Начиная свой рассказ об авторе «Фантастической симфонии», Ромэн Роллан, в частности, пишет: «Россия, своим триумфальным приемом утешившая Берлиоза после парижского равнодушия и враждебности, устами Балакирева высказала, что он был «единственным французским музыкантом».
Да, Россия сыграла важную и отрадную роль в творческой жизни Берлиоза, этого знаменосца музыкального романтизма. С его музыкой слушатели Петербурга познакомились еще в 1841 году, когда в Большом зале Энгельгардта прозвучал «Реквием», а спустя шесть лет он дирижировал своими произведениями в Петербурге и Москве. Прошло двадцать лет и передовые музыканты России вновь радушно принимали своего французского коллегу. Особенно тесные взаимоотношения связывали Берлиоза с талантливым музыкальным писателем Владимиром Федоровичем Одоевским, который оказался проницательным ценителем творчества выдающегося композитора. Приведем здесь фрагменты из письма Одоевского, датированного— «3 марта 1847 г. 12 часов пополуночи», где он, что называется, по горячим следам делится своими впечатлениями с Михаилом Ивановичем Глинкой: «Где ты, любезный друг? Зачем тебя нет с нами? Зачем ты не делишь наслаждения со всеми нашими, в ком только есть хоть одна музыкальная струнка? Берлиоза поняли в Петербурге!. Я всегда верил глубокому инстинкту нашей публики; я верил ему, когда полуграмотные писаки несли дребедень о твоих операх и путались в различении мелодии от гармонии, бемоля от диеза; и опыт не обманул моей уверенности; масса публики подымалась в восторге, слушая твои оригинальные мелодии и не слушая крика незванных судей; она сочувствовала твоей музыке, в половину исполненной, и умела дослушивать то, чего не слыхала. С тем же девственным неподдельным восторгом она поддалась влиянию Берлиоза. Ты знаешь его музыку наизусть; не тебе мне рассказывать, как трудно овладеть ею вполне с первого раза.
.Берлиоз сделал с десяток шагов вперед, казалось бы, беда!—но, к счастью, публика уж разуверилась в разглагольствованиях рыцарей гитары и балалайки, она начинает больше верить своему музыкальному инстинкту и хорошо делает, а между тем кое-где пробиваются и лучи сознательного убеждения. Нигде это не было так заметно, как в сегодняшнем концерте Берлиоза; имя Берлиоза у нас мало было известно; в журнальных статьях лишь я решился тиснуть об нем несколько слов, неполных, поверхностных, ибо сам слышал только его Реквием и читал только его чисто теоретическое сочинение об инструментации; между тем огромная зала Дворянского Собрания была полна донельзя.
Еще новость: никто не встал с места до окончания Триумфального марша, которым заключился концерт! Берлиоз был вызван по крайней мере раз двенадцать в продолжение концерта, а между тем он был составлен, как видишь, из отрывков, не связанных между собою, ибо для целой симфонии у нас нет певцов-солистов; итальянцы уехали в отпуск.
Ты спросишь, может быть, от любви, какое на меня собственно произвела впечатление Берлиоза музыка? Оставим это до личного свидания, до долгого, долгого разговора перед камином, ибо не передать на бумаге живого слова игривых ощущений. Скажу тебе только, что на репетиции Берлиозова концерта, слушая в первый раз и Фауста, и Ромео, я задыхался от усиленного внимания; смелость Берлиозовых контрапунктов, строгое, гайдновское единство, проводимое им чрез самые разнообразные формы, свежесть инструментации, оригинальность ритмов, дерзко поставленных один над другим — все это было для меня так ново, что с первого раза я не мог отдать себе отчета в моих ощущениях. Ты знаешь, я не верю тем людям, которые думают, что можно выразуметь всякую музыку с первого раза; довольно на моем веку я слышал музыки, довольно порылся в музыкальных фолиантах, и, ты знаешь, — никакая партитура меня не пугает и всякая удобно ложится под пальцы, но все-таки для меня есть музыка, которую схватишь тотчас, и другая, которой надобно учиться, как мы учились Моцартовой и Бетховеновой музыке.
Признаюсь, многие места в Фаусте и Ромео явились ныне во всей своей прелести лишь тогда, как я услышал их во второй раз. Тем более радовал меня общий восторг нашей публики, для большинства которой Берлиозова музыка была совершенною новостью. Действительно, должна быть какая-то особая симпатия между Берлиозовой музыкой и нашим русским врожденным музыкальным чувством; иначе нельзя объяснить этого явления. Вообще музыка Берлиоза утверждает меня еще более в моей давнишней мысли, что «нет ничего в искусстве, чего бы не было в природе — кроме самого искусства, которого безграничный мир — безграничная душа человека». Все, что замыслит фантазия истинно вдохновенного художника, все то возможно в исполнении и все принимается душою человеческою! Мир художника не очерчен какими-либо условными границами!
Давно ли говорили, что нет уж ничего нового в музыке, что все исчерпано, избито и разбито. У Берлиоза все ново, и нет струны в его гениальной фантазии, которой бы не вторила струна в душе слушателей, струна новая, которой существование мы и не подозревали. Сколько еще не початых сокровищ таится в глубине человеческих ощущений.
Извини нескладность моего письма, я пишу его ночью, тотчас по выходе из концерта, полный горячих, разнообразных ощущений.
Прибавлю слово, которое для тебя как русского музыканта будет интересно. Берлиоз не нахвалится нашим оркестром, — хотя всего было две репетиции; наш оркестр живо сочувствовал гениальному художнику; не раз на репетициях музыка прерывалась громкими, единодушными рукоплесканиями всех музыкантов; скоро они усвоили себе его условные знаки и покорно следовали его мастерскому управлению. Наш оркестр в руках Берлиоза принимал все самые тонкие формы; в балете сильфов, который так труден для эффектного исполнения, оркестр обращался почти в ничто и казался отдаленным эхом.
Ждем с нетерпением второго концерта Берлиоза. Зачем тебя нет с нами?»
И с тех пор музыка великого француза звучит в Москве, Петербурге — Петрограде — Ленинграде и в других городах нашей страны. Бессмертные красоты его сочинений — « Фантастической симфонии», «Гарольда в Италии», Траурно-триумфальной Симфонии, «Римского карнавала», драматической симфонии «Ромео и Джульетта»— открылись для тысяч людей, заполнивших концертные залы Советской страны.
ПРОЧТИТЕ: И. Соллертинский. Берлиоз. М., 1962; А. Хохловкина. Берлиоз. М., 1960.
170 лет со дня рождения французского композитора Гектора Берлиоза