В мрачную эпоху средневековья происходили многочисленные
судебные процессы над ведьмами и колдунами. Сношениям с дьяволом и его
приспешниками посвящались целые «ученые трактаты». Твердая вера в сверхъестественное
сохранялась и на протяжении XVIII века. В Лейпциге с 1729 года выходили
«Ежемесячные беседы из мира духов», где помещались различные «достоверные»
рассказы о чертях, ведьмах и прочей нечисти. Там можно найти такое полицейское
сообщение за 1710 год.
В одном чешском городе жил писец по имени Георг Шмид. Он любил стрельбу
и дружил с горным охотником, сведущим в колдовстве. Стремясь получить
большое вознаграждение, предназначенное самому меткому стрелку, писец
вместе со своим другом ночью отправился на перекресток дорог. Они захватили
с собой уголь и пулелитню и, придя на условленное место, очертили волшебный
круг. За час до полуночи уголь начал светиться. Затем приковыляла странная
старуха с деревянной ложкой; по воздуху вихрем пронеслись повозки, собаки
гнали дичь, за ними скакали охотники. Наконец появился всадник на черном
коне и грозно потребовал отлитые пули. Не получив их, он бросил что-то
на уголь, и от адского запаха писец и охотник лишились чувств. Они пришли
в себя лишь наутро, но писец был совсем разбит и не мог сделать ни одного
шага. Тогда охотник, взяв все отлитые пули (из них шестьдесят должны были
попасть в цель и лишь три — мимо), отправился в соседнюю деревню и сообщил,
что нашел на перекрестке дорог смертельно больного человека. После этого
охотник исчез, и никто никогда больше не видел его. Писца привезли в суд.
Под пыткой он рассказал обо всем, и его приговорили к смерти: он будет
обезглавлен и труп его сожжен. Однако просьбы многочисленных друзей, а
также юность обвиняемого заставили судей смягчить приговор: писца осудили
на шесть лет тюрьмы и каторжных работ.
Полицейское сообщение возбудило фантазию лейпцигского юриста Иоганна Августа Апеля. Увлекаясь романтической литературой, он выпустил в 1810 году сборник новелл под названием «Книга духов». Его открывает новелла «Вольный стрелок», обозначенная Апелем как «народное сказание». Сухое сообщение приобрело здесь поэтические черты. Апель перенес действие в эпоху после Тридцатилетней войны (1618—1648), когда на разоренной и опустошенной немецкой земле особенно распространились суеверия, вера во все таинственное, сверхъестественное, фантастическое. Вместе с тем рассказ о «волшебных пулях дикого охотника» Апель связал с анализом душевных переживаний современного романтически настроенного молодого человека.
Писец Вильгельм любит дочь лесничего Бертрама Кете и пользуется ее взаимностью.
Однако отец и слышать не хочет о таком зяте. На протяжении двухсот лет
в семье сохраняется обычай выдавать дочь замуж за охотника. Уступая настояниям
жены и дочери, Бертрам наконец предлагает Вильгельму испытать свои силы
в стрельбе. Хотя Вильгельм прежде был помощником ловчего, он все же не
уверен в своей меткости и решает поэтому прибегнуть к помощи отставного
солдата с деревянной ногой. Тот приводит юношу ночью на перекресток дорог,
и они отливают там шестьдесят три волшебные пули; таинственные, жуткие
картины сопровождают это литье. Для пробного выстрела Вильгельм случайно
выбирает одну из трех пуль, которые направляет в цель дьявол, и смертельно
ранит свою невесту. Ее родители вскоре умирают с горя, а юноша теряет
рассудок и кончает свои дни в сумашедшем доме.
Этот сюжет быстро приобрел популярность в Германии. По словам одного исследователя,
драмы и оперы о Вольном стрелке стали расти как грибы после дождя. Даже
Гёте, не любивший романтической литературы, называл его «хорошим сюжетом».
Фридрих Кинд, друг юности Апеля, создавая для Вебера либретто, несколько
переработал легенду, введя в нее новые мотивы.
.В дремучих лесах Чехии живет отшельник, почитаемый святым. Его часто навещает Агата — мечтательная и добрая девушка, дочь княжеского лесничего Куно. В благодарность отшельник дарит ей белые розы — они охранят ее от зла и бед. А в селе царит веселье: только что закончилось состязание в стрельбе, и народ прославляет меткость «короля стрелков» — богатого крестьянина Килиана. Торжественное шествие окружает его неудачливого соперника— охотника Макса; крестьяне насмехаются над ним. В гневе Макс выхватывает нож и грозит Кили-ану. Все набрасываются на него, но подоспевший Куно останавливает их. Куно стыдит Макса: как он, лучший стрелок во всей округе, оказался побежден каким-то крестьянином? Другой охотник, Каспар, утверждает, что неспроста Макс уже целый месяц не может подстрелить никакой дичи,— тут замешана нечистая сила; надо в ближайшую пятницу отправиться на перекресток дорог, очертить шомполом или окровавленной шпагой круг и трижды воззвать к черному охотнику — и тогда удача вернется. Куно строго обрывает Каспара. Неужели Макс станет слушать советы этого вора, пьяницы и шулера? Неужели он захочет завтра на пробном выстреле прибегнуть к помощи дьявола? Все, очень заинтересованные, просят рассказать об этом пробном выстреле, о котором столько толкуют.
Фридрих Кинд — либреттист оперы «Вольный стрелок»
Куно рассказывает о своем предке, княжеском стрелке Куно,— портрет его
каждый может видеть в доме лесничего. Однажды во время княжеской охоты
собаки преследовали оленя, к спине которого был привязан человек,— так
в старину наказывали браконьеров. Князь посочувствовал бедняге и обещал
тому, кто подстрелит оленя, наследственную должность лесничего. Храбрый
Куно, побуждаемый больше состраданием, чем высокой наградой, недолго думая,
метким выстрелом убил оленя. Князь исполнил свое обещание. Но завистники
утверждали, что дело не в меткости Куно, а в волшебстве: он стрелял заколдованными
пулями, из которых шесть всегда летят в цель и лишь седьмую дьявол направляет
куда захочет. Поэтому все наследники Куно, прежде чем получить лесничество,
должны подвергнуться испытанию и показать свою меткость в пробном выстреле.
В семье нынешнего лесничего' нет сына, но его место займет Макс: он любит
Агату и получит ее руку, если завтра выдержит испытание.
Сцена из первого акта оперы «Вольный стрелок»
Макс в отчаянии. Его душа во власти сомнений, он уже не может, как прежде,
радоваться удачной охоте и улыбке Агаты. Напрасно друзья утешают его.
Каспар старается разогнать мрачные думы приятеля, усердно подливает ему
вина. Он уговаривает Макса послушаться его совета. Чтобы убедить колеблющегося
охотника в своих добрых намерениях, Каспар дает ему свое ружье, и Макс,
почти не целясь, сбивает с огромной высоты орла. В это время на колокольне
бьет семь. К разговору охотников, невидимый для них, прислушивается Самьель
— странная высокая фигура в темно-зеленой и огненно-красной одежде с золотом,
в большой шляпе с петушиным пером, закрывающей почти все его смуглое лицо.
Макс с трудом верит Каспару, который рассказывает ему о волшебных пулях;
их можно отлить ровно в полночь, когда луну закроют тучи, в проклятом
месте, называемом Волчьим ущельем. Если Макс не трус, если он любит Агату,
он придет!
В доме лесничего Агата ждет Макса. Ее юная родственница, шаловливая и
беззаботная Анхен, вбивает в стену гвоздь, чтобы укрепить портрет прапрадеда
Куно, который — странное дело! — ровно в семь часов вечера без всякой
причины внезапно свалился со стены и поранил Агате лоб. Агату тревожат
смутные предчувствия, она боится за своего возлюбленного. Входит Макс,
мрачный и взволнованный. Он объясняет Агате, что должен спешить: он подстрелил
оленя и боится, что ночью крестьяне его унесут. Олень лежит далеко в лесу,
у Волчьего ущелья, и он тотчас же отправится туда. Напрасно Агата говорит
ему о своих предчувствиях, а Анхен насмешливо пугает «диким охотником».
Макс убегает.
Жутко в Волчьем ущелье. Оно со всех сторон окружено высокими скалами,
покрытыми черными, мертвыми деревьями; шумит водопад, освещенный бледным
сиянием луны; собирается гроза. На дне ущелья стоит расколотое молнией
засохшее дерево; его гнилая сердцевина светится. На суковатых ветвях другого
дерева сидит огромная сова со сверкающими огнем глазами, а рядом — вороны
и другие лесные птицы. Со всех сторон слышатся голоса невидимых духов,
пророчащих беду, лунный свет разлит по траве, паутина орошена кровью;
прежде чем снова наступит ночь, невеста будет мертва и жертва принесена.
Каспар с непокрытой головой укладывает черные камни вокруг лежащего на
земле черепа. Едва он успевает закончить круг, как бьет полночь. Каспар
выхватывает охотничий нож и втыкает его в череп, а затем, трижды обведя
ножом вокруг себя, вызывает Самьеля. Тот появляется из скалы, Каспар,
упав на колени, умоляет его продлить срок адского договора, который истекает
завтра. За это он отдаст во власть Самьеля новую жертву — Макса: седьмая
из волшебных пуль, направляемая Самьелем, убьет невесту охотника, а горе
и раскаяние убьют его самого. Самьель соглашается: завтра или Макс, или
Каспар будет в его власти; над душой же Агаты он бессилен.
Каспар подымается, утирая пот со лба, и прикладывается к фляжке. Нож и
череп исчезли. Вместо них в середине круга тлеют угли в небольшом очаге.
Каспар боязливо входит в круг и раздувает огонь, размахивая обрубленными
крыльями орла. В это время на вершине скалы показывается Макс. Он с ужасом
заглядывает в ущелье, которое кажется ему преддверием ада, но все же начинает
спускаться. Призрак матери является ему, безмолвно умоляя остановиться;
затем он видит Агату с распущенными волосами, странно украшенными листвой
и соломой; она кажется помешанной и готова броситься в водопад. Но ничто
не останавливает Макса.
Луна совершенно скрылась за тучами. Светятся лишь уголь, глаза совы да
гнилое дерево. Каспар, произнеся заклинания, начинает литье волшебных
пуль. Едва он успевает воскликнуть «одна», как отовсюду слетаются лесные
птицы и садятся вокруг огня. Когда отлита вторая пуля, из кустов с шумом
выскакивает черный вепрь. Испуганный Каспар произносит «три» — подымается
буря, клонит вершины деревьев, разбрасывает искры костра. При четвертой
пуле слышны удары бича и стук лошадиных копыт, четыре огненных колеса
катятся по ущелью. Пятая пуля вызывает «дикую охоту»: по воздуху несутся
всадники, олени и собаки, звучит жуткая песня невидимых охотников. В ужасе
Каспар восклицает
«шесть», и разражается страшная гроза; из земли вырывается пламя, блуждающие
огни мелькают в горах. Каспар падает на землю и, отливая седьмую пулю,
призывает на помощь Самьеля. Макс, сбитый с ног бурей, хватается за ветку
суковатого дерева и тоже зовет Самьеля. В этот миг буря внезапно стихает,
и Макс видит, что на месте дерева стоит черный охотник, который держит
его за руку. Макс осеняет себя крестным знамением и падает без чувств.
Бьет час ночи.
Наутро Макс поражает всех княжеских охотников своей меткостью — три пули
попали в почти невидимую цель. Теперь у Макса осталась лишь одна пуля.
Он -умоляет Каспара отдать ему три свои, но Каспар показывает ему двух
убитых сорок, а последней пулей хладнокровно заряжает свое ружье: он хочет
подстрелить лисицу. И Макс с седьмой, дьявольской пулей отправляется к
князю, чтобы сделать решающий выстрел.
Агата в своей комнате, в подвенечном наряде, ждет торжественного часа.
Вошедшая Анхен замечает, что подруга в тревоге и глаза ее заплаканы. Ночью
Агату испугала страшная буря, а под утро приснился сон — будто Макс стрелял
в белую голубку и этой голубкой оказалась она сама. Анхен с притворно
серьезным видом рассказывает о не менее страшном сне, когда-то испугавшем
ее кузину: таинственно распахнулась дверь, и чудовище с огненными глазами
и гремящей цепью приблизилось к ее кровати, глубоко вздыхая и испуская
жалобные стоны. Кузина в ужасе перекрестилась и стала громко звать на
помощь. Когда же прибежали служанки со свечой, то вместо привидения увидели
цепного пса.
Приходят подружки невесты. Анхен спешит принести шкатулку со свадебным
венком и, вернувшись, рассказывает, что портрет благочестивого Куно опять
свалился со стены. Это кажется Агате дурным предзнаменованием. Но еще
больше пугается она, когда в шкатулке вместо свадебного венка оказывается
серебряный погребальный венок. Агата видит в этом знак свыше и просит
Анхен сплести ей свадебный венок из белых роз, подаренных отшельником.
Вебер в 1821 году
На лесной поляне пирует князь Оттокар с охотниками. Он объявляет Куно,
что доволен выбранным им зятем, но, чтобы соблюсти старый обычай, все
же должен подвергнуть его испытанию. Взволнованный Макс заряжает ружье
последней из волшебных пуль. Каспар, не видя нигде Агаты, взбирается на
дерево, чтобы поглядеть вокруг. Князь не хочет затруднять испытание и
приказывает Максу подстрелить белую голубку, сидящую на дереве. Макс прицеливается.
В это время из-за деревьев выбегает испуганная Агата с подружками. Голубка
перелетает на дерево, с которого поспешно спускается Каспар, и тут раздается
выстрел. Голубка улетает, Каспар с криком падает с дерева, Агата шатается,
но появившийся внезапно отшельник подхватывает ее. Все в ужасе.
Постепенно Агата приходит в себя: она осталась невредимой, заступничество
отшельника спасло ее. Каспар смертельно ранен; он видит простирающего
к нему руку Самьеля и, проклиная небо и ад, умирает. Оттокар приказывает
слугам бросить труп Каспара в Волчье ущелье, а Максу немедленно покинуть
родину и никогда больше не возвращаться. Напрасно Агата и все присутствующие
просят его смягчить приговор. Князь непреклонен. Но вот вперед выходит
отшельник, и князь покорно склоняется перед его решением: Макс получает
прощение, а через год сам Оттокар соединит его с Агатой. Все славят небеса
за благополучное избавление от бед.
Счастливая развязка и образ отшельника, введенные Киндом, чтобы подчеркнуть
гуманистическое начало, противопоставить стихийным силам зла и разрушения
веру в торжество добра и света,— вызывали насмешки критиков. Так, один
из них писал: «Мы с юности привыкли уже к почтенной, но скучной фигуре
этого старца и не замечаем, насколько глупа история с белыми розами и
пулей, направленной в голубку, попадающей в Агату и убивающей Каспара.
Как будто это телеграмма, посланная господину Шульцу в Берлин или мистеру
Смиту в Лондон, которая блуждает некоторое время, прежде чем попадает
к верному адресату». А Гофман в своей рецензии на премьеру «Вольного стрелка»
отозвался о либретто Кинда еще резче: «Человек, не знакомый с этой историей
из других источников, лишь с большим трудом сможет понять ее во время
представления. Слабый, растянутый конец, в котором весьма неискусно разрубается
узел интриги, столь же мало говорит в пользу драматического дара поэта.
Характеры отлиты в стереотипные формы: положительный герой, наивная простушка,
набожная и любящая девушка, буйный бездельник и т. д. двигаются по сцене,
не вызывая особого желания познакомиться с ними поближе». Да и само название
«Вольный стрелок» понятно лишь в Германии (Вебер чуть ли не до самой премьеры
изменял заголовок своей оперы: первоначально она именовалась «Пробный
выстрел», затем «Невеста охотника» и, наконец, «Вольный стрелок»), В других
странах опера шла под немецким названием «Фрейшютц», или же ей давался
заголовок, разъясняющий содержание: в России ее называли «Волшебный стрелок»,
во Франции — «Лесной Робин с тремя пулями» и т. п.
Вебера все это не смущало. Наивное, неискусно составленное либретто увлекло
его духом народной поэзии, заставив забыть о недостатках драматургии.
Немецкие сказки о черном охотнике, о волшебных пулях, знакомые композитору
с детства; картины народного быта, обычаи и обряды, дорогие сердцу каждого
немца; излюбленные романтиками образы природы, откликающейся, словно живое
существо, на переживание человека, и среди них характерный для немецкого
фольклора образ — зеленый лес, олицетворение родной земли,— все это задевало
самые сокровенные струны соотечественников Вебера.
Великий немецкий композитор Вагнер пылко восклицал: «О мое чудесное немецкое
отечество, как я должен тебя любить, как я должен тобой восхищаться, хотя
бы за то только, что на твоей земле возник „Вольный стрелок". Как
я должен любить немецкий народ, который любит „Вольного стрелка",
который еще и сегодня верит в чудеса наивнейших дней и, достигнув зрелого
возраста, продолжает ощущать сладостный и таинственный трепет, заставлявший
в юности замирать его сердце! Ах, моя милая немецкая мечтательность! Грезы
о лесе, о вечере, о звездах, о луне, о деревенской колокольне, на которой
бьет семь часов! Как счастлив тот, кто вас понимает, кто может вместе
с вами верить, чувствовать, мечтать и увлекаться! О как мне радостно,
что я немец!». А другой немецкий музыкант говорил о «Вольном стрелке»:
«Это не опера, это сама Германия!».
Главное, что придает немеркнущее очарование «Вольному стрелку»,— это музыка
Вебера, простая и искренняя, как народная песня, и в то же время открывающая
новые горизонты, неизведанные пути, обогащающая оперное искусство открытиями,
которые затем широко использовали различные композиторы. И тонкое воплощение
сложных душевных переживаний героев, и красочные зарисовки фантастических
образов природы — все это можно найти во многих операх, и не только немецких,
написанных после «Вольного стрелка».
Уже большая увертюра была новаторской для своего времени. Вебер целиком
построил ее на мотивах, взятых из оперы (что было тогда необычным), и
путем их чередования, сопоставления, столкновения сумел передать не только
общее настроение последующей драмы, но и показать ее основные противоборствующие
силы, раскрыть главную идею. Спокойна природа; мирные голоса звучат под
покровом зеленого леса. Но здесь же таятся злые духи, враждебные людям,
вызывающие смятение в душе человека и бурю в природе. Однако призыв любви,
мысль о любимой, подобно лучу света, рассеивает мрак. И в упорной схватке
с темными силами побеждают любовь, добро и верность; ликующей песней победы
звучит музыкальная тема Агаты, завершающая увертюру и всю оперу.
Подобно ранним своим произведениям, Вебер и в «Вольном стрелке» обратился
в традиционному, популярному на протяжении многих десятилетий среди широких
демократических кругов Австрии и Германии жанру зингшпиля — комической
оперы на бытовой, экзотический или сказочный сюжет, где музыкальные номера
чередовались с обширными разговорными диалогами (к наиболее значительным
зингшпилям, далеко раздвинувшим рамки жанра, относятся «Похищение из сераля»
и «Волшебная флейта» Моцарта).
Сочиняя музыку «Вольного стрелка», Вебер отбросил первую сцену либретто
— встречу Агаты с отшельником. В этом убедила его Каролина, упорно твердившая:
«Прочь эти сцены, народная опера должна сразу же вводить в гущу народной
жизни,— пусть она начинается со сцены перед деревенским кабачком!» И действительно,
первые же номера сразу создают общее настроение оперы. В них царит простодушное
народное веселье. Хор сменяется незамысловатой музыкой крестьянского марша,
который исполняют деревенские музыканты, причем тот, что играет партию
баса, упорно повторяет только две ноты. Столь же проста песня Килиана,
похваляющегося своей удачей; ее подхватывает хор, насмехающийся над Максом.
Резким контрастом звучат первые музыкальные фразы Макса; они полны смятения
и скорби. И снова беззаботное веселье слышится в хоре охотников и крестьян.
Завершает народные сцены деревенский вальс с неизменно повторяющейся простенькой
мелодией, какие Веберу, вероятно, не раз приходилось слышать в кабачках
и на сельских праздниках.
Большая ария Макса рисует сложные душевные переживания героя. Здесь Вебер
показал себя подлинным мастером оперной характеристики, свободно, непринужденно
чередуя контрастные мелодии, чутко следуя за сменой настроений. В арии
есть и взволнованный, драматический речитатив, и лирически-напевные и
бурные мелодии; важную роль играет тревожный, зловещий мотив, звучащий
в оркестре:
Это — характеристика Самьеля, неизменно возникающая при его появлении
на сцене.
«Вольный стрелок» богат различными музыкальными характеристиками, воплощенными
в ариях, песнях, ариеттах, каватинах, романсах. Для каждого героя Вебер
находит свой музыкальный язык. Так, завершающие первый акт песня и ария
Каспара не похожи на арию колеблющегося, сомневающегося Макса. Песня Каспара
выдержана в демоническом духе, в ней звучат горькая насмешка, ирония,
цинизм. Ария раскрывает другую сторону его характера — непреклонную волю,
неудержимую жажду мести; Каспар страшен в своем торжестве.
Совершенно различны характеристики двух героинь — Агаты и Анхен. Вебер
любил образ беззаботной и шаловливой Анхен и уделил ей большое место в
своей опере. Это не вызвано драматургическим замыслом — роль Анхен незначительна
в развитии действия; но композидюру она напоминала горячо любимую Каролину.
Не случайно он начал писать оперу с тех эпизодов, где участвует Анхен.
Ее ариетта во втором действии напоминает веселый, задорный полонез; звонкая,
подвижная мелодия передает быструю речь девушки. Романс и ария Анхен из
третьего акта построены на контрасте настроений. Романс — рассказ о мнимом
привидении — написан в преувеличенно мрачных, жутких тонах; в нем слышатся
вопли и стоны, постоянное тремоло в сопровождении подчеркивает зловещий
колорит. Последующая ария — с грациозной мелодией и танцевальным ритмом
— вновь рисует веселый и беззаботный характер Анхен.
Иной склад отличает музыкальную характеристику Агаты. У нее также два
сольных эпизода — ария во втором акте и каватина в третьем. Особенно замечательна
большая ария Агаты, чутко передающая богатство ее душевного мира, тончайшие
оттенки переживаний: задумчивость, мечтательность, сомнения, надежду и,
наконец, ничем не омраченное радостное ликование. Вебер не придерживается
здесь традиционной формы, мелодии свободно сменяют одна другую. Важную
роль играрт в опере последняя из них — яркая находка композитора (она
завершает увертюру и всю оперу):
Противостоящие героям силы зла особенно рельефно воплощены в финале второго
акта — романтической сцене в Волчьем ущелье. Своим необычным, новаторским
характером она вызвала шумные восторги публики и многочисленные подражания.
Современников поражало оркестровое мастерство Вебера в воплощении столь
излюбленных романтиками жутких, фантастических картин, когда слушатели
словно видели в музыке и стремительно мчащиеся грозовые тучи, и струящийся
водопад, и светящиеся глаза совы, и дикую охоту, и бурю, вырывающую с
корнем деревья.
Гейне писал в присущей ему иронической манере о небывалой популярности
последнего хора: «Вы еще не слышали „Вольного стрелка" Марии фон Вебера? Нет? Несчастный человек!
Но слышали ли вы, по крайней мере, „Песню подружек, или Девичий венок"
из этой оперы? Нет? Счастливый человек!. В каком бы превосходном настроении
ни встал я утром, все мое веселье мигом отравляется раздражением, когда
спозаранку школьники проносятся мимо
Но не только фантастика в «Вольном стрелке» поразила воображение современников.
Простые хоры, так напоминающие народные песни, на следующий день после
премьеры распевались повсюду. Это был удалой хор охотников (пример 6),
сходный с некоторыми патриотическими песнями из сборника «Лира и меч»,
и особенно хор подружек невесты «Девичий венок», названный Вебером народной
песней (пример 7).
моего окна, щебеча „Девичий венок". Не пройдет и часа, как дочь моей
квартирной хозяйки встает со своим „Девичьим венком". Я слышу, как
с „Девичьим венком" подымается по лестнице мой брадобрей. Маленькая
прачка является с „тимьяном, миртами, лавандой. И так далее. В голове
моей гудит. Не могу больше выдержать, бегу из дому и бросаюсь вместе с
моей яростью в дрожки. Хорошо, что из-за стука колес не слышу пения. Здесь
вертит „Девичий венок" безногий калека на шарманке; там пиликает
его на скрипке слепой. из всех домов звучит он мне навстречу; каждый насвистывает
его со своими вариациями; кажется, чуть ли не собаки на улице воспроизводят
его своим лаем».
Так эта опера — простая, незамысловатая и далеко не совершенная — сразу
же завоевала всенародное признание и принесла Веберу славу основоположника
немецкого национально-романтического музыкального театра.