Б. Асафьев - О народной музыке

НА РЕКАХ

Минувшим летом мне удалось проехать водным путем около 6000 километров. По Неве, по Ладожскому озеру, по Свири, по каналу, вдоль озера Онега, по Вытегрским шлюзам в Белозерский канал, по Шексне и по Волге до Астрахани и обратно. Меня прежде всего поразила тишина на реках. Случайно это или нет, но на столь большом пути и в будни и в праздники было слышно очень мало песен и музыки, хотя мне приходилось останавливаться и бродить и в людных и не в людных местах. Правда, часто слышится на берегу пьяная, пошлая песня да в лодках по ночам «стонут» давние напевы: «Быстры как волны», «Не осенний мелкий дождичек» и т. п. Но этого мало для выводов. Музыку в пароходных салонах первого и второго класса тоже не приходится считать за утешительный фактор. Единственно, на чем с удовлетворением останавливался слух,— это на редких впечатлениях от инструментальных импровизаций на гармонике, иногда на берегу или в лодках, иногда на корме парохода. Обычно дело начиналось с аккомпанемента какому-либо подгулявшему певцу, исполнителю жалкого сентиментального романса. С «нутром» до «слез». И вот, когда слушатели растроганы до последней степени, гармонист из тем этого же романса или из интерлюдий и наигрышей начинает «выводить» вариации. Темпы все быстрее и быстрее, вплоть до ударной и дробной плясовой. Подголоски и гармонические сочетания впору Стравинскому. Ритм железный со следами венгерских синкоп (не от австрийских ли военнопленных?), метр чаще всего двудольный, акценты самые неожиданные. Любопытно проникновение в мелодику гармоники фигурации и орнаментов, ей чуждых (например, быстрое чередование одной ноты словно на балалайке или домре), но с удовольствием преодолеваемых. Преобладание мажора и минора несомненное, без стремления к архаическим ладовым кадансам. Искусство варьирования — строго говоря, «фигурирования» — свежо, дерзко и изобретательно. Чувствуется желание щегольнуть, удивить и ослепить в контраст жалобной монотонной песне-романсу. Когда однажды мне удалось подслушать такого импровизатора, аккомпанировавшего частушке, эффект был удивительный: он обвивал залихватский, но неизменный напев словно бы плющом — фигурации, одна затейливей другой, роились вокруг голоса, а после каждого куплета врывался веселый наигрыш и заманивал певца. Думается, что подобного рода импровизационные выступления не случайны, что тут уже имеются традиции и ряд излюбленных приемов, на основе которых и развивается это искусство. За это говорит техника, уверенная и свободная, и разнообразие вариантов, при ощутимой общности многих инструментальных «попевок». В импровизациях налицо изобретательность, находчивость и вкус. Тупое, машинальное повторение одного и того же напева, видимо, перестало удовлетворять. Не значит ли это, что происходит уклон в сторону актуальной виртуозности от своего рода самовнушения или пассивного «отдавания» воли назойливо повторяемому мотиву? Новизна многих оборотов и ритмическая бодрость и организованность заставили меня невольно обратить внимание на указанное явление и отметить его как отрадное среди множества отрицательных музыкальных впечатлений.