуарах, неизбежно субъективных и не всегда точных, а на документах вроде следующего: „Один лимон - 2,5 крейцера, тмин - 4 крейцера, сапожная щетка - 5 крейцеров, одна мера гороха - 12 крейцеров", и так далее. С помощью тщательного анализа документации домашнего хозяйства семьи Моцарта он позволяет себе утверждать, что в трагическом положении художника виноват, увы, прежде всего он сам, ибо размер гонораров, которые Моцарт получал, обеспечивал ему достаточно благополучное по тем временам существование. Разумеется, исследователь никак не стремился тем самым нанести оскорбление памяти композитора или тем более усомниться в его гении, но лишь „придать, по словам П. Дворака образу Моцарта больше правдоподобности, вырвать его из сферы удушающего идолопоклонства".
Вывод, к которому приходит У. Кремер, таков: после переезда в Вену Моцарт очень быстро разбогател, даже по сравнению со своими более маститыми собратьями по перу. В качестве одного из доказательств Кремер сравнивает упомянутый список покупок с ценами того времени и доходами молодого музыканта на фоне уровня жизни того времени. Так, выясняется, к примеру, что обер-директор крупнейшего госпиталя, основанного в столице в 1783 году (там лечилось около двух тысяч пациентов), получал 3 тысячи гульденов в год, главный хирург - 1200 гульденов, санитар - 110 гульденов; в то же время рядовой музыкант в оркестре князя Эстергази получал начальный оклад в 200 гульденов, и лишь в случае успешной службы имел шансы удвоить свою зарплату. Оклад органиста составлял всего 50 гульденов, а Моцарт платил своей служанке всего по гульдену в месяц - итого 12 за год службы. В этих условиях его траты представляются немалыми.
Но и доходы, поначалу во всяком случае, составляли приличную сумму. Только за уроки музыки ему платили в 10 раз больше, чем его отцу Леопольду - педагогу с большим опытом, составителю известного учебника. Но ведь по сравнению с гонорарами за выступления в аристократических салонах, заказные композиции и концертные выступления и эти суммы выглядели ничтожно. Только концертная деятельность давала Моцарту, как выясняется, около 10 тысяч гульденов за год! Конечно, эти доходы были не слишком велики, если сравнивать их с доходами аристократов и высшей придворной знати, но они явно давали возможность безбедного существования.
Особо останавливается Кремер на факте обращения Моцарта в 1791 году к
купцу Пухбергу с просьбой о весьма значительном займе. Ему не было отказано
и он получил более 15 тысяч гульденов, что лишь подтверждает его кредитоспособность.
Но вот вопрос: на что ему нужны были такие деньги, если, как нетрудно
установить, расходы на квартиру и лечение жены вовсе не были столь велики.
У. Кремер пытается доказать, что главная причина нищеты композитора -склонность
к карточной игре и связанные с ней долги. Современник композитора Ф. Де-туше
подтверждал также, что „Моцарт страстно любил играть на бильярде, но играл
он плохо. Он делал высокие ставки, играя ночи напролет." По мнению
исследователя, именно страсть к азартным играм привела Моцарта в „высшие
слои общества", а соперничать с людьми, которые могли позволить себе
проигрывать и по 100 гульденов за ночь он, конечно, не мог. Высказано
также предположение, что именно дурная слава о карточных и прочих долгах
композитора была причиной охлаждения к нему со стороны высшего света.
Оценивая значение работы У. Кремера, вызвавшей немалые споры в кругах
историков музыки, П. Дворак заключает: „По праву можно задать вопрос,
для чего нужны подобные копания в жизни гениального музыканта. Но если
согласиться с тезисом, что почитание и безудержные похвалы скорее вредят,
нежели приносят пользу исключительным личностям, можно найти положительные
моменты в работе У. Кремера. Описанная в ней судьба будит новый интерес,
и, возможно, это открывает путь к большему пониманию произведений Моцарта,
до сих пор пугавших почитателей своим преувеличенным пафосом. Это и есть
те положительные элементы, на первый взгляд, сухой бухгалтерской интерпретации
Кремера."