Молодежная эстрада - Джазовые портреты

Джаз



Звезды отечественного джаза
Ноты для джаза, нотные сборники, литература о джазе

 

 

Арнольд Волынцев

ЭДДИ РОЗНЕР

 

 

Новые условия, в которых мы живем, заставляют переосмыслить художественные явления искусства нашего недавнего прошлого. Но подлинно художественные достижения не меркнут. К ним относится творчество выдающегося трубача, артиста и композитора Эдди Рознера.
Поляк по происхождению, он родился в Берлине в 1910 году и был наречен именем Адольф. Эдди — псевдоним, взятый не столько по сценическим, сколько по политическим причинам. В юные годы он жил также в Австрии, Франции, Соединенных Штатах Америки. Ему довелось быть свидетелем мировой премьеры гершвинской «Rhapsody in blue», встречаться с Полом Уайтменом, Бенни Гудменом, Томасом Манном, сотрудничать с Марлен Дитрих и Франческой Гааль. В столице Германии музыкант закончил с отличием консерваторию по классу скрипки, что дало ему возможность вступить в популярный танцевальный оркестр Марека Вебера. Одно время он играл также в оркестре «Вайнстрауб-синкопейторс».
В оркестре Вебера юный музыкант был вторым скрипачом, но его влекла труба. И когда в Европу в 1932 году прибыл на гастроли Луи Армстронг, Рознер помчался в Лондон, чтобы послушать своего кумира, чье творчество он хорошо знал по пластинкам. По случаю приезда великого джазмена был устроен конкурс любительских джаз-ансамблей. Лучшим духовиком был признан Эдди Рознер, за что он был награжден золотой трубой фирмы «Selmer». (Такая же труба была вручена Сатино, как почетному гостю.) Позже негритянский музыкант подарил коллеге фотографию с надписью «Белому Луи Армстронгу от черного Эдди Рознера». В некоторых газетах об обладателе этой фотографии появились высказывания как о лучшем трубаче Европы.

Слушая записи Рознера, можно догадаться, что он был знаком с творчеством Гарри Джеймса и Банни Беригена, но самое большое влияние на него, несомненно, оказал «дедушка Армстронг». Именно благодаря ему немецкий музыкант решил посвятить себя джазу.
А в 1933 году в Европу приехал Дюк Эллингтон, Рознер слушал его в Голландии, сидя в ложе рядом с Чарли Чаплиным. (Так во всяком случае он мне рассказывал.) И если Армстронг заразил европейского музыканта джазом, то благодаря Эллингтону у Рознера возникло желание создать биг-бэнд, а не танцевальный оркестр в духе Пола Уайтмена и немалый состав (хотя в 50-е годы в некоторых программах он играл с диксилендом, созданным из музыкантов своего оркестра).
Между тем на родине трубача к власти пришли фашисты. И в самой Германии и в странах, ею оккупированных, джаз был запрещен как «неарийское искусство». Его исполнение было чревато концлагерем. Рознер иммигрировал в Польшу, где в 1936 году создал биг-бэнд. Его оркестр быстро стал популярным, гастролировал в Швеции и Норвегии, записывался на пластинки.
Шесть лет, проведенных в Польше, были важным этапом в жизни трубача, бэнд-лидера и композитора. Музыкальная эстрада страны в это время носила ярко национальный характер, что нашло воплощение в танго Ежи Петербургского и Генриха
Варса. Думается, именно в эти годы трубач-композитор обрел свой интонационный багаж, который расходовал в импровизациях и композициях. Его мелодичное мышление отчетливо проявилось в песне «Тиха вода», которую перед войной пела вся Польша.
Но фашизм и здесь настиг музыканта. Он на себе испытывал ужасы бомбежки, толкотню очередей, нехватку воды. Помимо «неарийности» джаза сложность у дирижера была еще в том, что его вторая жена Рут Каминска являлась артисткой известного еврейского театра, руководимого ее матерью. Нужно было снова куда-то бежать.
Как всякому настоящему артисту, тем более воспитанному на Западе, Эдди Рознеру был присущ определенный авантюризм. Испытав с семьей ужасы голода, музыкант пришел в немецкую комендатуру Варшавы и представился итальянским музыкантом, застрявшим в Польше. Через час мотоциклист доставил по адресу, указанному Рознером, мешок продуктов. Вместе с семьей и двумя музыкантами трубач отправился — но не в Италию, а в Западную Белоруссию, ставшую советской. В переполненном вагоне они доехали до Белостока. К счастью для дирижера, сюда съехалось много польских и немецких музыкантов, в частности певец и гитарист Луи Маркович, исполнитель тирольских йоделей. Что же касается музыкантов рознеровского биг-бэнда, то они в большинстве приехали во Львов и предложили свои услуги Генриху Варсу.
Самое поразительное, что в Белостоке Рознера приняли буквально с распростертыми объятиями. Ему предложили создать джаз-оркестр западного типа и отправиться с ним на гастроли по всему Союзу. Руководство филармонии Белорусской ССР взяло на себя немалые расходы по приобретению инструментов, пошиву костюмов, изготовлению декораций. Оно даже согласилось с огромными ставками, затребованными бэндлидером для себя и своих музыкантов. (Рут Каминска, ставшая солисткой, получала зарплату в пять раз большую, чем К. Шульженко.) Что заставило республиканское руководство пойти на это? Может быть, сталинский принцип «у нас это тоже есть», которым он козырял, общаясь с западными политиками. Впрочем, это лишь мое предположение.
Работа закипела. Репетиции длились по четырнадцать часов. Чтобы помочь оркестру с конферансом и текстами песен, из Москвы приехал поэт Николай Лабковский. Свою работу он начал с написания русского текста песни «Тиха вода». Новый вариант получил название «Паренек-паренек».
Премьера первой программы Государственного джаз-оркестра Белорусской ССР прошла в Минске с триумфом. Оркестр получил благословение самого Пономаренко — первого секретаря компартии республики.

Это было шоу западного типа с песнями, танцами, роскошными костюмами, световыми эффектами и морем улыбок. Трубач-дирижер был эффектным с самого выхода. Из-за кулис появлялась труба, затем сам Рознер в белом костюме с ослепительной улыбкой. Некоторое время он по очереди играл на трубе и дирижировал, затем вновь поворачивался к публике и кланялся. Звучал «Сент-Луис блюз» У. Хэнди, «Караван» Тизола-Эллингтона, «Серенада» Тоселли — визитные карточки трубача. Рознер также играл на скрипке и танцевал степ.
В Москве оркестр дебютировал в Центральном доме работников искусств, затем выступил в Эрмитаже. Позже были Тбилиси, Ереван, Киев и другие города. Всюду оркестр встречали переполненные залы. Лишь однажды в Сочи зрителей не пустили — концерт смотрел Сталин и отозвался о нем одобрительно.
Война застала оркестр в Киеве. Он был срочно эвакуирован в Москву и затем в специальном вагоне отправлен на гастроли по Северному Уралу и Сибири. Многие.
музыканты были призваны в армию, пришлось набирать новый состав, который выступал с неменьшим успехом, чем предшествующий. Отказавшись от работы с Варламовым, в оркестр пришел трубач и поэт Юрий Цейтлин. Благодаря его стихам появилось комическое трио, исполнявшее «Ковбойскую» и «Мандолину, гитару и бас». На мандолине играл Павел Гофман, на гитаре конферансье Юрий Благов, а на контрабасе Луи Маркович. Слово «бас» он пел своим излюбленным фальцетом, создавая комический эффект. Музыканты выступали в концертных залах, кинотеатрах, на призывных пунктах, в воинских частях, госпиталях. Сборы с концертов часто целиком перечислялись в Фонд обороны страны. В песню «Парень-паренек» были добавлены новые куплеты, отражавшие военные будни.
В сентябре 1944 года, несмотря на напряженный ритм гастрольной военной жизни, оркестр провел три дня в доме звукозаписи, наиграв восемнадцать вещей. Некоторые были забракованы худсоветом по причине иностранного акцента вокалистов. Положение исправил срочно вызванный Георгий Виноградов. Особенно ему удалось танго «Зачем». Он записал также танго Чезаре Биксио «Мерилю». На этикетке долгоиграющей пластинки написано, что ее автором является Эдди Рознер. Произошло, по-видимому, следующее. В годы войны Италия была союзницей Германии, упоминание итальянских фамилий могло расцениться как коллаборационизм. Поэтому на этикетках пластинок (они были еще на 78 оборотов) значилось имя автора обработки (фактически она сводилась к аранжировке). А когда произошло переиздание и появились долгоиграющие пластинки, то по вине какого-то незадачливого редактора слово «обработка» было заменено словом «музыка».
Вскоре после войны Эдди Рознера вызвали в Ленинград и попросили параллельно с текущими концертами готовить жизнерадостную программу, достойную Победы.
Чиновник из Комитета по делам искусств заверил его, что расходы не имеют значения — можно привлекать любых композиторов, драматургов, художников и балетмейстеров. И снова, как шесть лет назад, трубач-дирижер с энтузиазмом принялся за работу.
По мнению худсовета, успех программы «Вот мы и празднуем» превзошел все ожидания. Привлекали красочные костюмы, искрометные танцы, поставленные К. Голейзовским, сочность и разнообразие аранжировок. И в Ленинграде и в Москве представление вызвало шквал аплодисментов. И вдруг как гром среди ясного неба статья Е. Грошевой в «Известиях», где программа упрекалась в безыдейности и низкопоклонстве перед Западом, а Рознер, получивший к тому времени звание заслуженного деятеля искусств БССР, был назван «третьесортным трубачом из кабаре». Так началась борьба с космополитизмом, от которой пострадали почти все отечественные джазмены.
Не нужно долго говорить, какие чувства испытывал выдающийся артист после данной статьи. И понятно его тогдашнее желание вернуться в Польшу. Об этом узнали соответствующие органы и вместо Варшавы артист по личному указанию Берии оказался на несколько тысяч километров восточнее.
О тех восьми годах, проведенных в Магадане, Рознер в наших с ним беседах говорил очень спокойно: «А что? Я занимался своим делом — дирижировал, сочинял музыку, писал аранжировки».
На самом деле все было далеко не спокойно. Однажды дирижера чуть не убили. Его спас трубач Вилли Драугаль, подставив свое тело под нож. Эдди и Рут находились в разных местах заключения, что в конце концов привело к разводу. Их дочь Эрика, ныне живущая в Нью-Йорке, воспитывалась у чужих людей.
Московским музыкантам хорошо знаком магазин на перекрестке Неглинной и Пушечной улиц. Сейчас там можно приобрести музыкальные инструменты, а в 50-е годы продавались пластинки. Однажды, в середине десятилетия, выйдя из магазина, я был поражен. На стене ГУМа, находящегося рядом, висела афиша Эдди Рознера! Прохожие останавливались, внимательно ее читали, вступали в разговоры.
-н- Как же он будет играть? Говорят, в Магадане он переболел цингой.
— Смотрите, знакомые фамилии: Маркович, Гофман, Цейтлин.
— Только Благова нет.
Да, та программа оркестра (теперь он назывался эстрадным) была великолепна. Блистательно выстроенная режиссерски и музыкально, она была еще и авантюрной. Авантюризм заключался в том, что в ней было много джаза, но он был часто закамуфлирован звуками мелодий из кинофильма «Бродяга», попурри на темы песен, исполнявшихся Полем Робсоном. И это был настоящий джаз. К прежним визиткам добавилась еще одна — «Голубой прелюд» Г. Дженкинса.
Успеху программы во многом способствовал новый аранжировщик, пианист и музыкальный руководитель Юрий Саульский. Он сделал новую аранжировку «Сент-Луис блюза», написал фантазии на темы мелодий И.Дунаевского и Ч. Чаплина, сочинил пьесу для ударника Бориса Матвеева. Аккомпанируя трубачу, пианист-аранжировщик, случалось, неожиданно менял гармонию. Рознера это не смущало. Наоборот, в его глазах появлялся озорной огонек.
Репетиции оркестра (теперь он относился к Росконцерту) проходили в доме культуры МЭИ.,Перед премьерой Рознер вдруг заволновался. Цинга сделала свое дело, и верхние ноты Эдди брать уже не мог. Их вместо него брал другой трубач. «Может, не играть, а только дирижировать, как в лагере?» — нередко в его голову приходила такая мысль.

Но он был артистом, и как только выходил на сцену и видел лица зрителей, волнение оставалось позади.
Между тем в Польше вновь стала популярной «Тиха вода», и Павел Гофман стал петь ее на польском языке. А дальше был фильм «Карнавальная ночь». Снова успех, деньги, шампанское, обожание женщин. Оркестр явился школой для многих инструменталистов и аранжировщиков. В нем играли Н. Носов, Г. Гольштейн, Н.Долгов и другие впоследствии известные джазовые музыканты.
Мы познакомились летом 1964 года. Тогда редакция журнала «Музыкальная жизнь» попросила меня написать рецензию на очередную программу оркестра. Чтобы выяснить некоторые детали, нужно было познакомиться, на что Эдди Игнатьевич откликнулся с большой охотой. Вот тогда-то я и услышал впервые его знаменитое «Шмаляй, холера!»
Вместе со своей третьей женой танцовщицей Галиной Ходес они жили в трехкомнатной квартире в известном доме около театра «Эрмитаж». Рознер был абсолютно в курсе того, что творилось в мировом джазе. На его столе лежали записанные на ноты соло Диззи Гиллеспи, Мейнарда Фергюсона, Эдди Каверта, Кэта Андерсона. Он восхищался Стэном Кентоном. Сам он играл в традиционной свинговой манере, но иногда задумывался: «Не старомоден ли я?»
Его аранжировщиком в то время был Алексей Мажуков, который по словам Рознера «аранжировал не хуже американцев». Он сочинил волнующую симфоджазовую фантазию на тему русской народной песни «Степь да степь кругом», где у Рознера было сочное, нетипичное соло. Оркестр исполнял также непонятно почему разрешенную пьесу К. Бейси «Топ спешиэл». Помимо отечественных певцов, в концерте принимали участие и зарубежные — полячка Данута Рин и болгарин Бедрос Киркоров — отец Филиппа Киркорова.
А наибольший успех в программе выпал на долю хореографической сцены «Дирижер». Суть ее заключалась в следующем. После нескольких тактов очередной пьесы дирижер, одетый в темно-синий костюм, взмахивал трубой и убегал в левую кулису. Через несколько секунд появлялся из правой, демонстрируя поразительные танцевально-акробатические па. Дирижировал и снова исчезал то в левой, то в правой кулисе. А в конце номера из-за кулис появлялись и кланялись два артиста — Эдди Рознер и танцор — балетмейстер В. Зернов.
В следующем году в оркестре дебютировала семнадцатилетняя Нина Бродская, и надо было видеть, как радовался ее успеху Эдди Рознер. Вообще, его оркестр с благодарностью вспоминают многие певцы: Гюли Чохелли, Капитолина Лазаренко, Майя Кристалинская, Нина Дорда, Владимир Макаров и др. Но у него были и неприятности, связанные прежде всего с репертуаром. Его постоянно упрекали в пристрастии к джазовой классике, якобы в ущерб советскому репертуару. Были и другие проблемы — финансовые, престижные. В 1968 году он вынужден был распустить свой росконцертовский оркестр и уехать в Белоруссию. В гомельской филармонии создал свой последний оркестр, который, увы, сборов не делал. Вот тогда-то он и решил уехать на родину, которую не видел сорок лет. Возможно, в этом тоже сказался его авантюризм.
Последний раз мы с ним виделись осенью 1972 года. Он стоял у гостиницы «Метрополь» в сером плаще и серой шляпе. В его улыбке на этот раз было что-то чаплинское.
— Я уезжаю, — сказал он, — но я приеду на гастроли с роскошным ревю.
Я думаю, он зря уехал. При всех сложностях его у нас любили, что для артиста самое главное. В Берлине же он был уже никому незнаком и не мог найти работу по специальности. Работал конферансье в театре, метрдотелем в гостинице. 8 августа 1976 года его не стало.

Но у нас его не забыли. В 1993 году в концертном зале «Россия» прошло замечательное шоу «В компании Эдди Рознера». Выступавшие по достоинству оценили вклад в наше эстрадное искусство выдающегося трубача, композитора и артиста. К их справедливым словам хочется добавить, что Эдди Рознер был еще и талантливым режиссером. Поставленные им программы оркестра отличались жанровым разнообразием музыки, обилием юмора, яркой сценичностью.
Я не берусь оценить роль, которую сыграл Эдди Рознер в развитии нашего джаза. Это предмет отдельного исследования. Но то, что он и его оркестр были яркой страницей нашей эстрады — несомненно. И я думаю, любители джаза и музыкальной эстрады согласятся со мной, что нам очень не хватает Эдди Рознера: его трубы, его улыбки, его жизнерадостно-авантюрного «Шмаляй, холера!»
Шмаляем, Эдди Игнатьевич!