Русские народные песни Томской области

 

I.

Песенные традиции Томской области

 

 

Традиционность музыкального фольклора, как известно, выражается в преемственности, новые произведения возникают лишь на основе устойчивых традиционных форм — стереотипов. Песенные традиции Томской области характеризуются общими типическими признаками, ярко выраженными в тематике песен и их жанровом составе.
Типические локальные признаки томских песен начали складываться еще в обрядовом фольклоре. Сибиряк в условиях дикого необжитого края имел особенно тесную связь с природой, во многом зависел от нее. Это утвердило в нем древнеязыческое преклонение перед силами и загадочными явлениями природы. Отсюда большое значение обрядов кален-дарно-земледельческого круга.

Впоследствии древнейшие формы и жанры обрядового фольклора, не развиваясь далее, постепенно сливались с песнями других жанров, отвечающих запросам нового музыкального быта и получивших наибольшее распространение (например, с лирическими, хороводными песнями). Часть обрядовых песен постепенно разрушалась, часть трансформировалась в направлении усиления зрелищно-развлекательной стороны, хотя и сохранялась в обряде как традиционная основа. К таким песням относятся, например, зимние и весенние колядки («славы»). Их простейшие мелодические построения (трихорд в кварте, тетрахорд в кварте или квинте и др.) сделали возможным в рамках данного обряда исполнение нескольких песенных текстов на один напев-«формулу» (см., например, № 3 и 5 данного сборника).
Напевы-«формулы» в истоках своих связаны, очевидно, с песней-обрядом, имеющей функциональное значение. Песни эти как бы формировали обрядовые действия. Песни, формирующие обряд, живут вместе с обрядом, хотя и имеют относительную самостоятельность.
Другая группа обрядовых песен, возникновение которых связано с определенной реакцией на обряд, отражает в своем содержании эмоциональное состояние, а также отношение участников к происходящим событиям. Таковы некоторые песни свадебного обряда, например, причитания невесты на свадьбе (см. № 13) или песни подруг невесты (№ 12).

Если первая группа песен представлена в томском фольклоре немногими отдельными образцами, то песни второй группы имеют и сегодня среди старожилов-томичей широкое распространение.
Своеобразным толчком к переосмыслению традиционных ритуальных песен в наше время послужило возрождение некоторых обрядов земледельческого календаря. Например, в Кожевниковском, Щегарском районах во время праздника последнего снопа момент его увязывания («снаряжения» к дальнейшему путешествию) и чествования сопровождается песнями, так или иначе отражающими общее настроение.
Но даже в местах, где еще по-настоящему не сложились новые обрядовые традиции, многие песни, как правило, хорошо известны населению, причем не только старикам, но и молодежи.
Из обрядового фольклора в Томской области особенно распространены свадебные песни, которые, пожалуй, по своей популярности могут сравниться только с хороводными.

Сибирский свадебный обряд формировался как сложное драматическое действие, впитав разнообразные влияния. Весь комплекс объединялся единой драматургической линией. При этом в каждом из сел, да и на каждой свадьбе, «действие» протекало своеобразно, неповторимо.
В народной свадьбе соединялись личные чувства и взаимоотношения с нормами феодальной морали и законами общежития патриархальной семьи. Большое значение имела зрелищная сторона в сочетании с обрядовой.
В целом для сибирской свадьбы была характерна пышная праздничность: обильные пиршественные угощения с песнями, плясками, величаниями, шутками превращали все действия обряда в непрерывное веселье, скрашивая и как бы на время отодвигая тяжелые будни крестьянской жизни.
Время свадеб в обследованных селах приходилось главным образом на зимний период — «мясоед», до «великого поста».

Основные этапы народной свадьбы в этих селах предстают в таком виде:
1. Сватовство.
Жених выбирал себе невесту или ему ее подбирали родители, заинтересованные в том, чтобы невеста была работящая, почитала отца с матерью. К девушке «присматривались», и если нравилась, к ней в дом «засылали» сватов из близких знакомых, соседей. Иногда ездил с ними и жених.
Если обе стороны приходили к согласию (что не всегда бывало с первого раза, ибо обговаривалась и материальная сторона дела — размер приданого и т. п.), то закрепляли договор «рукобитьем» («били по рукам»). Сватов угощали при этом вином и пивом.
Во многих селах невесту затем «пропивали». И сговаривались о дне свадьбы.
Весь этот этап в драматургии целого выполнял роль первого акта в драматическом произведении: экспозиции и завязки действия.

2. Подготовка невесты к свадьбе.
Средний раздел — развитие событий. Он включал «смотрины» («смотренье») —знакомство родни с обеих сторон друг с другом, а главное — с женихом и невестой. Тогда же, обычно через неделю после сватовства, устраивался девичник. За это время подруги невесты помогали готовить приданое: шили, вышивали, вязали на жениха и невесту. Жених приезжал несколько раз и привозил им гостинцы. На девичник к невесте жених приезжал с родителями и родственниками. Здесь за приготовленными столами пили, ели и пели песни, приуроченные к девичнику, а также вечерочные и лирические.
В вечер перед свадьбой топили баню для невесты: подруги в последний раз заплетали ей одну косу с лентой.

3. День свадьбы.
Эта кульминация и развязка действия. Со стороны жениха составлялся свадебный поезд, чтобы ехать венчаться. Лошадей запрягали больше парами и тройками. Чем богаче был жених, тем больше лошадей запрягали в свадебный поезд. С поездом ехали товарищи жениха, дружки, родственники и распорядитель свадьбы — тысяцкий.
В доме невесты к этому времени собирались ее подруги, родственники. Шли усиленные приготовления к встрече жениха: накрывались столы, невесту «собирали» к венцу подруги и сваха.
Когда приезжал жених, его не пускали во двор подруги и дружки невесты, требовали выкуп. Тысяцкий от имени жениха давал выкуп, угощал девушек конфетами, пряниками. Затем входили все в дом, тысяцкий просил родителей привести невесту, но девушки ее прятали в своей толпе и опять просили выкуп. Тысяцкий снова платил столько, сколько просили подружки.
Потом все садились за стол. Благословляли невесту, после чего свадебный поезд вез молодых к венцу. После венчания всем поездом ехали к жениху, где начинался свадебный пир. Гуляли несколько дней в доме жениха и невесты.

В свадебный обряд на различных стадиях входили и такие элементы:
«Расплетание косы» — прощание невесты с девичьей красой». (Не везде имело одинаковую обрядовую последовательность — перед отъездом к венцу или после венчания.)
Встреча молодых «хлебом-солью» после венца.
«Выметание сора» невестой при народе. (В сор бросали деньги, и невеста при выметании выбирала их. Так повторялось несколько раз.)
Одаривание молодых «на пирог». (Дарили кто сколько может, а кто дарил больше, тому предоставлялось право разрезать пирог.)
«Продажа блинов». (На второй день свадьбы невеста пекла блины и угощала, а дружка с подносом в руках или тарелкой ходил вокруг стола. И опять одаривали, кто чем мог.)
Увод молодых спать после «красного» (свадебного) стола.
Бужение молодых на следующее утро после венчания.
Этим элементам не везде придавалось одинаковое значение, и не все они были обязательны.
Несмотря на все многообразие и пестроту различных вариантов свадебного обряда, распространенных в Томской области, можно говорить о единстве его драматургии. Если учесть обязательную приуроченность основной части свадебных песен к определенному этапу или конкретному моменту обряда, то можно говорить и о наличии музыкальной драматургии обряда, и о драматургической значимости напевов.
Среди песен свадебного обряда светлым колоритом отличаются темы, связанные с образом жениха. Центральной характеристикой невесты вплоть до «венца» являются плачи и лирические темы, пронизывающие весь обряд. На просватанье невеста чаще плакала сама, но иногда приглашали специальную «плакальщицу». Так, в Каргасокском районе нами записаны свадебные и похоронные плачи от Е. И. Ждановой, постоянной участницы обрядовых действ, происходивших не только в ее родной деревне, но и в соседних. Отличительная черта свадебных плачей в Томской области — рельефно очерченный мелодический контур. Эта особенность сближает их с лирическими песнями.
Лирические песни преобладали на девичнике. В них многогранно отражена тема расставания невесты с привольной девичьей жизнью, ее страх перед чужой семьей.

Бласлови меня, моя мамонька,
А в чужие люди.

пели девушки вместе с невестой (см. № 15). При расплетании косы они запевали:

Затрубили трубоньки
Рано на заре,
Заплакала Марусенька
Об русой косе. (№ 86)

Лирические песни время от времени исполнялись и в день свадьбы. Они оттеняли его праздничный характер. Праздничная атмосфера подчеркивалась величальными и шуточными, игровыми и плясовыми песнями.
Таким образом, объединяющим началом песенной драматургии в свадебной игре было обрядовое действо.
В каждом селе и даже иногда части его складывалась и бытовала своя традиция исполнения обязательных свадебных обрядовых песен. В рамках одной традиции песни, сходные по функциональной значимости, часто исполнялись на один напев-формулу. К неформульным напевам относятся в основном свадебные песни, примыкающие к лирическим.
Широкое распространение свадебных песен, их популярность и сохранность в памяти народа объясняется не только их высокими музыкально-поэтическими достоинствами, но и прочно укоренившимися в быту традициями, отражающими важнейший момент в жизни человека, а также возможностью исполнения многих песен вне обряда.
Свадебный обряд продолжает жить и в наше время, правда, в несколько трансформированном виде. Не только в селе, но и в городе появляются музыканты и певцы, постоянно сопровождающие свадьбу. В их репертуаре постепенно формируется комплекс песен и инструментальных пьес, которые, в соответствии со свадебным действием, наполняют его драматургию. Репертуар каждой такой группы музыкантов и певцов, в истоках связанный с традиционным, в свою очередь в какой-то мере определяет характер свадьбы данного района.

 
Как и повсеместно на Руси, в селах Томской области водили хороводы, пели игровые песни. Исполняли их в весенне-летний период на уличных гуляниях и на лугу, а зимой (на святки и рождество) во время вечерок и посиделок, для чего обычно «откупали» дом.
Хороводные и игровые песни популярны среди населения и сейчас.
Во всех обследованных районах произведены их многочисленные записи. Хорошая сохранность жанра лишний раз подтверждает мысль о важном значении хороводных песен в быту.
В народе эти песни подразделялись в зависимости от их бытового назначения, содержания, формы исполнения и т. д. на группы: проходные (иногда именуемые ходовыми), круговые, игровые, вечерочные. Часто встречаются сложные народные определения песен, как, например, «улошная-проходная», «весенняя игровая», «вечерочная игровая» и т. п.
В ряде песен ощущается связь с обрядами календарно-земледельческого круга, составной частью которых они были в прошлом. С распадом обряда они превратились в любимую народную игру. Пели их только девушки и женщины, парни танцевали молча.
По содержанию это чаще всего песни повествовательного характера с развитым сюжетом. В некоторых из них раскрывается тема земледельческого труда, в других — обрядовые действия: завивание венков, гадание и т. п. Большинство же песен входило в обряд как элементы лирики.
Песни, которыми сопровождались хороводы, идущие по кругу, в народе называют круговыми. Помимо календарно-земледельческих праздников, их пели в весенне-летний период повседневно на уличных гуляниях, на лугу и в поле.
Хореография их основана на простом и переменном шаге в виде движения по кругу (возможно, в любом направлении или со сменой направления движения), иногда с двойными, тройными притопами ногами и прихлопами в ладоши.

 
Если хоровод составлял не круг, а вытянутую цепь или линию, то звучащие в это время песни называли ходовыми, проходными или улошными.
Хороводные песни звучали и в некоторые дни сибирской свадьбы (например, в девичник). Так, по свидетельству исполнителей, песня «Ходит царь» исполнялась не только на масленице и в весенних хороводах, но и входила в свадебный цикл.
К хороводным, как одна из их разновидностей, примыкают вечерочные игровые песни. Они исполнялись зимой на святках в избе. Все сидящие на лавках составляли своеобразный круг и пели, а внутри круга одним или несколькими участниками разыгрывалось действие.

Полное соответствие между содержанием песни и игровыми движениями возникало только в отдельные моменты. В целом же песня служила своеобразным аккомпанементом игры. В отличие от весенне-летних хороводных песен эти песни более подвижные, иногда в народе их называли «частыми». Во многих вечерочных песнях игра завершалась поцелуями, поэтому их концовки имели «поцеловушные» припевки. В народе так и говорят: «песни с целовками».
Итак, в зависимости от содержания, характера игры хороводные песни можно подразделить на спокойные (плавные) и более подвижные (скорые).
Плавные хороводные песни строятся главным образом на любовно-лирических и семейно-бытовых сюжетах, составляющих неотъемлемую часть единой общерусской народной песенно-поэтической традиции. (Новые произведения местного творчества не выходили за рамки образцов общерусской народной поэзии.)
Любовно-лирические сюжеты, как правило, обусловливают и мягкие Аюквйные движения, типичные для проходных и круговых хороводов. Некоторые из этих песен по формообразованию и характеру (наличие словоразрывов, внутрислоговые распевы, развитая мелодика в многоголосных напевах, сдержанный темп) примыкают к протяжным лирическим.

Тематика скорых хороводных песен связана обычно с игровыми сюжетами. Для них характерны лаконичность музыкальных фраз, четкий ритм, подчеркнутость кадансирования.
Таким образом, тематика хороводных песен в основе своей осталась традиционной, а границы жанра расширились за счет песен, входивших ранее в свадебный и календарно-земледельческие обряды. Здесь можно говорить об изменении бытового назначения песен, расширении их жанровых границ («полижанровость»).

 

В русском фольклоре начала XVII века сильны были национально-патриотические мотивы, воплощенные в былинах и исторических песнях. На их широкое распространение в XVII—XVIII веках на территории Сибири имеются указания многих исследователей. Так, М. К. Азадовский полагал, что эпическая традиция в Сибири была значительной вплоть до середины XIX века.
О распространении эпоса на территории Сибири свидетельствуют и труды С. И. Гуляева, а также известный сборник Кирши Данилова.
Исторические песни также пришли в Сибирь в XVII—XVIII, начале XIX века вместе с основной массой переселенцев, составивших постоянное ядро сибирского населения. Поселенцы 2-й половины XIX века ничего нового в сибирский исторический фольклор привнести не могли, так так к этому времени активное развитие исторической песни почти прекратилось.
Свойство конкретного историзма, характеризующее историческую песню, способствовало объединению различных жанровых форм. Параллельно с исторической песней происходило и развитие балладных и лирических песен, где также, хотя и своеобразно, преломлялась историческая действительность. Сюжеты исторических песен отнюдь не копируют действительность, они всегда суть обобщения. Действительные факты входят в историческую песню постольку и такими сторонами, поскольку и какими сторонами данное событие отвечает идее, замыслу, сюжету произведения.
О сюжетах исторических песен, бытовавших в Томской области, можно говорить лишь на основе личных наблюдений да незначительных отрывочных данных, рассредоточенных в различных источниках Малочисленность записей и состояние источников таково, что делать выводы о какой-либо закономерности распространения и бытования различных песенных циклов и их локальных особенностях было бы недостаточно обоснованным.

Из исторических песен наиболее раннего пласта в Томской области имели распространение несколько сюжетов об Иване Грозном, в том числе «Взятие Казани> и «Соловей кукушку уговаривал» (см. № 64).
Разбору наиболее популярной песни этого цикла «Взятие Казани» посвящена значительная литература !. Песня построена по принципу циклического чередования эпизодов, рассказывающих о походе Грозного на Казань. Центральный эпизод — взятие города — обрамлен своеобразной исторической рамкой, весьма важной в выражении идейного замысла об утверждении величия и славы русского государства во главе с Иваном Грозным:

И в то время князь воцарился
И насел в московское царство,
Что тогда-де Москва основалася,
И с тех пор великая слава.

Среди нескольких вариантов песни «Соловей кукушку уговаривал», записанных в разных районах области, есть такие, которые по тематике примыкают к песне «Взятие Казани», хотя в них и отсутствует упоминание об Иване Грозном. Текст песни расчленен на два раздела: в первом из них идет речь о соловье, уговаривающим кукушку полететь в зеленый сад для того, чтобы свить там два гнезда и высидеть двух детенышей; во втором — молодец уговаривает девушку уехать с ним «во Казань-город», где «реченька медом протекла, мелки ручеечки сладкой водочкой». Но ответ девушки рисует мрачную картину последствий войны («реченька кровью протекла, мелкие ручеечки горючими слезами»). Построенная на образах-символах, связанных с миром природы, песня эта примыкает к лирическим. По характеру мелодики она также типично лирическая. Лирическая основа песни, возможно, послужила причиной того, что в большинстве записанных в области вариантов отсутствует второй раздел текста.
Варианты с полным текстом отмечены в Кожевниковском (Молчаново, Уртам) и Томском (Вершинино, Орловка) районах области, в северных же районах обнаружены лишь варианты, содержащие только первый раздел текста, и песня бытует как лирическая. Интересно, что А. В. Рудневой записан вариант этой песни в Курской области, а песня отнесена к покосным (см. комментарии).
Казалось бы, в Сибири должны сохраниться многочисленные песни о Ермаке. На самом деле записано их очень мало. Я. Р. Кошелев считает, что это — результат в основном мирного характера присоединения Сибири к России. «Коренные племена и народности, находясь в даннической зависимости от хана Кучума, не проявили желания поддержать его. Их сочувственное отношение к землепроходцам во многом способствовало быстрому продвижению русских в Сибири».

Б. Н. Путилов полагал, что основная проблема, которая ставится в песнях о Ермаке, — это «проблема отношения народных масс и самодержавия не в ее общеисторической сущности, а в конкретно-историческом преломлении, применительно к 80—90-м годам XVI века».
Вероятно, народ, создавший легендарный образ Ермака, связал с этим образом практические социальные искания широких народных масс, насущные политические идеалы эпохи — идеалы классовой борьбы крестьянства. Возможно, этим объясняется особая популярность песен более позднего происхождения — «Ревела буря, дождь шумел» на слова К. Ф. Рылеева и «Гибель Ермака» («На берегу крутом да на высоком»).
Из других исторических песен о Ермаке в Томской области записаны были две: «Ермак и Грозный» и «Призыв в Сибирь» (см. № 65). Записи произведены на Васюгане в Каргасокском районе студентами педагогического института и Томского государственного университета.
На широкое распространение в Западной Сибири песен о Степане Разине указывают Я. Р. Кошелев и А. М. Айзенштадт.
Наибольшую известность приобрели песни «Уж вы, горы, мои горы», «Вы, леса наши, лесочки», «Что повыше было города Саратова» и песня о «сынке» Степана Разина.
Факт широкого географического распространения этих песен говорит о популярности имени героя и о сочувственном отношении к нему народных масс, связывавших с образом Разина свои мечты о будущем. Разин предстает в песнях мужественным, стойким борцом против крепостников, преисполненным чувства собственного достоинства.
Исторические песни о войне 1812 года хотя и немногочисленны, тем не менее были известны в разных районах Западной Сибири.
Сибиряки принимали участие в боях против наполеоновской армии. Сибирские полки — Тобольский, Томский, Селенгинский, Иркутский и другие — дошли с боями до Парижа, проявив при этом исключительную храбрость и мужество.
Потаниным была записана песня о разорении французами Москвы — «На гороньке было, на горе».
Начало песни посвящено описанию Москвы:

На гороньке было, на горе,
На высокой было, на крутой,
Тут строилась нова слобода
По прозваньицу матушка-Москва,
Всем губеренькам Москва красота.
Серым камешком Москва устлана,
Серым камешком, камнем скипером.

В 1957 году экспедицией Томского музыкального училища в Нарыме был записан вариант песни с концовкой, отсутствующей в прежней записи. В ней охарактеризован итог наполеоновского похода.

Он в обратный путь отправился, да
Не по гостям-то пошел в Москве-матушке,
А по костям-то пошел он своей армии, да
Своей армии, своих-то солдатушек.

Песня про казака Платова была записана в Нарыме в 1942 году, в Городище —в 1957 году, а также в Сузунском и Ордынском районах Новосибирской области — в 1948 году.
В большинстве обследованных сел области отмечена в активном бытовании историческая песня «Отец мой был природный пахарь» (см. № 63). Возможно, что широкая популярность песни явилась одной из причин относительной устойчивости ее напева. В тексте песни, в самом складе его стиха ощущается влияние городской традиции. Различные варианты текста по-разному трактуют его содержание, ограничивая описываемые события различными конкретно-историческими рамками. В большинстве случаев во второй строфе поют: «На нас напало злое племя», но встречается и «На нас напали злые чехи» (последнее не характерно для северных районов). Известный вариант строфы: «На нас напали самураи» — в обследованных селах области не обнаружен. Лирико-эпический склад мелодии с характерным пропуском IV ступени в поступенном восходящем движении и заполнением ее в нисходящем — один из типических оборотов в Западно-Сибирской эпической традиции.

 

С историческими песнями тесно связаны традиционные солдатские и казачьи песни. В свою очередь, влияние этих последних вообще заметно сказывается на народно-песенном творчестве томичей. Собственно казачьи песни представлены здесь в незначительном количестве. Среди них — широко известные старинные песни «Скакал казак через долину» и «За Кубанию-рекой». Большинство песен по образному содержанию, мелодическому развитию и манере исполнения являются в сущности воинскими. Разница часто состоит лишь в замене слова «казак» словом «солдат» («Прослужил казак три года» — «Прослужил солдат три года»).

Песня «За Кубанию-рекой» (см. № 61) относится к тому пласту воинских песен, в которых рассказывается о гибели русского воина (в данном случае казака) на чужой стороне. Этот сюжет с различными изменениями в поэтическом тексте (иногда даже с разными зачинами — «За Дунаем за рекой», «За Уралом за рекой», «Как за Доном за рекой») широко известен в Западной Сибири, Приуралье, на Урале, и т. д. Большинство вариантов песни отличает определенно выраженная историчность. Так, в обращении умирающего от ран казака к коню с просьбой отвезти его «во Россию — домой» выявляется основная мысль песни: казак геройски гибнет за Россию или дело чести российского народа. Недаром с приведенным сюжетом перекликается песня, которая бытует на Дону и даже в НРБ:

За Дунаем за рекой
Мы дрались, турок, с тобой.

К песне «За Кубанию-рекой» примыкает другая песня — «Вы, поля, вы, поля» (см. № 62), близкая ей по сюжету. В тексте ее встречаются варианты:

Как под той под вербой Казак битый лежал.
Как под той под вербой Солдат битый лежал.
Как под той под вербой Партизан лежит.

По всей вероятности, песня с незначительной переделкой текста могла иметь распространение в годы гражданской войны. Во всяком случае историческая направленность художественного образа бесспорна.
Солдатские песни отличаются жанровым и тематическим разнообразием. Повсеместно поются героико-патриотические («На возморье мы стояли»), походные («За лесом солнце засияло», см. № 54), шуточные («Течет речка по песку») и другие песни. Среди них заметно выделяются рекрутские, раскрывающие тему прощания крестьянского сына-рекрута с родными и отражающие тяготы ненавистной солдатской службы:

Злые ротны командиры,
Ох, беспощадно больно бьют,
А рядовые-то солдатики
Да только горьки слезы льют.

Таковы песни: «Прощай, Томский и Тобольский, прощай, Иркутский город мой», «Калина с малиной», «Последний нонешний денечек» (см. № 50). Рекрутские наборы воспринимались народными массами как величайшее бедствие, что отражалось и в песнях (как, например, «Выходило из сеноту про рекрутский про набор»).
Рекруты, набираемые на царскую службу, а также для рудников и заводов, оставляли дома родителей, жену, детей и часто уже до конца жизни их не видели.
Песня «Последний нонешний денечек» (см. № 51), внешне выдержанная в манере солдатских песен с их нарочитой бесшабашностью, в то же время исполнена глубокой печали, даже трагизма:

Крестьянский сын давно готовый,
Семья вся замертво лежит.

Наряду с упоминавшимися выше военно-патриотическими встречаются бытовые солдатские песни с главенствующей в них темой семьи, разлуки и встречи с близкими. В этом они смыкаются с лирическими крестьянскими песнями. В основе их поэтического стиля — опора на живой разговорный язык. Ряд песен построен как рассказ очевидца о прошедших событиях.

Особую и весьма распространенную группу представляют тюремные песни. Образцы их широко известны и изучены. По личным наблюдениям автора, эти песни менее известны в селах, стоящих в стороне от основных магистралей сообщения (водных и сухопутных).
Томская область, как и вся Сибирь, уже с XVII века стала местом каторги и ссылки. В периоды обострения классовой борьбы в Центральной России здесь особенно усиливался приток политических ссыльных и каторжан. Многие погибали во время невероятно тяжелого пути. Некоторые направлялись для работы на так называемых «государевых пашнях», часть распределялась по посадам и гарнизонам.
В среде политических ссыльных и каторжан бытовали песни, по тематике и по мелодическому складу принципиально отличающиеся от традиционного тюремного фольклора, широко распространенного по всей Сибири (его образцы широко изучены).

Рабочие революционные песни не могли получить в Западной Сибири большого распространения до начала XX века. Вся промышленность тогдашней Томской губернии (горно-рудная, металлургическая и др.) держалась на подневольном труде. Источником наемной силы были крестьяне ближайших к заводам деревень и поселков. Собственно рабочий класс начинает формироваться на рубеже XIX—XX веков.
На его мировоззрение огромное влияние имели политкаторжане и ссыльные. Этим, вероятно, и объясняется широкое распространение общеизвестных революционных песен. Однако здесь записаны и некоторые оригинальные образцы рабочих революционных песен («Скажи же, скажи, каторжанин», «Александровский централ», № 66).
На севере области в рабочем поселке Тогур нами записана песня «Душно без счастья и воли» (№ 68). Текст ее является переделкой известного стихотворения Н. А. Некрасова. По сообщению исполнителя песня была популярной среди политических ссыльных и исполнялась хором. Ее характеризует широкий диапазон, волевые интонации. Песня заканчивается призывом к объединению рабочего класса в борьбе против царского самодержавия:

Слышны призывные звоны.
Вспыхнул пожар мировой,
Стройся, рабочий, в колонны,
Стяг подымай боевой!

Центральное место в музыкальном фольклоре Томской области занимают лирические песни. Как и в общерусской традиции, это песни-монологи («У моего батюшки», № 89), диалоги («Скажи, фартовая», № 91), повествовательные («Притуманились туманечки», № 38), смешанные повествовательно-монологические («Бедну птичку изловили», № 34), и повествовательно-диалогические («Молоденький мальчик был», № 92). Тематика их, может быть, несколько уже, чем в лирических песнях других областей России, хотя и охватывает, по сути дела, все стороны жизни и быта томичей. Особенно значительной и самобытной является здесь лирико-эпическая традиция. Она представлена, как мы уже говорили, в исторических, казачьих, солдатских, военно-патриотических, тюремных и других песнях.
В южных и юго-западных районах области встречаются песни о тяжелой сиротской доле:

Соберемтесь-ка ли, подруженьки,
Погорюемте, да ох, подруженьки,
Обо мне, ох, да ли.
Да обо мне, да о сироте.

Женские семейно-бытовые песни о тяжелом подневольном положении женщины-крестьянки, столь распространенные в центральных русских областях, для Томской области менее характерны.
Широко и многопланово отражена любовно-лирическая тематика. Поэтический текст и мелодика таких песен отличаются глубокой выразительностью.
В песне «Сады ли мои, сады» (см. № 36) передано эмоциональное состояние девушки, покидаемой милым.

Сады мои, сады зеленые,
Ох, и рано цвели, поздно опадали,
Любил меня милый, теперь покидает.

Такие сопоставления человеческих переживаний с миром природы играют важнейшую роль в большинстве лирических песен. Здесь широко применяется различного рода символика, поэтический текст насыщен сравнениями, эпитетами, метафорами.

Уж ты, белая береза,
Кудрява ты, зеленая, да
Ох, по тебе ли, моя головушка,
Кудри вьются в три ряда.
(«Притуманились туманечки», № 38)

Для крестьянской лирики типичны уменьшительные, ласкательные окончания: «головушка», «кудерушки», «воротечки», «туманечки» и т. п.
В поздних песнях наблюдается распад традиционной символики, она уступает место реальным человеческим образам, упрощается композиция песен, появляется рифмованный стих.
Во многих лирических песнях позднего происхождения наблюдается нарочитое употребление «книжных» выражений («на крыльях радости», «пар клубится», «выстрел роковой» и т. д.)

Видное место в певческом репертуаре томичей занимают шуточные и плясовые песни. В них через край плещет живая народная сила, веселье; юмор. В основе тематики этих песен лежат комические и сатирические сюжеты. Исполняются они в наши дни чаще всего с инструментальным сопровождением.
Шуточные и плясовые песни оказали влияние на возникновение и формирование частушек.
Первые упоминания о частушках Западной Сибири относятся к 1910 году. В статье «Народное творчество», напечатанной в томской газете «Сибирская жизнь» (1910 год, № 107), о частушках говорится, как о жанре, популярном у молодежи.

В деревнях и селах Томской области частушки называются по-разному: «товарки», «тараборки», «хабары», «подгорная», «иркутянка», «сербиянка», «шапочка» и т. д. Тематика их очень разнообразна, она охватывает все стороны жизни и быта людей. В дореволюционных частушках пелось о тяжелом труде крестьян, о нужде народной, о ненавистной народу солдатчине.
М. Горький писал о сочинителях и исполнителях частушек: «Вот они сочиняют преуморительные частушки и вот смеются над каторгой, над своими ранами.».
Для формы частушек характерна четкая структура, четкий ритм и рифма. В Томской области частушки исполняются обычно под аккомпанемент гармоники или балалайки, реже гитары или какого-либо другого инструмента. На гуляньях и посиделках частушки пели иногда под аккомпанемент нескольких народных инструментов, в том числе и таких, как деревянные ложки, пилы, бутылки, заслонки от русской печи, гребенки и другие предметы быта.

В частушечных наигрышах всегда подчеркивалось стремление к импровизации, к орнаментальному вариационному развитию. Однако поэтический текст при этом никогда не игнорировался, и музыкант незаметно поддерживал певца. Эта традиция жива до сих пор. В соревновании певца с инструментом каждый выступает со своей импровизацией, поэтому большое значение имеют вступительные наигрыши и отыгрыши-интерлюдии.
Народные музыканты, особенно гармонисты-импровизаторы, и сейчас пользуются большой популярностью у молодежи.