Песни на стихи Льва Ошанина

КАК НАЧИНАЛАСЬ ПЕСНЯ

Почему я начал писать песни?
Пожалуй, впервые "песенный зуд" я испытал на Кольском полуострове в тридцатые годы, в годы строительства полярного Хибиногорска. Мы часто ездили на грузовике из города на рудник имени Кирова или от рудника имени Кирова в город. Грузовик был открытый. Морозы и ветры сильные. И не было большей радости, чем перекричать ветер песней. Тесно сгрудившись, держась друг за друга, пели мы комсомольские песни того времени: "Там, вдали за рекой", "Наш паровоз", "Молодая гвардия" или просто "Дуня". Про Дуню сочиняли тут же, сами. Скажем:
Щурит Дуня хитрый глаз —
Здесь Макар телят не пас!
Пока едем, непременно про всех ребят споем и про девочек. Иногда хлестко получалось, хотя, может быть, и не очень складно. Помню, что мне очень нравилось это.
Я уже тогда писал стихи, немного печатался, но песня казалась мне чем-то особенным. Она стучалась в сердце. А как ее написать, я не знал. Да и захочет ли какой-то второй человек — композитор связать свою музыку с моими словами?
В музыке я жил с детства. Мать моя преподавала в музыкальной школе, два брата стали певцами, сестра была пианисткой. Один я из всей семьи не научился играть на рояле. Для меня музыка обернулась словами песен.
Песня долго не получалась. Кроме стихов, в шестнадцать лет, еще до поездки на Кольский полуостров, я написал повесть о школе.
В 1936 году после возвращения с Кольского полуострова в Москву был принят в Литературный институт имени Горького и вступил в коллектив поэтов при Гослитиздате. Как подступить к песне, все еще не знал. Правда, в журнале "Знамя" в 1938 году напечатали мою песню "Тайга", которая, с точки зрения композиторской, вероятно, песней не была, да так никогда ею и не стала. В то же время именно она явилась началом моей работы в песне. Она попала на глаза композитору Климентию Корчмареву, со встречи с которым, собственно, и начинается моя песенная жизнь. В 1938 году мы написали с ним две песни. Первая была массовая, быстрая, походная: "Грудью встань за Советскую землю". Вторая — сугубо лириче-сая: "Мне потерять тебя нельзя". Записал ее на пластинку популярный в то время тенор С. Хромченко, и пластинка эта выдержала более чем миллионный тираж.
Вот так начиналась эта песня:
Мне потерять тебя нельзя, Друг мой, услышь! — Мне снова о любви твоей былой Шуршит камыш.
Так и написано — "камыш". И весь пейзаж ее был среднерусский. Но когда она вышла из печати, я с удивлением прочитал, что она называется "Любовная-калифорнийская''!
Потом мы написали "Песню о пограничнике" с Арамом Хачатуряном и несколько песен с погибшим позднее на войне Борисом Трошиным.

К началу моей песенной работы относится один эпизод, который я никогда не забуду. Ко мне, мальчишке, позвонил немолодой композитор и предложил написать с ним песню на спортивный конкурс. "Имейте в виду, — сказал он, — у меня неудач не бывает". Эти слова меня озадачили: что значит "не бывает неудач"? Мы написали песню, она получила не то вторую, не то третью премию и была издана большим тиражом. Но эту песню никто никогда не пел.
У меня было много неудач. Были песни, в которых я не сумел написать слова. Были песни, в которых не получилась музыка. Были песни, где неудачно все — и слова и музыка. Были песни, где слова и музыка в отдельности, может, и существовали, а.вместе не сливались, и, значит, песни не было. Но в каждой, даже неудачной песне я старался искать, идти тропинкой, которой до меня не ходили. А уж если песня получалась, она приносила столько волнения и радости, сколько вряд ли может принести баллада, лирическое стихотворение, или даже поэма. Это, наверно, смешно, но в первый раз услышав, как поют мою песню солдаты, идущие в баню, я шел за ними несколько кварталов и опоздал на занятия в институт.
С тех пор я пишу баллады, и поэмы; и короткие лирические стихотворения, а порой даже пьесы — но песня, однажды получившись, идет со мной рядом всю мою жизнь.
О песне можно говорить много. Прежде всего, что такое песня? Ее стартовая площадка строго ограничена двадцатью, самое большое — сорока строками. Песню нельзя написать, как говорится, держась правой рукой за левое ухо. Если песня не проникла к вам в сердце сразу — ее не существует. Песню нельзя перечитать. Песня должна ворваться в сердце.
Некоторые стихотворцы и поэтические критики презрительно усмехаются, когда заходит речь о песне. С их точки зрения, песни — это как бы поэзия второго сорта, нечто попроще и попримитивнее. Им кажется менее значительным то, что можно понять сразу.
Правда ли это?

Ну, конечно, нет! Песня сохраняет все трудности любого поэтического произведения, всю его сложность. Она также нуждается в образах ярких и свежих. Просто она требует, чтобы образный строй ее был прозрачным, ясным. Но ведь вся классическая поэзия прозрачна. Да и в современной поэзии даже у таких сложных поэтов, как, скажем, Леонид Мартынов, все лучшее — просто.
Конечно, очень много существует у нас слабых, примитивных песен-повторилок, безобразных и бессмысленных, сложенных из готовых кирпичиков-строк, взятых напрокат из песен и непесенной поэзии. Но разве у нас меньше плохих стихов? Не о них речь. Песня существует только тогда, когда она завоевывает человеческие сердца. А те песни, которые рассчитаны на низкий вкус, даже если и подхватываются на какое-то время, — они быстро и навсегда исчезают, не оставляя никакого следа.
Если берешься писать песню, надо ее уважать. Искать песенный образ, песенную пластичность строфы, песенный сюжет, мысль, которую можно наиболее ярко передать песней. Короче говоря, поэт, берущийся за песню, обязан учитывать, понимать и помнить своеобразные песенные законы. В то же время нет ничего вреднее слепого "школьного" следования этим законам. В песне, может еще больше, чем в других жанрах и видах поэзии, обязан быть поиск. Каждая песня должна подчиниться своему закону, присущему только ей.
В "биографиях" песен я привожу примеры разрушения привычных песенных форм в некоторых моих песнях (скажем, "Дороги" или "Гимн демократической молодежи мира").
Принижение поэтической критикой песенной поэзии является другой стороной медали — отношения к песне музыкальной критики и музыкантов. Многие композиторы в глубине души считают, как проговорился однажды на большом собрании один старый сочинитель музыки, что "слова в песне — неважно". Он глубоко ошибся, этот сочинитель!
Как правило, на радио долгие годы редактировали песни музыканты и нередко забывали авторов слов, называя одни композиторские имена. Некоторые периферийные газеты ухитряются, перепечатывая стихи песен без музыки, указывать фамилии только авторов музыки. Удивительный цинизм! Все это неверно и недальновидно. В последние годы на эстраде и в письмах слушателей часто совсем не называются имена авторов песен. Пишут: "Передайте песни Ротару, Леонтьева" и т. д.
Песня имеет двух авторов. Поэт полностью отвечает за удачу или неудачу песни наряду с композитором. Это не просто фраза — это важно понять и поэтической, и музыкальной критике, если они сколько-нибудь заинтересованы в судьбе песни.

Здесь речь идет прежде всего о массовой песне, то есть о песне, которую люди не просто слушают, но и уносят с собой, поют сами на улице, в. общественном собрании, дома. Массовая песня, самая гражданская, самая политическая, должна быть непременно человечной, душевной, лирической.
Когда появилась песня Дунаевского и Лебедева-Кумача "Широка страна моя родная", некоторые всерьез возмущались:
"Почему "моя"? Надо было сказать "наша", ведь массовая песня — для миллионов".
На самом деле массовая песня, так же как и плакат, вовсе не для миллионов вообще, а для каждого из миллионов. Чем сильнее воздействие плаката на одного человека, на одни глаза, на одно сердце, тем он более "миллионен". Вот почему сухие холодные плакаты и песни, не задерживающие взгляда и не захватывающие души, — бессмысленны.
Песню нельзя приказать запеть. Она должна завладеть человеком, стать ему необходимой.
Поэт-песенник располагает великим оружием: он может заставить человека смеяться и плакать. Мне хочется, чтобы этот смех и эти слезы всегда были во имя того, чтобы сделать человека сильнее, лучше и красивей, утешить в горе и поддержать в беде, помочь в трудной дороге.
Чтобы не быть риторичным, я решил в коротких новеллах-биографиях рассказать о.работе над отдельными песнями. Я выбрал очень разные песни по типу, и по характеру, и по времени написания. Причем только те песни, о которых меня наиболее часто просили рассказать и отдельные читатели, и редакции журналов, газет, радио и телевидения..
А. Твардовский, несколько перефразируя Л. Н. Толстого, любил повторять, что у поэта не может быть карьеры, у него должна быть судьба. То же самое можно сказать о песне. И, оглядываясь на прошлое, нельзя не вспомнить удивительные судьбы таких песен, как "На диком бреге Иртыша", или "Из-за острова на стрежень", или "Тонкая рябина", "По диким степям Забайкалья", и некоторых других неповторимых песен России. Яркие и звонкие судьбы и у многих советских песен. С некоторыми песнями повезло и мне. Написанные с А. Новиковым, И. Дунаевским, А. Островским, М. Фрадкиным, А. Пахмутовой и некоторыми другими, они продолжают жить, иногда с ними случаются неожиданные и забавные эпизоды. О некоторых из них я хочу рассказать на страницах этого издания.