Васко Мариз - Эйтор Вила Лобос

Жизнь

Вилла Лобос (ноты)



Биография, жизнь и творчество бразильского композитора
ноты для фортепиано, гитары

 

НОВАТОР

 

 

С 13 ноября 1915 года Вила Лобос дал в Рио-де-Жанейро ряд авторских концертов. Хотя в ту пору ему были еще неизвестны новшества Шёнберга и Стравинского, музыкальный язык его отличался необычной и смелой гармонией.
Первый концерт, состоявшийся в зале «Коммерческой газеты», сопровождался сенсацией. Были исполнены следующие произведения: Первое трио, Вторая Соната-фантазия; Мечты, Каприс и Колыбельная для виолончели и фортепиано, Вальс-скерцо для фортепиано и романсы — «Признание», «Дева», «Тайная мука», «Увядший цветок», «Матери» и «Аист».

Сочинения Вила Лобоса вызвали очень резкую критику. Музыкальные консерваторы сплотили свои ряды, чтобы дать отпор этому человеку, дерзнувшему не считаться с правилами. Оскар Гуанабарину, критик «Коммерческой газеты», стал его отъявленным врагом и не изменял своих взглядов до самой своей смерти в 1936 году. Как-то раз он написал целую статью, посвященную определению слова «фигляр», которое он применил к Вила Лобосу.
Злобность критики Гуанабарину в отношении не только Вила Лобоса, но всей современной музыки, была беспощадна. Вот характерный пример: «Артиста этого не могут понять музыканты по той простой причине, что в пылу своего лихорадочного творчества он сам себя пе понимает. Не думая о том, что он пишет, не следуя никакому принципу, хотя бы произвольному, он сочиняет пьесы несуразные, какофоничные, насыщенные какими-то случайными скопищами звуков, неизменно приходя к одному результату — слушателю все время кажется, что в оркестре настраивают инструменты и каждый играет, что в голову придет.

Господин Вила Лобос еще очень молод, но успел насочинять столько музыки, сколько иной настоящий композитор не напишет и за целую жизнь. Его единственное желание — это покрыть нотами возможно большее количество листов бумаги. Весьма возможно, что он даже сам не знает, сколько он написал. Количество сочинений его лучше всего было бы исчислять тоннами исписанной бумаги и при этом ни одна страница его писаний не возвысилась над уровнем вульгарности. Его девиз отнюдь не „мало, но хорошо", но „много, даже если это никуда не годится". Публика аплодировала „Ave Libertas" („Привет тебе, Свобода") Мигуеза и, разумеется, не поняла „Неистовый танец" Вила Лобоса, быть может, потому, что в программу вкралась ошибка: он должен был бы называться „Пляской святого Витта" и сопровождаться указанием: пьесу эту надлежит исполнять эпилептикам, а слушать параноикам. Как правило, у сочинений Вила Лобоса нет ни ладу, ни складу. Это куча сталкивающихся друг с другом нот, как если бы все музыканты оркестра играли в приступе безумия и каждый из них впервые взял в руки свой инструмент, который у Вила Лобоса то звенит бубенцом, то мычит, то лает».
Не один Вила Лобос был предметом ненависти консерваторов. Она распространялась на все новаторское движение. Гуанабарину, после представления в 1921 году двух последних актов «Изахта», произведения несравненно менее новаторского характера, писал: «Если мы ополчаемся против господина Вила Лобоса, то вызвано это патриотизмом. Его крупный талант не туда направлен. Вместо того, чтобы усилить плеяду наших истинных художников, которых новые иконоборцы хотят уничтожить, они полагают, что в их силах истребить прекрасное, чтобы из его праха возникло царство абсурда. Адепты этих сеансов оглушительного звукошума, не раз уже освистанные парижанами, утверждают, что они всего лишь вводят в музыку завоевания современной гармонии. Но вся беда в том, что ничего нового в гармонии нет!»
Сопротивление творчеству Вила Лобоса исходило не только от публики или от критики. В негодовании восставал и оркестр, которому предстояло играть его вещи. Когда в 1918 году по приглашению директора Национального Института музыки в Рио Вила Лобос должен был дать концерт, посвященный исключительно его произведениям, он включил в программу I симфонию и только что сочиненную им симфоническую поэму «Амазонка», которая тогда носила название «Миремис». На первой репетиции один из музыкантов встал со своего места и, при одобрении всех своих коллег, заявил, что «Амазонка» — нелепый набор звуков, без начала, без конца, а на второй — несколько музыкантов отказались играть Симфонию, которую критика, напротив, сочла не столь уж «передовым» произведением. Впрочем, нашлось несколько писателей, поддержавших Вила Лобоса. Самые крупные исполнители того времени помогли ему тем, что охотно исполняли его сочинения.

В 1919 году музыка Вила Лобоса уже перешагнула через границы Бразилии. Так, например, Вагнеровская ассоциация в Буэнос-Айресе предложила исполнить его квартет ор. 15. В сентябре того же года Маринуцци включил в программу одного из своих концертов в Рио-де-Жанейро Адажио и Скерцо из I симфонии. Это было лишь началом того признания, которое вскоре распространилось по всему миру.
К этому времени относятся I и II квартеты, первые пять симфоний, симфонические поэмы «Кораблекрушение Клеоникоса» и «Золотой кентавр», Соната № 2 для виолончели и фортепиано, оратория «Праведная жизнь», оперы «Зоя», «Инсус» и «Маласарте» и особенно примечательная сюита для фортепиано «Семейство малыша № 1», а также музыкально весьма значительные балеты «Амазонка» и «Уирапуру». В том же 1920 году создано «Шоро № 1» —первая в ряду замечательных пьес, которые мы рассмотрим подробно в другой главе. В это время Вила Лобосу случалось сочинять и церковную музыку, которую ему оплачивали по сто крузейро за пьесу. Заказчиком был некий знакомый священник, который зачастую платил двойную цену, чтобы сойти за ее автора. Вила Лобос зарабатывал себе на жизнь, играя на виолончели в оркестрах театров и кинематографов Рио. Приходилось ему играть всякое, но он отвлекался, сочиняя собственную музыку. Его окружали добрые друзья, принимавшие к сердцу все его радости и печали. Среди них были также и музыканты, следившие за восхождением его звезды.
За несколько лет д® этого, около 1917 года, доктор Леан Веллозу представил ему молодого француза Дариуса Мийо, бывшего в то время секретарем Поля Клоделя, французского посла в Бразилии. Вила Лобос, не склонный показывать первому встречному лучшие свои произведения, отнесся с холодной подозрительностью к этому молодому человеку, не упускавшему случая позубоскалить по поводу других музыкантов. Вскоре, однако, они подружились, и Вила Лобос показал ему все сокровища бразильской музыки и музыки Рио в частности. Он водил его на макумбы, помог ему проникнуть в среду шоранов, познакомил его с карнавальной музыкой. Сюита «Saudades do Brasib французского композитора является памятью о месяцах, проведенных в Рио в обществе Вила Лобоса.
Мы никак не думали, что встретим в 1948 году в Португалии двух старых друзей и ярых поклонников Вила Лобоса: пианиста Артура Рубинштейна и дирижера Мариуса-Франсуа Гайяра. Мы попробовали проверить, истинно ли утверждение автора «Грубой поэмы», что с Рубинштейном его связывает давняя дружба. И тут великий польский пианист рассказал нам следующее.

Когда Рубинштейн был в Буэнос-Айресе, Ансерме сообщил ему, что встретил в Рио удивительного музыканта, способного играть на память самые выдающиеся современные произведения. Приехав впервые в Рио в 1918 году, Рубинштейн стал разыскивать это чудо. Он высказал свое пожелание композитору Энрике Освалду, и последний, решив, что речь идет именно о нем, устроил прием, в котором приняла участие вся музыкальная элита Рио. Обманутый в своих ожиданиях Рубинштейн разговорился с каким-то смуглым молодым человеком, в совершенстве владевшим французским языком. Вскоре тайна раскрылась: «чудом» оказался Дариус Мийо, бразильская внешность которого ввела в заблуждение Ансерме.
Встреча с Вила Лобосом произошла лишь несколько дней спустя, благодаря двум коллекционерам автографов, которые привели Рубинштейна в кинематограф «Одеон», где Вила Лобос играл в крошечном оркестре. Проиграв несколько банальных пьес их репертуара, они сыграли один из «Африканских танцев». В первом же антракте пианист подошел к Вила Лобосу, чтобы приветствовать автора, но натолкнулся на резкий отпор: «Вы виртуоз, вы не можете понять моей музыки!.» Встретив такой прием, Рубинштейн ретировался. На следующий день, однако, около восьми часов утра Вила Лобос постучался в номер Рубинштейна. Явившись' в сопровождении дюжины музыкантов, он вел себя очень предупредительно. Извинившись за столь ранний визит, он хотел поиграть Рубинштейну кое-какие свои пьесы, так как позднее прийти он не мог из-за того, что коллеги его работали во второй половине дня и вечером.
Другой вопрос, который мы хотели выяснить, заключался в следующем: оказывал ли великий пианист прямым или косвенным образом финансовую поддержку композитору? Вила Лобос рассказал нам, что однажды, когда он находился в стесненных обстоятельствах, Рубинштейн выразил желание купить у него несколько пьес. Так как речь могла идти о каком-нибудь коллекционере автографов, композитор продал ему свою рукопись Сонаты для виолончели. Несколько лет спустя Вила Лобос обнаружил эту рукопись у Рубинштейна. Пианист подтвердил нам правильность этого рассказа, скромно добавив, что он был тронут бедностью столь выдающегося артиста. Тот же Рубинштейн с помощью писателя Грасы Араньи уговорил промышленника Карлоса Гинле дать Вила Лобосу средства, необходимые для путешествия в Европу, чтобы издать там главнейшие его произведения. Пианист подчеркнул, что популяризации имени Вила Лобоса способствовал не Арналдо Гинле, который снабдил композитора лишь карманными деньгами, а именно Карлос Гинле, — как истинный меценат (что случается редко),— вручивший композитору довольно крупную сумму.

Рубинштейн стал одним из тех артистов, кто больше других способствовал популяризации творчества Вила Лобоса. Он записал целый альбом пластинок с произведениями композитора и во время своих концертных турне обязательно включал в свои программы какие-нибудь его сочинения, чаще других — «Семейство малыша № 1» и «Грубую поэму» —два опуса, которые ему посвящены. В 1941 году по просьбе Нелсона Рокфеллера Рубинштейн дал в Нью-Йоркском музее современного искусства по случаю выставки Портинари концерт, составленный исключительно из произведений Вила Лобоса. Несмотря на некоторые замечания, касающиеся отдельных деталей формы, Рубинштейн заявил: «Вила Лобос — самый значительный композитор во всей Америке!