К. Васильева - Франц Шуберт

Шуберт Ф. (ноты)



Биография, жизнь, творчествор композитора Ф. Шуберта

 

Глава II
ЗА ШКОЛЬНЫМ ПОРОГОМ

 

 

Итак, шестнадцатилетний музыкант оказался на свободе. Увы, эта свобода была обманчива! Материальная нужда — вечный спутник художников прошлого — подстерегала Шуберта. Даже позднее, став уже известным композитором, он всегда терпел нужду. Теперь — тем более! Творчество не могло его прокормить, так как его произведения еще нигде публично не исполнялись и не печатались. Необходимо было устроиться на службу. К тому же угрожала длившаяся в то время 14 лет воинская повинность.
Отец советовал Францу избрать поприще школьного учителя — это освобождало от военной службы. Волей-неволей пришлось согласиться, ведь другого выхода не было. Для подготовки Шуберт поступил в специальную школу в Вене, по окончании которой получил звание помощника школьного учителя.
Осенью 1814 года Шуберт поступает шестым помощником учителя в школу в Лихтентале, где работал и его отец. Преподавать пришлось в самых младших классах. Эта работа обеспечивала буквально нищенское существование. На свой дневной заработок Шуберт мог купить всего лишь фунт хлеба! Условия работы были чрезвычайно трудными. Переполненные душные классы, вечный шум детей, для которых учитель не был авторитетом вследствие своего подчиненного, унизительного положения. «Наш брат учитель подобен жалкому вьючному животному, — красноречиво писал Игнац Шуберт. — Распущенные юнцы могут как угодно грубить ему — он беззащитен и, сверх того, должен унижаться перед публикой [то есть родителями учеников] и пустоголовыми бонзами» (то есть духовенством, строго контролирующим всю деятельность школы). Нужда заставила Шуберта давать еще частные уроки, что удручало его не меньше тяжкого бремени учительства. Итак, вместо того, чтобы целиком посвятить себя творчеству, он теперь вынужден лучшие часы отдавать школьным занятиям и беготне по урокам.
Было от чего впасть в уныние! Но не такова натура Шуберта: его творческая энергия нисколько не ослабевала. Выражать свои мысли и чувства в звуках, создавать все новые и новые произведения стало неодолимой потребностью, радостным смыслом жизки. Он использовал для сочинения каждый свободный миг.

Очень большое значение для творческого расцвета имели две встречи. Прежде всего — знакомство с Терезой Гроб, девушкой очень музыкальной, обладавшей чудесным голосом, который совершенно очаровал юного Франца. Франц часто бывал в доме Терезы, они много музицировали, иногда вместе с ее братом, который тоже хорошо пел. В душе композитора зародилось светлое чувство любви— неиссякаемый источник вдохновения, ярко озаривший прозаические будни его жизни. Чувство это было глубоким и серьезным, хотя Шуберт тщательно скрывал его, даже от друзей.
Тереза принадлежала к кругу более состоятельных людей, и, хотя она тоже увлеклась юным композитором, им не суждено было соединить свои судьбы. Несколько лет ждала Тереза в надежде, что Франц найдет такую службу, которая обеспечит их жизнь и заставит ее родителей согласиться на брак. Но этого, увы, не случилось, и по настоянию матери она, в конце концов, вышла замуж за другого. Этот удар судьба нанесла Шуберту позднее, в 1820 году. Теперь же постоянные радостные встречи окрыляли композитора, надежды на счастье озаряли жизнь.

Город Шуберта
Лихтенталь, предместье Вены

Большое значение имело для Шуберта также общение с Хольцером — его первым музыкальным наставником. Приближалась столетняя годовщина лихтентальской приходской церкви. Оба музыканта задумали отметить это событие торжественной мессой. В короткий срок Шуберт написал музыку, исполнители под руководством Хольцера начали ее разучивать. В октябре 1814 года месса была исполнена с огромным успехом. Ее даже повторили в Вене. На этом исполнении присутствовал Сальери, воскликнувший в восторге: «Франц, ты мой ученик, и ты не раз еще прославишь меня!»
Первый публичный успех был довольно важным событием в творческой жизни Шуберта.
Огромную роль в развитии шубертовского таланта на протяжении всей жизни композитора играл кружок его близких друзей — искренних, горячих поклонников. Покинув конвикт, Шуберт не потерял связь с товарищами по учебе — Иосифом Шпауном, Альбертом Штадлером, Антоном Хольцапфелем, Иоганном Зенном и другими. Частенько он посещал их в конвикте. К ним постепенно примыкали и новые друзья. Среди них — поэт Иоганн Майрхофер и Франц Шобер — разносторонне одаренный, но взбалмошный человек, которого Шуберт горячо любил до последних лет своей жизни, хотя прекрасно видел его недостатки. Кружок все время расширялся, и не только музыка Шуберта волшебной силой притягивала к себе человеческие сердца, но и обаяние его личности. Внешне он ничем не выделялся. Больше того, на первый взгляд он производил впечатление самого заурядного человека. Вот его портрет: «Шуберт был ниже среднего роста, лицо у него было полное и круглое, короткая шея, лоб не очень высокий, густые каштановые, от природы вьющиеся волосы; спина и плечи округленные, руки мясистые, короткие пальцы. Глаза серо-голубые, брови густые, нос широкий, губы пухлые. Шуберт постоянно носил очки. Выражение лица в спокойные минуты казалось скорее тупым, нежели вдохновенным, скорее мрачным, чем веселым, его можно было признать за австрийского или скорее баварского крестьянина. Лишь рассматривая его более пристально, например, когда он слушал музыку или интересный разговор, можно было заметить, что черты его лица несколько оживлялись, уголки губ поднимались вверх, глаза блестели, вся манера держаться становилась несколько свободнее. Но по-настоящему он оживлялся только среди друзей». Здесь, в дружеском кругу, раскрывалась его богатая и жизнерадостная натура, проявлялась безграничная сердечная теплота. «Невинность и беспечность его души были неописуемы, злобы и недружелюбия он не знал, — говорили о нем друзья.— Все благородное и великое находило в его сердце бурный отзвук. Он был искателем красоты, связанный мелочами своего бедного существования».
С жадным любопытством, с живым интересом встречали в кружке каждое новое произведение кумира. Тут же исполняли его, обсуждали, предлагали новые темы для сочинений, тексты для песен. Эти маленькие музыкальные вечера были очень дороги всем. «Не проходило дня, чтобы он не написал несколько чудесных новых песен, — вспоминал Шпаун, — и его друзья никогда не забудут этого восхитительного времени, которое доставило им столько радости». Значение постоянного дружеского окружения невозможно переоценить: ведь в то время у Шуберта не было иной возможности показать свои произведения, услышать их оценку, а это так важно для композитора!
Итак, с одной стороны, тяжелая, удручающая обстановка на ненавистной службе, суровый режим в доме, а с другой — вдохновляющая дружеская поддержка, пылкое радостное чувство, а главное — молодость, позволяющая с легкостью переносить невзгоды! Она и принесла весенний расцвет творчества. Особенным изобилием отличался
1815 год: 144 песни, 5 опер, 2 симфонии, 2 мессы и другие произведения — один перечень говорит за себя!
Среди многочисленных произведений этих лет есть уже вполне зрелые, яркие, которые впоследствии прославили автора. В конце 1814 года, через три дня после исполнения мессы в Лихтентале, семнадцатилетний Шуберт создает свою знаменитую песню «Маргарита за прялкой». Как и большинство песен этих лет, она была написана для Терезы, хотя и не имеет официального посвящения.
«Маргарита за прялкой» — исповедь чистой наивной девичьей души, озаренной чувством первой любви. Маргарита не смеет верить в свое счастье, ее чувство таит в себе столько сомнений, тревог, что песня звучит поначалу совсем не радостно, а, наоборот, печально. Наедине с собой, со своим другом — прялкой, под ее неумолчный говор девушка тихонько напевает: «Тяжка печаль и грустен свет, ни сна, ни покоя мне, бедной, нет!» Покой унес любимый, и без него все так пусто, уныло кругом.
Монотонный мотив вступления подражает жужжанию прялки. Подготавливая появление вокальной мелодии, фортепианное вступление создает и основное поэтическое настроение всей песни — настроение светлой печали.

Ноты к произведениям Шуберта


Постепенно развиваясь, музыка становится более взволнованной, мелодия поднимается все выше, звучит ярче. Маргарита вспомнила последнее нежное свидание, словно увидела перед собой возлюбленного, и вмиг все озарилось светом счастья! Спокойная и напевная вначале, мелодия становится прерывистой, напряженной, достигая в этот момент своей кульминации. Прялка остановилась, словно Маргарита выпустила ее из рук, охваченная светлыми воспоминаниями.
Но вновь заводит свою песнь прялка, возвращая девушку к действительности, и снова сомнения тревожат душу. Радостное настроение вновь сменяется печальным, даже тоскливым. Мелодия постепенно замирает, ее последняя нота звучит неуверенно, словно спрашивая: «А можно ли верить в счастье?»
В этой песне проявились типичные черты шубертовской вокальной лирики. Музыка чутко отражает смену настроений поэтической речи. Мелодия песни задушевна, выразительна и в то же время проста. Большую роль в создании образа играет аккомпанемент. Он несет черты изобразительности, дополняя эту маленькую картинку из жизни. Такой изобразительный аккомпанемент (здесь — подражание жужжанию прялки, в иных песнях — журчанию ручейка и т. п.) помогает глубже, правдивее передать психологическое состояние, выраженное в мелодии. В песне «Маргарита за прялкой» уже проявляется удивительное свойство шубертовской лирики — умение передать тончайшие оттенки настроения, психологического состояния при необычайной простоте, доступности музыки. Она понятна каждому слушателю; и кажется, что эти слова, это настроение можно выразить в музыке только так, как это сделал композитор.
Даже там, где Шуберт обращается к фантастическому, сказочному сюжету, музыка звучит жизненно правдиво. Такова знаменитая баллада «Лесной царь» (на текст Гёте), тоже созданная в ранний период (1815 год).
Сквозь ночную мглу скачет по лесу наездник, с ним — маленький сын. В диких завываниях ветра мальчику чудится голос лесного царя, заманивающего в свое волшебное царство. Мальчику кажется, что он различает в тумане страшные черты этого злого духа, слышит слова его одурманивающей, завораживающей песни. Мальчик в тревоге жалуется отцу, судорожно прижимается к нему, но отец успокаивает ребенка. Неотступен лесной царь. То лаской, то угрозами стремится он подчинить мальчика своей воле, и тот каждый раз все с большим страхом обращается к отцу. Всадник чувствует недоброе, пришпоривает коня, достигает наконец ворот своего дома, но, увы, поздно! Мальчик мертв.
Баллада состоит из нескольких эпизодов, в которых последовательно развивается действие. Первый эпизод — описание обстановки, затем как бы выступают действующие лица баллады: отец, сын и лесной царь. В заключение слово опять передается автору, рассказывающему о трагической развязке.
Драматическое содержание баллады потребовало ярких и разнообразных выразительных средств.
В отличие от предыдущей песни, вступление к балладе непосредственно не связано с основной ее мелодией, но оно играет не менее важную роль, рисуя картину бешеной скачки в ночном лесу, пугающем дикими завываниями ветра. Ощущение чего-то страшного, зловещего создает тревожный пульс триолей, несущихся в стремительном темпе, взлетающие вверх короткие мелодии в басу, неожиданно сменяющиеся выдержанными томительно тянущимися звуками:

Ноты для фортепиано

На этом фоне возникает мелодия певца. Она последовательно передает речь автора, слова испуганного мальчика, успокаивающие ответы отца, то пленительно-завораживающие, то грозные фразы лесного царя. При таком следовании за текстом трудно сохранить цельность музыкальной формы, но Шуберту это удается. (Именно этого качества не хватало балладам Цумштега, предшественника Шуберта).
Единство музыкальной картины достигается прежде всего с помощью аккомпанемента. Тревожный триольный ритм вступления пронизывает всю балладу, хотя и меняет свой характер в связи с содержанием. Там, где лесной царь хочет успокоить и заворожить мальчика своей песней, триоли эти звучат мягко, как бы убаюкивая, а в других эпизодах — настойчиво, грозно. Кроме того, в балладе неоднократно возвращается одна и та же музыкальная тема (на словах мальчика), «скрепляющая» эпизоды.
С каждым разом волнение мальчика нарастает и мелодия звучит все выше, все напряженнее. Драматизм достигает кульминации в конце баллады, при последних словах, когда мальчик скорее кричит, чем поет:

Скачать ноты

В воспоминаниях Шпауна описывается, как возник «Лесной царь»: «Однажды после обеда мы отправились к Шуберту. Шуберт, чрезвычайно взволнованный, читал вслух «Лесного царя». Он ходил с книгой взад и вперед, вдруг сел и буквально за несколько минут, то есть так скоро, как только можно было записать, положил на музыку эту прекрасную балладу. Так как у Шуберта не было фортепиано, мы побежали с нотами в конвикт, и в тот же вечер «Лесной царь» был там исполнен и принят с восторгом. После этого старый органист Ружичка сам внимательно и с большим увлечением сыграл всю балладу и был глубоко потрясен ею. Когда кто-то указал на то, что в музыке баллады встречается несколько раз повторяющийся диссонанс, Ружичка разъяснил, наигрывая это место на фортепиано, насколько он отвечает тексту, как украшает мелодию и как удачно этот диссонанс разрешается».
Видимо, в порыве увлечения Шпаун преувеличил скорость сочинения баллады, хотя такой «молниеносный» процесс сочинения в состоянии творческого вдохновения — не случайность у Шуберта.
«Лесной царь» много раз с успехом исполнялся публично и при жизни композитора, а впоследствии приобрел мировую славу.
Вскоре после создания этой баллады Шуберт предпринял попытку вырваться из плена занимаемой им должности школьного учителя. Он подал заявление на освободившееся место учителя музыки в немецкой средней школе в городе Лайбахе. К заявлению была приложена рекомендация Сальери, которая, правда, отличалась исключительной сухостью и потому вряд ли могла служить внушительной поддержкой просителю. Место это Шуберту не досталось.
Столь же неудачными оказались попытки издать что-нибудь из сочинений. Как ни старались друзья, им не удалось растопить лед недоверия издателей к начинающему композитору. Оскорбившись ответом одного из венских издателей: «Ученических работ я не принимаю», Шуберт надолго отказался от новых попыток в этом направлении. Курьезной и трагической была попытка издания «Лесного царя». Рукопись баллады Шуберт выслал в Лейпциг, в издательство «Брейткопф и Гертель». Гертель не слыхал ничего о венском Шуберте, но был знаком с его дрезденским однофамильцем, концертмейстером и церковным композитором. Ему-то для проверки и послал Гертель рукопись, подозревая подлог. Ответ, комичный теперь для нас, был причиной очередной неудачи в издательских мытарствах Шуберта. Вот этот ответ: «Дней десять тому назад я получил Ваше уважаемое письмо. К письму была приложена рукопись «Лесного царя» Гёте, которую якобы написал я. Я чрезвычайно удивлен и должен сообщить, что никогда такой кантаты не писал. Я сохраню ее у себя, чтобы выяснить, кто имел наглость прислать Вам подобную мазню, и разоблачить того мерзавца, который злоупотребляет моим именем».
Однако энтузиазм друзей в попытках помочь Шуберту не остывал. Им пришла в голову мысль познакомить Гёте с шубертовскими песнями на его тексты, в том числе и с балладой «Лесной царь». Конечно, благоприятный отзыв великого поэта значительно облегчил бы песням выход в свет и мог бы сыграть большую роль в судьбе композитора. Шуберт аккуратнейшим образом переписал в отдельную тетрадь свои лучшие шестнадцать песен на тексты Гёте. Верный Шпаун снабдил это драгоценное послание письмом, в котором витиеватым языком излагалась просьба познакомиться с произведениями молодого композитора и прислать свой отзыв о них.
Увы, зов остался без ответа. Получив шубертовские песни, Гёте не проявил к ним никакого интереса. Возможно, если бы он услышал песни Шуберта в соответствующем исполнении, он совсем по-другому отнесся бы к ним. Ведь много лет спустя, уже после смерти Шуберта, он оценил «Лесного царя», услышав его в исполнении знаменитой певицы Шредер-Девриент.
Как бы то ни было, но надежды на издание не оправдывались. Нескончаемый поток чудесных произведений, все более зрелых и совершенных, не приносил композитору ни гроша.
К этому времени (1816 год) относится разрыв с Сальери. Занятия, продолжавшиеся и после ухода Шуберта из конвикта, прекратились: художественное руководство
Сальери стало помехой в творческих исканиях молодого композитора.
Как бы взамен этого в начале 1817 года состоялось знакомство Шуберта с одним из крупных музыкантов Вены, знаменитым певцом императорского оперного театра Михаэлем Фоглем1, которому Шуберт отдавал дань глубокого восхищения еще в годы пребывания в конвикте. Шпаун подробно рассказывает об этом знакомстве: «Шуберт, которому постоянно приходилось самому исполнять свои песни, часто выражал желание найти певца, и его давнишнее желание познакомиться с певцом придворной оперы Фоглем становилось все сильнее. В нашем маленьком кругу решено было привлечь Фогля к исполнению песен Шуберта. Фогль заявил, что он по горло сыт музыкой, что она ему надоела и что он жаждет отделаться от нее, предпочитая не знакомиться с новыми вещами. Он уже столько раз слышал о молодых гениях и каждый раз бывал разочарован. Наверное, то же будет и с Шубертом. Пусть его оставят в покое. Он больше и слышать об этом не хочет.
Этот отказ до боли огорчил нас всех, но не Шуберта, который заявил, что и не ожидал другого ответа и считает его вполне естественным. Однако Шобер и другие не раз еще обращались к Фоглю, и, наконец, тот обещал зайти как-нибудь вечером к Шоберу, чтобы, как он выразился, посмотреть, в чем там дело.
В назначенный час важный Фогль появился у Шобера и слегка поморщился, когда маленький невзрачный Шуберт неловко расшаркался перед ним и смущенно пробормотал несколько несвязных фраз о той чести, которую Фогль оказал ему своим знакомством. Нам показалось, что начало не предвещает ничего доброго. Наконец Фогль сказал: «Ну, что там у вас? Показывайте. Вы сами будете мне аккомпанировать?» и взял первые попавшиеся ноты— музыку на стихотворение Майрхофера «Глаза» — изящную, мелодичную, но мало значительную песенку.
Фогль скорее напевал про себя, чем пел, затем довольно холодно сказал: «Недурно». Но когда ему после этого проаккомпанировали другие песни, которые он исполнил лишь вполголоса, он стал гораздо приветливее, но все же ушел, не пообещав прийти еще раз.
.Постепенно песни Шуберта все сильнее захватывали Фогля, и он стал часто приходить в наш кружок даже без приглашения, стал приглашать Шуберта к себе, разучивал с ним его песни, а заметив, какое колоссальное впечатление его исполнение производит на нас, на самого Шуберта и на всех слушателей, он так увлекся этими песнями, что стал самым горячим поклонником Шуберта и, вместо того чтобы бросить музыку, как он хотел было сделать, снова загорелся ею. Через несколько недель Фогль уже пел шубертовские песни: «Лесного царя», «Гани-меда», «Борьбу», «Скитальца» и т. п. в небольшом кругу восторженных слушателей, и то вдохновение, с которым этот большой артист исполнял все песни, было лучшим доказательством того, что он сам увлечен ими.
Но еще большее впечатление прекрасный певец произвел на самого композитора, который был счастлив, что так долго лелеянная мечта осуществилась. Первая же встреча связала обоих художников союзом, становившимся все теснее, пока его не нарушила смерть. В дружеских беседах Фогль делился с молодым композитором богатой сокровищницей своего опыта, отечески заботился об удовлетворении его нужд и прекрасным исполнением его песен проложил ему путь к славе, которой он столь блестяще, достиг».
Знакомство с Фоглем стало поворотным пунктом в творческой судьбе Шуберта. Исполнение Фоглем шубер-товских песен под аккомпанемент автора было своего рода новым художественным явлением. «Искусство и та манера, в которой Фогль поет, а я аккомпанирую, то единство, которое мы представляем собой в такие моменты, — все это для публики нечто совершенно новое, неслыханное», — писал Шуберт.

Композитор Михаэль Фогль
Михаэль Фогль

Можно представить особенности этого исполнения, если вспомнить слова одного из музыкантов об игре самого Шуберта: «Прекрасное туше, спокойная рука, чистая, изящная игра, полная чувства и мысли». Для Шуберта в исполнении главными были не виртуозность, не блеск техники, а выразительность, правдивость. Именно глубоким проникновением в содержание исполняемого произведения и отличалась манера обоих музыкантов.
О ней сохранился восторженный отзыв молодого музыканта Фердинанда Гиллера, ученика Гуммеля. «.Оба они играли и пели с таким жаром, с таким чувством, целиком отдаваясь игре и пению, что нельзя было лучше и полнее передать эти чудесные пьесы. Слушая, вы забывали о фортепиано и о голосе. Казалось, что музыка не требует материальных средств для передачи звуков, казалось, мелодии, как нечто духовное, открываются одухотворенному слуху. О том, как был растроган я, какой восторг меня охватил, я уже не говорю, но мой учитель, который уже почти полстолетия посвятил музыке, был так потрясен, что крупные слезы катились у него по щекам».
Но плоды этого творческого содружества созрели не сразу, лишь спустя несколько лет после знакомства.