К. Васильева - Франц Шуберт

Шуберт Ф. (ноты)



Биография, жизнь, творчествор композитора Ф. Шуберта

 

Глава I
ДЕТСТВО

 

 

В живописном местечке Лихтенталь близ Вены в конце XVIII века жила семья скромного учителя приходской школы Франца Шуберта. 31 января 1797 года здесь родился мальчик, тринадцатый ребенок, которого в честь отца назвали Францем. Событие это было для окружающих и радостным, и печальным одновременно: на заработок сельского учителя жить было трудно.
Раннее детство Франца не было безмятежным. И не только потому, что семье приходилось туго. Мальчика мало касались материальные заботы и лишения. Куда сильнее угнетал его суровый домашний режим. Семейный уклад как бы повторял в миниатюре строй монархической Австрии с безграничной властью императора, опирающегося на католическую церковь.
Детей воспитывали в духе религиозного благочестия и смирения. Вся их жизнь была наполнена бесконечными религиозными обрядами, молитвами и нравоучениями. Следовало беспредельно почитать бога, австрийского императора, а также свято чтить своего отца.
Воля отца в семье была непреложна, ему беспрекословно подчинялись все. Самым торжественным событием считался день именин отца, тем более, что он совпадал с днем именин императора Франца-Иосифа. Характерно, что и этот праздник протекал по строгому, раз навсегда заведенному порядку, в котором цели назидания потомству преобладали над непосредственной радостью и весельем. Вначале все собирались вокруг иконы и здесь читалась проповедь на общеизвестные темы. Потом начинался молебен, в конце которого всем давали целовать какую-то священную реликвию. Дети замечали, что многие взрослые старались избежать этого обряда, заблаговременно устремившись к дверям. С годами религиозная ложь, ханжество все глубже осознавались детьми, в их душах колебалась, слабела вера в бога. Не удивительно, что Франц и его старший брат Игнац выросли атеистами.
С детьми отец был суров и придирчиво требователен. Ни одна замеченная детская шалость не оставалась безнаказанной. Но, к счастью, строгость отца уравновешивалась нежностью матери, сердце которой источало тепло и ласку.

Отец Шуберта
Франц Шуберт - отец композитора


Кроме того, в семье был неистощимый источник радости— музыка. Любовь к музыке передавалась в австрийских семьях из поколения в поколение. Домашнее музицирование было многовековой традицией. Почти каждый житель Вены играл на каком-нибудь инструменте или пел. Обычно в праздничные и воскресные дни в семьях собирались, чтобы проиграть и прослушать любимые музыкальные произведения.
У Шубертов вся семья была музыкальна: отец играл на виолончели и на скрипке, старшие братья — на клавире (так называли в то время рояль). В доме музицировали даже по будням. Ко дню именин отца Шуберт впоследствии не раз сочинял поздравительные кантаты (на собственный текст), другие камерные произведения.

Здание Конвикта в Вене
Здание Конвикта в Вене


Музыкальная обстановка в доме помогла рано проявиться дарованию Шуберта. Сестра его Тереза рассказывала, что еще задолго до того, как Франца начали обучать музыке, он любил посещать фортепианную мастерскую, где ему доставляло громадное удовольствие подбирать аккорды на инструменте.
Грамоте отец начал обучать Франца на пятом году жизни, а в следующем году он уже посещал школу, где был все время в числе лучших учеников. Отец вспоминал впоследствии, что еще с детства Франц очень любил общество и для него не было большего удовольствия, чем проводить свободное время в кругу друзей.
Примерно в эти же годы Франц начал обучаться музыке: игре на клавире под руководством старшего брата Игнаца и на скрипке — поначалу у отца. Заметив выдающиеся музыкальные способности сына, отец послал его в ученики к регенту Лихтентальской церкви Михаилу Хольцеру. Тот неоднократно выражал свое восхищение музыкальным талантом мальчика. Хольцер обучал его не только игре на скрипке и органе, но и гармонии (в то время эта наука называлась генерал-басом). Учителю часто казалось, что его ученик уже все знает, и он изумлялся этому. «Да у него в одном мизинце заключена вся гармония!» — говорил он отцу Франца.
Занятия музыкой глубоко захватили Франца. Его одинаково увлекало и пение в церковном хоре, и игра на скрипке и клавире, и сопровождение церковной службы на органе. Очень рано он начал принимать участие в домашнем музицировании, с успехом исполняя партию альта в квартетах. В детстве у него был очень красивый голос, и в церковном хоре ему постепенно начали поручать сольные партии. Этот природный дар сыграл огромную роль в судьбе Шуберта.
В конце мая 1808 года в венской газете появилось объявление о том, что в императорской Придворной капелле освободилось два места мальчиков-хористов. Испытания проводились в конвикте. В этой школе-интернате обучались две группы учащихся: гимназисты, готовящиеся к поступлению в университет, и мальчики-хористы Придворной капеллы, которые при успешном окончании тоже имели право поступать в университет. В конвикте учащиеся получали и общее, и музыкальное образование. Конечно, возможность учиться в столице, получать бесплатное образование, а главное — продолжать музыкальные занятия в самой Вене — это было очень заманчиво!

Подали соответствующее прошение. Все лето с огромным нетерпением и волнением ожидал Франц конкурсных испытаний. Наконец, с трепетом переступил он порог конвикта, чтобы предстать перед судом всеми уважаемых музыкантов. В комиссию входили знаменитый Антонио Сальери— первый придворный капельмейстер — и Иосиф Эйб-лер — второй придворный капельмейстер. Экзаменатором был Филипп Корнер — учитель пения в конвикте и тенор Придворной капеллы.
Экзамен прошел успешно. Чистый и выразительный голос Франца произвел большое впечатление на членов комиссии. Он был принят.
Это первый важный рубеж в жизни Шуберта. Но, как ни заманчивы были перспективы будущей учебы, мальчик покидал родной дом с тяжелым сердцем. Очень не хотелось расставаться с родными, особенно с горячо любимой матерью. Лишь воскресные дни сможет мальчик проводить теперь дома.
Печальные предчувствия не обманули: в конвикте его ожидала мрачная казарменная обстановка. Здесь, как и повсюду, тон задавали «духовные отцы». Воспитание молодых душ протекало под их неусыпным контролем в угодном императору направлении. Учителя и надзиратели всеми мерами старались привить воспитанникам верноподданнические чувства, укрепить католическую веру и, к тому же, не избаловать их излишней заботливостью и обильным питанием. Вечное недоедание, постоянная угроза наказания за малейшую провинность, вплоть до порки и карцера. Недаром, когда один из друзей Шуберта покидал конвикт, Франц с горечью воскликнул: «Счастливец, вы выходите из тюрьмы!»
Безусловно, в жизни воспитанников были и светлые стороны. Прежде всего — дружба, единодушие, проявлявшиеся как в мелочах будничной жизни, так и в особые, важные ее моменты. Известен, например, такой интересный факт. Во время нашествия Наполеона все воспитанники конвикта (в том числе и Шуберт) записались в корпус народного ополчения, несмотря на строгий запрет начальства. Пусть этот патриотический порыв остался безрезультатным и окончился для воспитанников карцером за ослушание,— он свидетельствует о вольнолюбивых настроениях, которые не смог убить суровый режим.
В конвикте у Шуберта завязалась дружба со многими товарищами, в том числе с Иосифом фон Шпауном. Он не был музыкантом, стал чиновником, но глубоко понимал и любил искусство, музыку, изучал историю, литературу, собирал австрийские народные песни. Человек уравновешенный, разумный, Шпаун на протяжении всей жизни Шуберта был его незаменимой духовной опорой.
Подлинной радостью, скрашивающей жизнь воспитанников конвикта, была музыка. Дирекция усердно выполняла параграф устава, гласивший, что «музыка должна являться не только средством воспитания эстетического чувства и невинным и благородным времяпрепровождением, но для большинства учеников и существенной частью в их общем и профессиональном развитии». Юношей обучали игре на фортепиано, скрипке и других струнных инструментах, а когда директору пришла в голову мысль создать симфонический оркестр, пригласили преподавателей игры на духовых инструментах. Кто-либо из старших воспитанников назначался ответственным за музыкальные занятия. В обязанности одного из младших мальчиков-хористов входили забота о свечах, раскладка нот, приведение в порядок инструментов и нот, их хранение. Довольно долгое время эту роль выполнял маленький Шуберт. Позднее ему разрешили и дирижировать оркестром, который охотно подчинялся юному талантливому музыканту.

Оркестр собирался ежедневно по вечерам, причем каждый раз исполнялась целиком какая-нибудь симфония, а завершалось занятие бравурной увертюрой. Оркестр, конечно, не мог поражать мастерством. Ведь некоторые из исполнителей только-только начали заниматься МУЗЫКОЙ, и далеко не все были достаточно способными. Но зато все музыканты были полны юношеского энтузиазма, горели любовью к музыке. Эту любовь сумел привить им руководитель оркестра чех Венцель Ружичка, альтист оперного театра и придворный органист. Ружичка был универсальным музыкантом: он учил воспитанников игре на фортепиано, органе, альте и виолончели, а также теории музыки. Благодаря его энтузиазму музыкальная жизнь в конвикте била ключом. По-видимому, ему со временем удалось добиться высокого уровня исполнения оркестра. Любопытны воспоминания очевидцев о том, как в теплые дни на площади перед зданием конвикта собиралась многочисленная публика, слушавшая репетиции. Юные музыканты с огромным удовольствием исполняли самые сложные произведения. Репертуар был весьма обширен: регулярно исполнялись симфонии Гайдна, Моцарта, первые две симфонии Бетховена, все бывшие тогда в ходу увертюры, в том числе «Кориолан» и «Леонора» Бетховена. Исполнялись также произведения менее значительных композиторов.
Оркестр конвикта выступал и публично. Происходило это обычно в дни именин императора. Особенно торжественным было одно такое выступление: на нем присутствовал Бетховен. Это произошло, когда Шуберт еще в оркестре не играл, потому на концерте не присутствовал. Он только с необычайным интересом расспрашивал Шпауна о подробностях концерта.

Помимо ежедневных занятий оркестра и постоянного участия в церковной службе, некоторые из мальчиков-хористов составляли ансамбли для исполнения вокальных и струнных квартетов. В моде было и пение под аккомпанемент фортепиано песен и баллад современного композитора Цумштега.
Нечего и говорить о том, насколько благотворным для воспитанников было такое многостороннее музыкальное развитие. Плодотворной почвой оно стало и для проявления шубертовского таланта. Как и дома, со всем пылом отдавался Франц музыке. Здесь, в конвикте, начал он сочинять. Он был тихим и застенчивым мальчиком. Талант его не сразу бросился в глаза. Прежде других выдающиеся способности маленького Шуберта заметил Шпаун. «Я сидел первым на вторых скрипках, а маленький Шуберт играл, стоя за мной, с той же партии, — рассказывал он. — Очень скоро я заметил, что маленький музыкант значительно превосходит меня в точности исполнения. Обратив благодаря этому на него внимание, я наблюдал, как с виду тихий и равнодушный мальчик горячо отдавался впечатлению от тех прекрасных симфоний, которые мы исполняли. Однажды я нашел его одного в музыкальном классе за фортепиано, на котором он уже прилично играл своими маленькими пальчиками. Он разбирал в это время моцартовскую сонату и сказал, что она ему очень нравится, но что ему кажется несколько трудным вообще исполнять Моцарта. По моей настоятельной просьбе он сыграл мне менуэт собственного сочинения. При этом он немного сконфузился и покраснел, но мое одобрение порадовало его. Он признался мне, что часто тайком заносит свои мысли на бумагу, но отцу его об этом знать не следует, так как тот ни за что не желает, чтобы он посвятил себя всецело музыке. После этого я начал ему иногда подсовывать незаметным образом нотную бумагу».

Знакомство с музыкой классиков в оркестре конвикта оказало большое влияние на формирование музыкального вкуса Шуберта. «Адажио гайдновских симфоний глубоко трогало его, — продолжает вспоминать Шпаун, — а о соль-минорной симфонии Моцарта он часто мне говорил, что она потрясает его, хотя он и не знает, почему; менуэт он называл увлекательным, а когда играли трио, ему казалось, что он слышит пение ангелов. От бетховенских симфоний до мажор и ре мажор он был в совершенном восторге. Но позднее он стал отдавать предпочтение симфонии до минор».
Природное музыкальное чутье помогало Шуберту разбираться и в современной музыке. В то время были модными симфонии Кроммера, которые всегда пожинали шумные аплодисменты. Шуберт очень сердился. Он говорил, что не понимает, как можно играть такие произведения, когда Гайдн написал столько симфоний!
Убедившись в талантливости своего маленького друга, Шпаун старался всячески помочь ему. Он повел его в венский оперный театр — «Бургтеатр». Оперная музыка произвела на Франца огромное впечатление.
В то время в Вене исполнялись «Волшебная флейта» Моцарта, «Медея» Керубини, «Жан Парижский» Буаль-дьё, «Швейцарская семья» Вейгля и другие оперы. Особенно глубокое впечатление оставила «Ифигения в Тавриде» Глюка. Шуберта восхищала и сама музыка, и замечательное пение солистов оперы Анны Мильдер и Михаэля Фогля. «Я не знаю чего-либо более прекрасного, чем ария III акта в «Ифигении» со вступительным женским хором, — говорил Шуберт. — С Фоглем мне хотелось бы познакомиться, чтобы поклониться ему до земли за его Ореста».
Кроме музыкальных занятий в конвикте, посещений оперного театра, был в эти годы у Шуберта еще один источник музыкальных впечатлений. В качестве певчего он участвовал в многочисленных концертах Придворной капеллы, и благодаря этому ему удалось познакомиться с лучшими хоровыми произведениями как духовными, так и светскими, например с ораториями Гайдна «Сотворение мира», «Времена года».

Композитор Шпаун
Иосиф фон Шпаун С портрета Л. Купелъвизера

Композиторский талант Шуберта начал расцветать. Уже в эти ранние годы он пишет очень много, буквально «захлебываясь» музыкой, едва успевая ее записать. Как ни старались друзья композитора снабдить его нотной бумагой, он все же вечно страдал от недостатка ее и, досадуя, разлиновывал простую бумагу и снова писал, писал.
Среди первых его произведений — песни, фортепианные сочинения танцевального характера (лендлеры1, менуэты, экоссезы и т. д.), струнные квартеты, небольшие кантаты, даже части мессы. Конечно, это еще не были самостоятельные, зрелые произведения. В инструментальной музыке Шуберт подражал композиторам-классикам, в вокальной — песням Цумштега. Однако некоторые из его сочинений производили яркое впечатление не только на товарищей, но и на профессиональных музыкантов. Так, познакомившись благодаря Шпауну с шубертовскими менуэтами для фортепиано, один из знатоков музыки скрипач Шмидт заметил: «Если правда, что эти менуэты написал почти ребенок, то из этого ребенка выйдет настоящий мастер, каких мало!»
Формируется и характер Шуберта; в воспоминаниях школьных товарищей он предстает уже таким, каким его знали в зрелом возрасте. Он всегда жил насыщенной духовной жизнью. Преподаватели и товарищи любили его за тихий и спокойный нрав; однако, если не было в нем порывистости, то он всегда был оживленным, и в скупых его словах проглядывало тонкое чувство юмора и наблюдательность. Окружающие уважали его проявившийся музыкальный талант; правда, не все знали его сочинения, но ценили его как солиста Придворной капеллы, первую скрипку и помощника дирижера оркестра конвикта.

Антонио Сальери
Антонио Сальери


Увлечение музыкой было настолько глубоким, что Франц зачастую забывал про другие занятия. Успехи его в науках, особенно в богословии и математике, были более чем скромными и со временем все снижались. Это стало беспокоить отца, который, хотя и радовался музыкальной одаренности сына, но глубоко огорчался его неудачами в науках. Рассудительный человек, он нисколько не пленялся музыкальной карьерой для сына, так как знал, что она не приносит материального благополучия. Он считал, что музыкой можно заниматься лишь для удовольствия, между делом. Отправляя сына в конвикт, он имел в виду, что тот впоследствии поступит в университет. Обязательным условием для этого были успешные занятия по всем предметам. Понятно, что учебные неудачи сына так огорчали его. И он пытался активно бороться с чрезмерным (как ему казалось) увлечением Франца музыкой. Дело дошло до того, что он в виде наказания запретил сыну приезжать в отпускные дни домой, что для Шуберта было тяжелым ударом. Много лет спустя он вспоминал об этом в автобиографической статье «Мой сон», написанной аллегорическим языком: «Я был братом моих братьев и сестер. Наш отец, наша мать были очень добры. Я их всех очень любил. Однажды отец повел нас на празднество. Там все братья очень веселились, я же был грустен. Тогда подошел ко мне отец и приказал отведать прекрасного кушанья. Я не мог исполнить этого, и тогда отец с гневом прогнал меня прочь со своих глаз. Я повернулся и с сердцем, наполненным безграничной любовью к тем, кто меня презирал, побрел в далекую чужбину». (Под «прекрасным кушаньем» подразумеваются науки).
Но любовь к музыке нельзя погасить запретами. Шуберт продолжал всей душой предаваться музыкальным занятиям.
Одна из ранних песен Шуберта — «Жалоба Агари» — и первые квартеты обратили на себя внимание Сальери, и тот посоветовал Ружичке заниматься с юным композитором генерал-басом. Однако буквально после двух уроков Ружичка признался Шпауну: «Его учить мне нечему. Он все уже знает от господа бога».
И вот Шуберт попадает в ученики к самому Сальери, у которого в свое время учились Бетховен и Гуммель, а позднее и Лист. Такой чести не был удостоен ни один из воспитанников конвикта. Об этих занятиях интересно рассказывал Шпаун:
«Сальери особенно выделял своего юного любимца и в течение многих лет почти ежедневно давал ему уроки композиции. И его труды не пропали даром. Он поручал ученику изучать партитуры старых итальянских мастеров. Молодой музыкант ревностно и с любовью занимался ими, не находя, однако, в них полного удовлетворения, которое ему давали, например, оперы Моцарта — с ними он познакомился также по партитурам — или произведения Бетховена, необычайно вдохновлявшие его. Сальери, по-видимому, не разделял этой любви Шуберта, и откровенность, с которой его искренний ученик высказывался по этому вопросу, заставила маэстро усомниться в том, что Шуберт пойдет по тому пути, который он наметил для него, желая подготовить его для оперного творчества. К тому же Сальери совсем не одобрял как раз тот жанр, к которому неудержимо влекло Шуберта, а именно песню. Стихи Гёте, Шиллера и других поэтов, которые вдохновляли молодого композитора и которые ему так хотелось положить на музыку, были непонятны итальянцу. Он видел в них лишь варварскую речь, недостойную воплощения в музыке. Сальери всерьез требовал от Шуберта, чтобы он подождал сочинять свои мелодии, пока не будет старше и не созреет для них.
Для переложения на музыку он давал ему коротенькие итальянские стансы, которые не могли зажечь молодого композитора, да он, не зная языка, едва понимал их. Шуберт тратил много труда, не достигая особого успеха».
Конечно, нельзя умалять заслуги Сальери в развитии дарования Шуберта. Он дал своему ученику много необходимых знаний и навыков, развил его композиторскую технику, раскрыл перед ним огромные богатства музыки прошлого— словом, сделал его профессионалом. Но. дальше этого дело не пошло. С самого начала взгляды Сальери и Шуберта расходились, и с течением времени разногласия не сгладились, а, наоборот, обострились. Пожалуй, единственным общим увлечением музыкантов были оперы Глюка, но и к ним они относились по-разному. Шуберт не менее горячо увлекался и прекрасными произведениями более поздних композиторов — Гайдна, Моцарта и Бетховена, в то время как для Сальери творчество Глюка было вершиной, на которой якобы остановилось развитие музыки. Строгий приверженец канонов прошлого, Сальери не понимал современной музыки и тем более не смог разглядеть того нового пути, по которому стремился пойти его ученик. Попытки его сделать Шуберта оперным композитором в итальянском стиле ни к чему не приводили, да и не могли привести. С первых шагов в творчестве Шуберт легко и неотступно шел своим путем. Он «говорил» музыкальным языком австрийского народа. Те песни, что Сальери считал безделицей, стали настоящей основой творчества Шуберта.
Не случайно имя Шуберта невольно ассоциируется со словом «песня». Он создавал их всю жизнь — от зари творчества до последних дней, и уже одно количество (им написано около шестисот песен) говорит за себя.
Но дело не только в ценности самих песен, их красоте и незабываемости. В них Шуберт как бы вырабатывал свой композиторский почерк, они стали основой его музыкального языка, его стиля. Песенностью проникнуты буквально все шубертовские произведения — и фортепианные, и камерно-инструментальные, и симфонические.
Жанру песни уделяли внимание и композиторы-классики, но такой ее небывалый расцвет был вызван влияниями новой эпохи, эпохи романтизма, крупнейшим представителем которого в музыке был Шуберт.
В начале XIX века романтизм захватил все европейские страны. Это был очень сложный исторический период, последовавший за французской буржуазной революцией 1789 года. Ее идеи свободы, равенства и братства не осуществились в жизни, во всех европейских государствах восстановилась монархическая власть. Это привело к разочарованию в прежних идеалах.
Романтизм — противоречивое и многообразное течение в искусстве. Основным эстетическим принципом его в противоположность классическому искусству является предпочтение чувства разуму, личного начала — общечеловеческому. Для многих романтиков характерен отход от реальной действительности: либо увлечение стариной, либо уход в мистику, экзотические миры, фантастику. Но эта направленность свойственна больше литературе, в меньшей степени — живописи и почти не свойственна романтической музыке.
Прогрессивные романтики, опиравшиеся на народно-национальное искусство, не уходили от правды жизни. Не видя путей освобождения от удушающих оков государственного строя, они обратили свой взор на мир человеческих переживаний, на человеческую личность. Некоторых из них особенно привлекал образ «маленького человека» современного общества. К числу таких художников относится/Шуберт, стремившийся раскрыть богатство и красоту человеческой души, возвысить своим искусством человека, будить в нем все лучшее, светлое. В этом он оставался верным гуманистическим принципам прогрессивного искусства.
Творчество Шуберта не несет в себе великих революционных идей — ему не удалось впитать их, подобно Бетховену. Шуберт жил и творил в Вене одновременно с Бетховеном, но он был его младшим современником и в своем творчестве отразил мировоззрение более позднего поколения, поколения послереволюционного периода.
Шуберт не порывал с классическими традициями, наоборот, следовал им, развивая их как бы изнутри. Он использовал буквально все созданные до него жанры и музыкальные формы, но сумел вдохнуть в них новую жизнь, освежить музыкальный язык народно песенными интонациями. Недаром даже друзья не раз упрекали его в том, что многие песни его и инструментальные произведения звучат «слишком по-народному». Для композитора это было не порицанием, а похвалой, потому что он был убежден в необходимости такой народной основы творчества.
Уже в самый ранний период творчества песни лились из-под пера Шуберта нескончаемым потоком. Конечно, в них было еще очень много подражательного, много неудач. Но с каждой новой песней композитор становился более требовательным к себе, к поэтическому тексту. Если самые ранние его песни скорее напоминали отдельные драматические эпизоды с музыкой, то постепенно он приходит к более цельным, стройным по музыкальной форме вокальным произведениям. Очень рано проявляется замечательное качество шубертовских песен — яркость музыкальных тем.
Своеобразным был процесс сочинения: он писал без черновиков. Он брался за перо, лишь когда музыкальный образ становился вполне ясным. Поэтому новое произведение записывалось почти без помарок.
Помимо песен, Шуберт еще в конвикте сочинял много произведений для фортепиано, вокальных и инструментальных ансамблей, написал даже симфонию. Создана она была, по-видимому, ко дню рождения директора конвикта. Ее исполнили в 1813 году, когда композитору едва минуло 16 лет. В том же году, в патриотическом порыве, вызванном победой над Наполеоном, он создает два общих по настроению произведения: песню для баса «Освободители Европы в Париже» и вокальное трио с сопровождением скрипки и виолончели «На победу». К ученическим годам относится и первая проба в области оперы — «Рыцарь зеркала» на текст Коцебу. К сожалению, почти все ранние произведения Шуберта утрачены.
Несомненное дарование Шуберта, расцветающее день ото дня, а еще больше то внимание, которого удостоился его талант со стороны маэстро Сальери и начальства конвикта, не могли не растопить отцовское сердце. Франц был прощен и смог опять по воскресным дням видеться с родными. Увы, это совпало с тяжелой утратой: умирает горячо любимая им мать. «Я поспешил повидаться с ней, — вспоминает Шуберт, — но я застал уже только труп ее. Слезы полились из моих глаз.»
Он вновь принимает участие в домашних концертах, показывает свои новые сочинения. Казалось бы, все идет как нельзя лучше. Но Шуберт страдал оттого, что не может посвятить себя целиком любимому творчеству. Полуказарменная обстановка конвикта, строгий режим все больше угнетали Франца.
Шуберт решил покинуть конвикт и твердо заявил об этом отцу. Видимо, эта мысль пришла не внезапно, а была серьезно обдумана. Недаром на последней странице своей симфонии, исполненной в конвикте, он написал: «Окончание— и конец!» Робкий и застенчивый юноша проявил непреклонную волю, когда решался вопрос о том, что он считал главным делом своей жизни — о музыке. Но что ожидало его за школьным порогом?