Как ни странно, но точная дата рождения композитора до последнего времени
была предметом обсуждений и сомнений. Дело в том, что в своей „Автобиографии"
Сергей Прокофьев записал: „Родился я (по старому стилю) 11 апреля, в среду
в 5 часов дня. Это выходило - спустя сто дней в году. По новому стилю
11 апреля равнялось 23-му, не 24-му, как ошибочно высчитали некоторые".
Между тем метрическое свидетельство, выданное Екатеринославской духовной
консисторией, гласило: „Тысяча восемьсот девяносто первого года рожден
пятнадцатого апреля, и крещен двадцать третьего июня, Сергей; родители
его: московский почетный гражданин Сергей Алексеев. Прокофьев и законная
жена его Мария Григорьевна, оба православные. Крестил священник Андрей
Павловский с псаломщиком Евфимием Соколовским. Восприемниками были: харьковский
купец Петр Алексеевич Прокофьев и петербургского придворного служителя
Григория Жидкова дочь - девица Татиана Григорьева".
В тот период отец будущего композитора, Сергей Алексеевич Прокофьев, занимал
место управляющего большим имением Сонцовка, расположенным в Бахмутском
уезде Екатеринославской губернии. «Сонцовка, - как рассказывал Сергей
Сергеевич, - лежала при слиянии двух речек: Солёненькой (или по-украински
Солоненькой) и Шурова ручья. Летом они скромно вились по дну довольно
глубоких балок и даже совсем пересыхали, весной же развивались в бурные
потоки, сносившие плотины и самодельные мосты. По этим балкам, поросшим
тополем, вербой и вишней, вытянулись улицы села; там же, где речки сближались,
на плоской низине раскинулся огромный господский сад гектаров в двадцать.
Дом со службами стоял несколько в стороне, на косогоре, и был окружен
другим, малым садом в гектар или два, обнесенным каменным забором, через
который, впрочем, каждый мог перелезть. Родители мои приехали через семнадцать
лет после освобождения крестьян. Земля была выделена последним довольно
причудливым рисунком: чтобы перейти из малого сада в большой, надо было
пересечь крестьянский выгон; иная улица начиналась постройками, в которых
жили служащие экономии, а затем продолжалась крестьянскими хатами; я никогда
не знал, что крестьянское, что „наше"».
Здесь прошло детство композитора. Оно было окрашено не только в типично деревенские, но и музыкальные тона. И в первую очередь, благодаря матери. Мария Григорьевна была неплохой пианисткой: „Когда мать ждала моего появления на свет, она играла до шести часов в день: будущий человечишка формировался под музыку".
Под музыку он формировался и появившись на свет. Сперва этот процесс
носил, так сказать, пассивный характер, что вполне естественно: „Одним
из первых моих воспоминаний о музыке было следующее: вечер, я лежу в кровати,
а вдалеке, комнаты за четыре просторного деревенского дома, слышна соната
Бетховена или вальс Шопена. Это играет мать, меня же уложили спать. но
мне спать не, хочется и я лежу и слушаю".
Но у матери, к счастью, оказались и педагогические способности. Именно
она привила сыну первые навыки фортепианной игры. Дело подвигалось с обнадеживающей
быстротой. Вскоре обнаружилась склонность мальчугана к сочинению. Первым
шагом стала маленькая пьеса под названием „Индийский галоп". Тогда
в Индии был голод, взрослые обсуждали эту тему. Вот впечатления Сережи
и отразились в музыкальной форме. Отец был руководителем сына по общеобразовательным
предметам - русскому языку, математике, иностранным языкам. Однако музыкальные
интересы превалировали.