Послушай, что я тебе расскажу

ЧАСТЬ 4.

«В НЕРЕШИТЕЛЬНОСТИ»

Джаз (ноты)



Книги, ноты, литература о джазе

 

 

21. О ПРОБЛЕМЕ НАРКОТИКОВ

 

 

ДЖО ДЖОНС. Многие люди не представляют; что музыкантов на свете не больше, чем шахтеров или сталеваров, но когда с музыкантом происходит какая-нибудь неприятность, то это сразу раздувается. Ему приписывают все смертные грехи — я имею в виду те ситуации, когда, например, музыкант сталкивается с проблемой наркотиков.
Разумеется, некоторые из молодых музыкантов прибегают к наркотикам. Я не собираюсь защищать их, но попытаюсь объяснить, как это происходит.

Во время войны многие музыканты, совсем еще подростки, должны были занять место более взрослых. У них еще не было жизненного опыта, и они всячески тянулись, подражая взрослым и пытаясь сделать невозможное, как это всегда бывает, когда молодежи приходится исполнять работу взрослых. Нельзя забывать, что здесь речь идет о музыке, а это не просто любая другая работа — это творческое искусство. Молодые ребята не имели нужного опыта, у них не было ни времени, ни возможности учиться, и они толком не представляли себе те реальные трудности, которые связаны с исполнением музыки. Они строили свою карьеру, не имея никакого прочного фундамента, а без этого долго не продержишься.
Поэтому после войны появилось много потенциальных артистов, которым фактически негде было играть. У них не было ни опыта, ни уверенности для того, чтобы играть с бэндом, чтобы обменяться идеями, чтобы вообще поработать вместе. Они еще не были готовы для этого.
Ребята двадцати двух-двадцати трех лет увидели, что после войны их заработок заметно упал, и решили, что это конец их музыкальной карьеры. Они не понимпли, что впереди у них еще долгая-долгая жизнь и что к ним придут и опыт, и мастерство. Некоторые из них умели играть немного лучше, но, контактируя с музыкантами небольшого таланта, они не видели перспективы и начали уходить в себя, гася все свои чувства и надежды. Некогорые из них могли играть в секциях биг-бэнда, но были недостаточно квалифицированы, чтобы играть в малых комбо, появившихся после войны в огромном количестве — и таким музыкантам играть было тоже практически негде. Тем более, что число биг-бэндов после войны стало заметно уменьшаться. Некоторые могли бы играть в биг-бэндах, но работы для них просто не было.

ДОН ЛАМОНД. Одним из таких парней, пристрастившихся к наркотикам, был Стэи Гетц. Он был ведущим тенористом уже в шестнадцать лет! Тем не менее, у него не было возможности расти и учиться, как подобает нормальному музыканту. Вы знаете, как это бывало во время войны. Для таких ребят не существовало никаких бэндов. И им не с кого было брать пример, кроме как с тех немногих музыкантов, которые случайно оказались рядом с ними и которые не раз прибегали к наркотикам. Для молодежи они были авторитетом во всем, что бы они ни делали. Поэтому молодые ребята и брали с них пример.
Стэн был впечатлительным парнем, как и многие другие подростки. Его слишком избаловали в молодости. Вся трагедия заключается в том, что я не могу припомнить никого другого, кто был бы более талантлив5 чем он. Стэн был прирожденным музыкантом. Он имел невероятный слух, воображение и блестящую память. Что еще ему было нужно?

ПОПСИ РЭНДОЛЬФ. Однажды мы играли в Лондоне (штат Онтарио), тогда с Бенни Гудменом выступала певица Лиза Морроу. С нами был и Стэн Гетц. Перед одним концертом он намалевал какой то непотребный музыкальный знак и повесил его на сцене. Мы долго хохотали, и Бенни тоже смеялся, но потом вызвал меня к себе и сказал: «Попей, от него надо отделаться».
Я считал Стэна хорошим музыкантом, но тогда он был избалованным и нахальным парнем, довольно самоуверенным для своих лет. Другая стычка с Бенни произошла в Сан-Диего. Я не знаю, в чем там было дело, но мать и отец Стэна пришли к Бенни и долго говорили с ним. Когда Бенни совсем уже собрался уволить Стэна, тот заплакал, а его мать едва упросила Бенни дать ему еще один шанс. Я не думаю, что тогда причиной всему послужили наркотики. Мне кажется, это началось позже, когда Стэн остался работать в Калифорнии. По слухам, он окончательно свихнулся в Сиэтле в 1954 году, пытаясь ограбить аптеку, чтобы добыть денег на покупку наркотиков.

Письмо Стэна Гетца
редактору журнала «Down Beat» Джеку Трэйси 21 апреля 1954 г. Дорогой Джек!
О многом хотелось бы сказать, но никаких извинений, жалоб и обещаний. В моем положении обещания не значат ровным счетом ничего. Когда я буду освобожден, постараюсь все начать снова, всю свою жизнь, и тогда можно будет оценить мои поступки.
То, что произошло в Сиэтле, было неизбежным. Я пытался удержаться от наркотиков во время поездки и работы, и это мне почти удавалось сделать с помощью барбитуратов. Сиэтл был уже восьмым днем нашего турне, и я больше уже не мог сдерживаться. Я пошел в аптеку и потребовал какой-нибудь наркотик. Я сказал, что вооружен, хотя в действительности никакого пистолета у меня не было.
Женщина за прилавком не поверила и подозвала другого продавца. Тот взглянул на меня и засмеялся: «Детка, он тебя просто дурачит! У него нет никакого пистолета». Наверное, я не был похож на такого.
Я вышел из магазина, потерпев неудачу, и направился к себе в отель. Придя в номер, я решил позвонить в магазин и извиниться. Я так и сделал, что позволило им немедленно установить номер моего телефона, И сразу же меня арестовали. Перед отъездом в тюрьму я проглотил шестьдесят таблеток долго действующего барбитурата, которые у меня еще оставались. С меня было уже достаточно всех моих шалостей.
^ Когда через трое суток я очнулся от обморока, то понял, что вра-3 чи хотят другого. Бог не захотел меня погубить. Это было лишь его % предостережением. Я был уверен, что в следующий раз он уже не сь. сохранит мне жизнь. Я лежал там живой, однако мне не хотелось i жить из-за всего того, что я натворил. Но вот пришла сиделка и принесла мне множество писем и телеграмм, она пересказывала содержание телефонных разговоров и успокаивала меня. А все говорили одно и то же — что они восхищаются моей музыкой, что они прощают меня и чтобы я не отчаивался.
Я никогда не был таким человеком, которого можно было бы назвать религиозным, но эти люди показали мне, что Бог существует, и не где-то над нами, на небе, а тут, на земле, в живых и горячих сердцах людей.
Я понял, что сделанное мною в общем повредило джазу. Будет слишком мало, если я скажу, что сожалею об этом. Мне некого винить, так как у нас не ограничивают свободу творцов музыки. Поэтому вы можете искать причину в простой дегенеративности, аморальности и в личных недостатках человека. Пусть люди не судят по мне обо всем джазе. Скажите им, что действительно хорошие, настоящие музыканты достаточно сильны, чтобы не путаться с этой дрянью и им никогда не бывают нужны никакие наркотики. Такое происходит только с отдельными людьми.
Еще многое хочется сказать, но нам не разрешают писать больше трех листов в день. Утром попробую снова.
Стэн.

ДЖО НБЮМЕН. Фэтс Наварро был тоже этому подвержен. У него было все, что только нужно трубачу,—душа, чувство, хорошие губы и хороший звук (одно из лучших звучаний в джазе). Он имел все. С таким парнем, казалось, ничего не могло бы случиться, если бы он остался уравновешенным и забыл навсегда про наркотики.

КАРМЕН МАКРЭЙ. Я познакомилась с Фэтсом, когда он еще работал с Билли Экстайном. Это был толстый, приятный парень. Как музыкант он имел прекрасное звучание и постоянно практиковался с большим старанием. Мы с ним иногда сидели и обсуждали, что многие ребята совершенно зря прибегают к наркотикам, и он говорил мне, что никогда не дойдет до этого.
Фэтс всегда выглядел жизнерадостным и веселым человеком — для его комплекции это было типично. Нужно было видеть, каким он был большим и толстым! Его звали «Толстушка», так как он смахивал на полную здоровую девушку, молодую и краснощекую. Он умер совсем молодым, в двадцать семь лет. Когда-то он весил до ста семидесяти фунтов, но наркотики привели его к туберкулезу, и перед смертью он сильно исхудал.

МЭРИ ЭНН МАККОЛЛ. Наркомания — это ложная поддержка. Не дай Бог вам попробовать героин. Любой наркотик губителен. Он вышибает из вас мозги—это кратчайшая дорога к концу. Вы, наверное, помните, что я была певицей № 1 во всех конкурсах журналов «Metrononte», «Down Beat» и «Esquire» в 1950 году, когда я работала с оркестром Вуди Германа. Вы только посмотрите на меня сейчас. У меня был свой дом за 18 тысяч долларов, а теперь нет ничего. Я тратила на этот проклятый героин по четыреста-пятьсот долларов еженедельно.

АНИТА О'ДЭЙ. Наша музыкальная профессия делает нас доверчивыми людьми, легкой мишенью для дельцов, которые помогают «загасить» жизненные разочарования. Взять меня—я была еще подростком, когда начала петь в различных клубах Чикаго. Я узнала, что надо делать и как нужно стоять перед биг-бэндом и петь, слушая пронзительный аккомпанемент трубы (вроде, как в «Let Me Off Uptown», помните?), чтобы публика визжала от восторга. Но все это были восторги военных лет. После войны наступило резкое падение интереса, и тогда пришло разочарование.
Что ж, теперь я старше (мне 33) и умнее. Я знаю, мне просто посчастливилось не увязнуть в наркотиках слишком глубоко. У меня были очень тяжелые времена. Я только вышла из госпиталя после лечения и стала работать в «Sunset Strip», надеясь выдержать испытание, как почувствовала, что на меня снова накатывает старое. Один миг — и я уже очутилась в женском отделении окружной тюрьмы. Да, это было образование — среди преступников!
Вероятно, там все делалось к лучшему для нас самих же—мы не имели ни денег, ни льгот. Нас держали в жестких условиях (я пробыла в так называемом «танке « почти полтора месяца), пока не переводили в другие места, где условия были несколько лучше.
Я видела, как страдали в тюрьме некоторые женщины. Конечно, они получали там медицинскую помощь, хотя в особо трудных случаях от нее не было никакого толка. Все зависело от нас самих. За то короткое время, пока я была там (мне показалось, что прошла целая вечность), я видела многих женщин, молодых и старых, которые выходили на свободу, но буквально через несколько дней их приводили g обратно. И я сказала себе: «Анита, когда на этот раз ты, наконец, g выйдешь отсюда, то уже больше никогда не вернешься обратно!». Я | твердо решила и сделала это.

eg ДЖО ДЖОНС. Я видел такое и раньше — по этой причине музыкант терял и успех, и уважение публики, но я видел также как такой музыкант снова возвращался к жизни и достигал нового успеха. Это нередко происходило в 20-е годы, иногда бывало и в 30-е. К 1940-му году все вроде бы утряслось, но потом вдруг наступил десятилетний период, который разрушил много жизней. Практически у нас образовался десятилетний интервал — вакуум, который нарушил весь наш гражданский образ жизни. Вплоть до 1940-41 годов мы все время куда-то поднимались и к чему-то стремились, но затем все стало каким-то неопределенным, зыбким и ненужным. Молодые музыканты отвергли подержанные одежды, в которые рядились старики и которые, если можно так выразиться, передавались от одного поколения музыкантов к другому. Из-за войны, разобщенности и раскола они просто не могли вступить в контакт с людьми, которые предлагали им это поношенное одеяние.

Таким образом, из-за миграции, войны и общей неопределенности молодые музыканты не имели контакта ни с музыкой, ни с музыкантами, которые были в джазе до них. Они пытались ограничить себя академическим восприятием музыки, но их чувства требовали выхода. Всякий музыкант должен вбирать в себя самые разные звуки, тона и другие аспекты музыки, но когда у вас не находится выхода для всего того, что вы вобрали в себя, жизнь может стать очень трудной.
Относительно того, что происходит во внутреннем сознании всех тех людей, кто по разным причинам прибегает к наркотикам, вы не найдете и с полдюжины компетентных психиатров, которые могли бы покопаться в жизни музыканта и точно обнаружить именно тот момент, когда это началось, и объяснить, почему это началось. Одной из главных причин может стать разочарование в жизни, крушение надежд. Будучи сам профессиональным музыкантом, я могу понять это чувство разочарования.
Я знаю, как это тяжело, когда не играешь, хотя ты мог бы еще
вполне долго этим заниматься. Хотелось бы играть по несколько часов в сутки и дольше, даже тогда, когда необходим сон. Я желал бы не иметь ничего общего с музыкой, не будучи уверенным, что сам могу
ее создавать. Тогда остается только сидеть, закрывая рот холодными
ладонями, и чувствовать, как тобой овладевает паралич. Вот это и есть настоящее чувство крушения надежд. И если молодые музыканты не имеют возможности играть, то они переживают то же самое — и тогда они хватаются за наркотик.
Иногда они делают это просто для поддержания собственной храбрости. К тому же некоторые бывают вдвойне деморализованы, ибо они слишком тесно связывают себя с музыкой еще до того, как па них нисходит прозрение, что они вовсе и не музыканты.

БАДЦИ ДЕ ФРАНКО. Молодым музыкантам следовало бы отказаться от так называемой «помощи» наркотиков — им лучше обратиться за помощью к хорошим преподавателям музыки. Не будем лицемерить — нравится вам это или нет, но, к сожалению, существует еще довольно большое количество наркоманов в пределах музыкального мира. Все эти больные ребята со слабыми мозгами, похожими на желе, пытаются уйти от суровой действительности, но рано или поздно они должны взяться за ум. Каждый из них должен либо признать свою ответственность перед своей аудиторией как исполнитель джаза, либо отказаться от музыки вообще.

ДЖИН СЕДРИК. Некоторые люди безо всяких на то причин считают чуть ли не всех джазовых музыкантов наркоманами. Что ж, среди нас встречаются и такие, но это относится и к любой другой профессии. Человек явно хватил через край, если он пытается вешать подобное обвинение на весь джаз в целом.

БИЛЛИ ТЭЙЛОР. Это нередко происходит из-за того, что слишком многие музыканты еще абсолютно незрелы в своем подходе ко всему, кроме их музыки. По характеру своей работы они просто не знают жизни. Ведь для того, чтобы стать хорошим музыкантом, вы должны тратить огромное количество времени на свой инструмент и овладение им. Казалось бы, что отсюда непосредственно не вытекает ничего страшного, однако часто случается так, что у вас совсем не остается времени, чтобы познать все необходимые вещи, которые повседневно окружают музыкальный мир. Поэтому многие из них растут в профессиональном отношении, но им приходится заново знакомиться с жизнью, если речь идет о зрелости вообще.
Нельзя забывать, что для занятий музыканту необходимо очень много времени. У него должно быть не менее четырех часов ежедневной практики с инструментом плюс время для уроков и еще пара часов для других занятий, связанных с музыкой. Представьте себе восемь-десять часов музыки каждый день, затем время, расходуемое на сон и еду, и в результате у вас останется не так уж много свободного времени для всех других вещей, которые окружают человека повсюду. Подобный образ жизни музыканта не позволяет ему иметь даже социальные взаимоотношения. Скажем, какой-то парень женился, но он играет по ночам. Так когда же он может встречаться с друзьями своей жены или со своими собственными друзьями?
Судить в отношении музыкантов модерн-джаза трудно — это очень индивидуальная вещь. Трудно обобщать нечто столь персональное, как это. Но можно сказать, что если музыканту посчастливилось ходить в школу и получить общее образование наряду с основами музыкальной грамоты, то у него есть все шансы стать зрелым человеком.

В этом отношении здорово помогло бы, если бы музыкальные журналы умерили бы те героические ореолы, которые создаются вокруг вполне определенных «звезд» джаза. Если бы эти журналы побольше уделяли места и времени молодым музыкантам из всех частей страны, то начинающие джазмены получали бы больше моральной поддержки и одобрения.
Когда неизвестный молодой музыкант приезжает в Нью-Йорк, то делать ему там фактически нечего. Никто его не ждет, он должен сам налаживать связи и искать какую-нибудь работу, чтобы в поте лица заработать себе карточку члена музыкального союза. Если он — сильная личность, то в своем окружении ему удастся противостоять соблазнам большого города и не заразиться пагубными привычками тех его коллег, кто не смог удержаться от первой сигареты с марихуаной. Допустим, что он не поддастся подобному искушению, но другие этого сделать не могут.
По этой причине над молодыми музыкантами, как местными, так и приезжими, по-моему, должно осуществляться какое-то направляющее руководство со стороны музыкальных союзов типа «Американской музыкальной федерации». Эти молодые ребята должны иметь некоторую поддержку, чтобы расти творчески. Например, я знаю одного парня, который уже сейчас более зрел в своей музыке, чем иные известные музыканты. Но духовно и эмоционально он еще как ребенок. К тому же он не известен и, если ему не повезет, он останется на обочине джаза — и отнюдь не потому, что у него не хватает музыкального таланта, а потому, что на его пути встречается много других вещей, о которых он не имеет никакого представления. Без одобрения и поддержки, без работы и творчества он почувствует себя сторонним наблюдателем, его решимость вскоре ослабнет, и он найдет замену в наркотиках.

ЧАРЛИ ПАРКЕР. Каждый музыкант, утверждающий, что играет лучше с той самой минуты, как принял марихуану, сделал укол героина или крепко напился, попросту лжец. Когда я бывал под градусом, у меня даже пальцы не слушались и я не мог сыграть простых вещей. Правда, в те времена, когда я сам был наркоманом, я тоже думал, что играю лучше. Однако когда я теперь слушаю свои старые записи, то понимаю, что в целом я фактически от этого лучше не играл. Те ребята, которые считают, что вы должны полностью чокнуться от марафета, чтобы стать хорошим джазменом, вероятно, просто сумасшедшие люди. Это неправда. Уж я-то знаю, что говорю, поверьте мне.
Был и у меня такой период, когда я не знал, куда деваться, и стал жертвой обстоятельств. Разумеется, это был не лучший выход. Но, вступив на этот трагический путь, вы теряете самое важное — вы теряете лучшие годы вашей жизни, годы настоящего творчества.
Не знаю, как я жил все эти годы. За это время во мне появилось много горечи, жесткости и внутреннего холода. Я всегда был в панике, не мог купить себе одежду или найти хорошее место для жилья, и, наконец,-когда мы были на Западном побережье, мне совершенно негде было остановиться, пока кто-то не поселил меня в переделанном гараже. Мое душевное состояние становилось все хуже. А самое плохое было то, что на Западе тогда никто не понимал нашу музыку. Я не могу передать, как я тосковал по Нью-Йорку. В конце концов я не выдержал. Я совсем свалился с ног, и меня поместили в клинику.

ТОНИ СКОТТ. Что касается наркошков, то я скажу вам следующее. Ребята, которые всерьез воспринимают джаз как часть своей жизни и связывают с ним все свое будущее (а я знаю много таких), никогда не балуются наркотиками. Я имею в виду таких ребят, которые сегодня все отдают для джаза, например, Клиффорд Браун и Джон Льюис.

ДЭННИ БАРКЕР. Публика не всегда представляет, что музыканты — это тоже люди, порой выходцы из весьма приличных и солидных домов. Публика думает, что музыкант должен только и уметь, что держать свой инструмент и дуть в него посильнее—как будто ему не надо ходить в школу и учиться читать и писать, как каждому из людей, как будго ему не нужны компетентные учителя. Публика, наверное, считает, что музыкант возникает откуда-то совершенно неотесанным и ^ сразу же начинает работать, что он приходит на работу, хватает.1 свой § инструмент и играет на нем, а затем хлещет виски и берет себе девочек § — и так все 365 дней в году. Причем эти взгляды становятся уже чуть ли Н. не общим мненинем людей по отношению к музыкантам. Разумеет-i ся, среди них есть некоторые, которые думают о нас лучше.
Здесь требуется побольше понимания со стороны публики, и именно в этом наша пресса может оказать неоценимую помощь. Она же раздувает всякие истории о наркоманах. Может быть, с одной стороны, это и конструктивный подход, так как он наглядно предупреждает, но, с другой стороны, это деморализует. Газетчики излишне преувеличивают процент наркоманов среди музыкантов, хотя ежедневно самые обычные люди, имеющие другие, не относящиеся к музыке, профессии, совершают в нашем обществе преступления куда более худшие, чем употребление наркотиков. Если судяттакого члена общества, то ему многие помогают. Парень, к примеру, вышиб кому-то мозги, и что же — он получает всего десять лет! Его счастье, что он не музыкант.

МИЛТ ХИЫТОН. Когда человек ведет скромную жизнь, заботится о своей семье и является примерным гражданином, это не ново. Такой человек не попадает в заголовки газет. Но мне кажется, что иногда следовало бы рассказать и о таком человеке. Особенно, если он музыкант.

СТЭН КЕНТОН. Во время работы с группой музыкантов в течение определенного периода возникает много проблем, не столько музыкальных, сколько психологических и эмоциональных. Встречаются музыканты, которые психологически еще совсем неопытны, как бы чудесно они ни играли. Независимо от того, насколько глубоко развито их мышление в музыкальном отношении, их духовное, эмоциональное развитие значительно отстает, а это вызывает самые серьезные нарушения. Мне кажется, что больше всего музыкант нуждается во внимании. Ему надо высказать одобрение, когда он играет хорошо, поаплодировать в подходящий момент, ему надо показать, что его уважают. Он должен увидеть достаточно поклонов в свою сторону для удовлетворения собственного я.

БАСТЕР БЭЙЛИ. Как раз те люди, которые делают большой бизнес на джазовых музыкантах, тесно связаны с наркотиками. Обычно думают, что многие джазмены — наркоманы. Вы найдете гораздо больше приверженцев героина вне сферы нашей музыки. Разумеется, наркоманы есть и среди музыкантов, но люди всегда почему-то склонны первыми обвинять музыкантов. Они не считают их равны-ми себе. Причем, те же самые люди, которые живут за счет музыкан- -§ то в — агенты, менеджеры и всякие коммивояжеры — они первые В обольют вас грязью. Они назовут вас «молокососом», хотя музыкант § — это единственный человек, который позволяет им жить за его счет с: и обращаться с ним, как с ничтожеством. Вначале они уговаривают вас подписать контракт и берут себе 10-20 % вашего заработка, но если что то случится, вы можете убираться и искать себе работу. Вы им больше не нужны. Конечно, если только вы не Луи Армстронг или кто-нибудь вроде него.

Недавно я услышал, как один такой парень крыл музыкантов почем зря, хотя сам жил за их счет. Я не выдержал и сказал: «Заткни глотку! Такие, как ты, только и делают, что ищут повода облаять музыканта».
А взять, к примеру, выпивку. Ведь музыканты — это не единственные люди, которые пьют. Я знаю не один десяток музыкантов, которые вообще никогда не пили ни капли и не курили. Но так уж люди привыкли — они же никогда не скажут вам ничего хорошего о джазовом музыканте. Да много ли вы видели джазменов, которые валялись бы в уличных канавах пьяными? Не беспокойтесь, они могут позаботиться о себе сами.

ДЖО ДЖОНС. Молодые ребята начинают понимать свою ответственность перед джазом и изучать опыт прошлого — даже опыт тех музыкантов, которые, скажем прямо, в свое время делали ошибки.

МИЛТ ХИНТОН. Джин Крупа, Кози Коул и я разработали один план. Мы надеялись представить его в департамент просвещения Нью-Йорка и в отделы просвещения других городов. Согласно этому плану, мы и некоторые другие музыканты будем бесплатно и добровольно играть в школах, выступать перед учениками, отвечать на любые вопросы и поощрять тех молодых ребят, которые намерены сделать музыку своей будущей профессией.

Мы хотели показать подросткам и их родителям, что мы, как и большинство профессиональных музыкантов, гордимся своей работой, что всякое нездоровое газетное паблисити и нехорошие слухи относятся лишь к небольшому числу безответственных представителей нашей профессии. Мы хотели рассказать о том, что мы глубоко заинтересованы в будущем нашей музыки. Профессиональные джазмены — это не какие-нибудь цыгане без рода и племени. Мы тесно связаны как с тем местом, где мы живем, так и с будущим поколением музыкантов.