Народные песни Прикамья открывают ту страницу русской истории, которая связана с освоением русскими первопроходцами земель, некогда населенных и лежавших по соседству с Волжско-Камской Болгарией, но подвергшихся монголо-татарскому нашествию и опустошению. Песни, сохранившиеся в памяти старожитёлей села Верх-Буй Куединского района Пермской области, повествуют о жизни русских поселенцев в верховьях реки Буй, притока Камы.
Из семейного предания местной уроженки, собравшей все эти песни, Фаины Васильевны Пономаревой, явствует, что земли по реке Буй оказались пустынными, когда туда пришли русские люди (по-видимому, в XVII столетии). Иван Григорьевич Галашов, дед Фаины Васильевны, рассказывал ей, как «давным-давно, с большой реки Волхов, с Нов-городчины пришли сюда люди обживать новые земли. Их было три семьи: Галашов Иван (прадед деда Фаины Васильевны), Корионов Михей и Копытов Михаил о. Приехав на лошадях по весне, они попали в непроходимые лесные дебри. По рассказам, здесь был сплошной темный лес, что называется «в небо дыра». Оставив свои семьи в шатрах из домотканых пологов, мужики пошли вверх по течению реки, вплоть до истока ее. И что же они видят? Из-под камней бьет сильная струя воды, выбуривая на поверхность фонтаном, и шумно течет по руслу. Кто-то из мужиков сказал: «Как же буйно бьет вода». Подхватив это слово, они окрестили речку «Буй». Не найдя удобного для раскорчевки места, они вернулись к своим семьям, обосновались пониже верховья, за рекой на горе, и начали обживать новые места».
Эта быличка свидетельствует о том, что ко времени прихода русских на берега реки Буй там не было селений. Однако в 20-е годы XX века при археологических раскопках в районе Куеды, по берегу Буя, были обнаружены три городища со следами древних поселений: Сандиаковское, на Назаровой горе и близ станции Куеда. Если вспомнить, что эти земли находились по соседству с Волжско-Камской Болгарией, которая в 1236 году первой приняла на себя удар монголо-татарского нашествия, то запустение некогда населенных земель станет понятным. Пришельцы с Новгородчины пустили новые корни в первозданной местности.
О времени проникновения русских на Урал сообщают летописи: «Уже в XI столетии отважные новгородцы ходили за Урал в страну югры для собирания с нее дани, а путь лежал. через землю Пермскую». Из другого источника также узнаем:, «Проникновение русских людей на Уральские земли, начавшееся не позже XI века, подтверждается археологическими находками и летописными сказаниями: Лаврентьевской и Никоновскими летописями. В числе первых на Урале появились новгородцы»2. Осинский уезд, к которому относилась Верх-Буевская волость, начал заселяться русскими в конце XVI столетия. Популярный путеводитель «Поволжье» (1925) содержит следующие сведения об этом крае: «Русские обосновались в Осе в 1591 году, когда братьями Колужениными была основана на месте современного города Никольская слобода. Еще раньше на правом берегу возник монастырь. До прихода русских здесь были поселения остяков, которые занимались рыбной ловлей и щипанием хмеля по грамоте XVI столетия Московского правительства».
История Нижнего Прикамья богата значительными событиями и потрясениями. В 1616 году Оса подвергалась снова нападениям татар, к которым присоединились башкирцы, черемисы. В 1774 году над уездом пронеслась гроза Пугачевского восстания.
«Проходили десятилетия, века. Русские крестьяне своей деятельностью изменили прежде отсталый край, создали крупные очаги земледелия, развили разнообразные ремесла и промыслы, торговлю, а также были основной рабочей силой на казенных и частных заводах. Из этих же крестьян создавалось казачье войско для охраны крепостей па Южном Урале»4. В Осинском уезде, который в изобилии земледельческих произведений мог равняться с плодороднейшими местами сродней России, развивалось земледелие, скотоводство, пчеловодство, винокурение. Из соседнего, Кунгурского уезда, славившегося производством кож и выработкой из них разнообразных изделий, связанной с надомными работами, этот промысел распространяется и на соседние уезды. Народные умельцы внесли в него много художественного элемента: изделия искусно расшивались, украшались узорами.
Вся жизнь русского человека, обживавшего новые края, раскрывается в музыкально-поэтических образах песен, которые постаралась сохранить для будущих поколений Фаина Васильевна Пономарева. Песий, вошедшие в сборник (в его I и II части), Фаина Васильевна записывала на магнитофон не как сторонняя наблюдательница и собиратель фольклора, но как живая участница-хранительница местной, верх-буевской певческой традиции. Поэтому ей удалось достаточно полно представить эту традицию. Она имела возможность не спеша, постоянно общаясь со своими односельчанами и односельчанками, записать песни, бытовавшие в прошлом и живущие поныне. Те, которые звучат сегодня во время сельских вечеринок и на улице, а также на сельких свадьбах или в клубе в самодеятельности.
При наших многочисленных встречах, во время подготовки ее записей к публикации, она охотно рассказывала и о себе, и о том, в какой обстановке звучали песни. Много интересного поведала она о местных обычаях и праздниках, проходивших по сельскому земледельческому календарю, рассказала о свадебном обряде, по ходу которого звучали песни. В ее рассказах оживала та атмосфера, в которой песня шла рядом с жизнью. В своей биографии она пишет: «Зимой нас с братом отправляли из Тапьи (нижняя часть Верх-Буя.— С. Я.) в Буй. Брат -учился в церковноприходской школе, а меня бабушка приучала к крестьянскому труду. Она готовила мне кудельки из изгребей, рыжих и колючих (отходы после льна.— С. Я.), и учила крутить веретено. Бабушкина наука не прошла даром. Скоро я научилась прясть и брала работу у людей. Зимние вечера мы коротали при лучине. Лампы и самовара в доме не было. Тоненькие липовые лучинки горели тихо, совсем без треска, словно воск, таяли, бабушка то и дело заменяла одну сгоревшую лучину другой, свежей, очень ловко втискивая ее в светильник. Дед с бабкой любили петь. Всякая сидячая работа их сопровождалась песней. Затянут они, бывало, такую старину, которая пришла с незапамятных времен. Запевала обычно бабушка. Заведет песню протяжно, проникновенно, сосредоточенно (точно так же поет и Фаина Васильевна Пономарева.— С. Я.). А дед подпевал, точа веретена или лапти плетя. Звуки такой задушевной песни льются по задымленной хате, не задерживаясь, и проникают прямо в сердце, западая в тайники его, чтобы до поры до времени сохраниться».
Так и росла Фаина Пономарева в атмосфере кропотливого крестьянского труда и русской песенной старины. Она припоминает, как в зимние вечера, дома, занятый каткой валенок, отец сопровождал свой нелегкий труд песней. Мать, помощница его, вышивая валенки черным и красным гарусом, ему подтягивала. В раннем детстве усвоила она любимые песни своих родителей. Одной из первых в детское сознание вошла песня «За лесом, лесом», где осуждается праздная жизнь господ-фабрикантов, которые пьют и едят да пиры ведут, а честной народ на них спину гнет. Уже взрослой поняла Фаина Васильевна, почему так сурово, задумчиво пел отец эту песню. Глубокую жалость испытывала она, слушая сквозь слезы песню о преждевременной гибели молодой сосны, у которой «белолапенький горностайка» подъедает корешки,— «Вы не дуйте, ветра». И тогда же узнала она песню «Соловей кукушку уговаривал». Запомнив ее слова и мелодию, однажды вечером, лежа на полатях, совершенно по-детски она подтянула отцу и матери. Вдруг песня оборвалась, чего сразу девочка не заметила, продолжая старательно выводить мелодию. И тут же ощутила прикосновение теплой отцовской ладони. Он ласково гладил ее волосы через брус полатей, приговаривая: «Мать, вот кому достанутся наши песни, ай, певунья, ай, молодчина!» С этого дня стала подпевать им и скоро вошла в семейный хор из четырех человек. Старшая сестра, помогая вышивать валенки, тоже пела. Песни, записанные Пономаревой сначала одноголосно, в собственном исполнении, по моему совету, были записаны в ансамблевом исполнении односельчанок Фаины Васильевны и с ее участием. Лишь некоторые из них остались в одноголосной редакции. Помогали вспоминать песни Вера Осиповна Галашова, Анастасия Степановна Пономарева, Анастасия Андреевна Сапожникова, Агриппина Анфилофьевна Лыбина, Зоя Ивановна Дягтева, Анна Антоновна Шелеметьева, Анастасия Гурьянов-на Лапихина и другие. Всем миром помогали они сохранить и те песни, что живут сегодня, и те, что остались лишь в памяти немногих.
О том, как складывалась местная песенная традиция бывшей Верх-Буевской волости, можно только строить предположения, опираясь на скудные сведения, которые донесла до нас история. Так, в льготной грамоте, данной осинцам в 1596 году, значится, что они суть выходцы из Калуги, Верхокамья, Кай-города, Устюга и Усолья. Как известно, Верхокамье заселялось выходцами из Новгородчины, а также поморами. Изучение и сравнение фольклора перечисленных областей с песнями, записанными Пономаревой, может многое объяснить в истории возникновения и развития самобытной верх-буевской традиции, несомненно связанной различными нитями с традициями северных и среднерусских областей.
Каковы же основные особенности верх-буевской песенной культуры? В очерке Д. Н. Мамина-Сибиряка «Легкая рука» есть примечательная характеристика: «Песня не словами, а мотивами рассказывала (разрядка моя.— С. Я.) про мудрую жизнь русского человека, про ее микроскопические радости и великое горе, про эту вековую борьбу с силами природы, про длинную цепь исторических страданий». Удивительно тонко почувствовал писатель сочетания в пермских песнях (впитавших и новгородскую традицию) особенностей протяжной песни с говорком нараспев, идущим от эпоса. «Может быть,— писал он в очерке «От Урала до Москвы»,— нигде еще в такой неприкосновенности не сохранилась в своих обычаях, поверьях и обрядах Русь XVI века, как в каком-нибудь Чердынском уезде», где «еще живет старина Новгородская, поскольку она выразилась в языке, песнях, обычаях, обрядах и всем житейском обиходе. Здесь еще жива эта глубокая старина и хранит свой эпический склад». (разрядка моя.— С. Я.).
Главное своеобразие верх-буевской песенной традиции состоит в этом взаимопроникновении протяжной и эпической песенной речи. Отсюда и проистекает яркий ритмический контраст, в напевах, их обогащение различными ритмообразованиями, что особенно заметно в песнях проголосных. Примечательно, что собиратели фольклора Пермской области отмечают здесь почти полное отсутствие протяжной песни в классически развитой форме. Непрерывное обновление песенного ритма, нарушение размеренного движения напева постоянным внедрением в него речевых интонаций, сообщающих мелодии особую выразительность и характер «сказывания нараспев», свидетельствуют об ассимиляции музыкального языка былин (следы которых еще видны, заметны в этом крае) другими жанрами. И хотя современные музыкальные записи былин здесь единичны, и о затухании былинной традиции в пермском Прикамье уже в начале XX столетия писал А. В. Марков, можно считать, что эпическая традиция здесь трансформировалась, но не исчезла бесследно. По степени сохранности эпической традиции Мамин-Сибиряк пермский край ставил наравне с Олонецкой губернией, куда, по его мнению, былины попали благодаря «вихрю смешавшихся исторических событий».
Важную роль в образовании индивидуально-неповторимых черт песенной традиции играет манера исполнения. Верх-буевские песни не являются исключением. Эти песни поются в низком и среднем регистре с нажимом и растягиванием звука, что придает некоторым проголосным песням заунывный характер, «стонущую» интонацию. Своеобразные паузы-вздохи, возникающие подчас неожиданно, в середине фраз, являются заметной особенностью песен верх-буевской традиции. Интересно, что в северных районах Прикамья, в старообрядческих поселениях, в Кизнерском и Камбаровском районах Удмуртии, граничащих с Верещагинским районом Пермской области, а также в далеком Гайнском районе (Коми-Пермяцкий автономный округ) в русских песнях обнаруживается большое сходство в музыкальном складе и манере исполнения с верх-буевскими песнями. В этом убеждают записи и наблюдения собирателей фольклора в районах Прикамья. Столь же заметной особенностью верх-буевских песен является их лаконизм. Он обусловлен влиянием на структурные - особенности напевов противоборства двух, уже отмеченных здесь начал в интонировании — речевой и протяжно-песенной интонации. Именно это сообщает напевам динамичность.и ритмическую упругость.
Следует обратить внимание на то, что в песнях Прикамья почти полностью отсутствует огласовка согласных. Форма протяжной песни в них «выступает в лаконическом и даже «сжатом» виде, в нее привносятся элементы большей сдержанности, повествовательно с т и. Повествовательный характер многих песен, проголосных и исторических, подчеркивается и складом напевов — их нешироким диапазоном, плавным поступлением движения мелодии. Однако можно заметить и обратное явление. В песнях исторических, наиболее близких к эпосу, повествование подчас прерывается распеванием — продлением в музыкальном времени отдельных слов и слогов, разрывом слов, с их последующим повторением и распеванием, что уже является принадлежностью протяжной песенной культуры. Так и проявляются в тесном взаимодействии обе составные части песенной традиции, складывавшейся в веках: «По пескам-то, пескам», вызывающая ассоциацию С «Золотым петушком» А. С. Пушкина (и здесь и там вещая птица предупреждает об опасности вражеского нашествия), а также песня о нашествии Наполеона — «Был я на горе».
Особый интерес представляет напетая Ф. В. Пономаревой былина «Эта встреча была совсем нежданна». Былина позднего времени, созданная явно после монголо-татарского нашествия, объединяет в своем повествовании народных героев разных эпох и дает им характеристику чисто народную. Все четыре молодца разудалый:. Ермак Тимофеевич, донской казак Степан Разин-сын, «а как третий-то был из молодцев-то боярин Никита Романович» и четвертый «храбрый молодец-то казацкий сын, Емельян Пугачев», все четверо вопреки месту и времени собраны в народном сознании воедино. Они выходят вместе на «бой-битву жаркую, да победную». И кто же оказывается врагом? Народ дает ответ на это: «Всех врагов побьем, всех мучителей, всех помещиков да слуг царевых».
Листая страницы сборника, можно видеть, как с каждой новой песней все более полно раскрывается панорама жизни русских поселенцев в Прикамье, полная драматизма преодоления, мужества и оптимизма. Песни эти, отмеченные печатью чуткого восприятия русскими людьми красоты природы, преисполнены одновременно высоким человеческим достоинством. Им не свойственна экзальтированно-патетическая интонация. Глубина чувства сочетается со строгой сдержанностью и целомудренностью. Великая мудрость, рожденная в постоянном нелегком труде, в суровых условиях, исходит от них. Являясь памятниками нашей российской истории, песни эти созвучны нашему времени, ибо они, как живые корни, дают новые "побеги и являются тем неиссякаемым источником, откуда берется сила на все новые испытания для народа. Национальное своеобразие состоит в том, что наряду с горем и тоской от них веет «простором, волей, молодецкой удалью» (Мамин-Сибиряк).