Б. Асафьев - О народной музыке

НАПЕВЫ И НАИГРЫШИ НОРВЕГИИ

Родина Грига — сказочная северная страна Норвегия. Музыка его вскормлена и вспоена народным мировоззрением, народными сказаниями, былинами, песнями и плясками. И нет лучше пути к постижению норвежского народного духа, чем путь через музыку, т. е. готовность и стремление свыкнуться с задушевными, искренними и простыми напевами музыки Грига. Напевы эти — то сурово-скорбные, то нежно-печальные, то задорно-веселые, бодрые и радующие — отражают в себе впечатления от жизни среди своеобразно прекрасной природы Норвегии, природы — одолеть которую и подчинить себе людям было не так-то легко. Зато деятельный, сильный и смышленый народ растет, вдыхая свежесть горных пастбищ и терпкое дуновение морского ветра, оживляя гулом и шумом живой человеческой деятельности сосредоточенное оцепенение словно застывших и уснувших великанов — диких скал; переживая год за годом тягостное томление долгих-долгих северных зимних ночей, осенние бури, стужи и холодный свет небесного сияния. Конечно, в связи с преобладанием вокруг унылых, печальных, суровых и мрачных картин и напевы людские становятся сосредоточеннее, угрюмее и скорбнее. По ним разливается тихая дума-скорбь и несравнимы они с пышными легкомысленными напевами радостно-светлой Италии. Темный покров ночи и непроницаемая мгла туманов, неприступность седых утесов и скал, мрак и холод их пещер вызывают в воображении северянина-норвежца образы чуждых человеку и порой враждебных ему неведомых сил. Норвежец населяет мир, горный и подземный, сказочными существами — великанами и карликами,— ревниво оберегающими свое царство и сулящими гибель смельчаку, который попытался бы к ним проникнуть.

Но чем мрачнее зимний и осенний быт, чем злее и угрюмее холодная природа, тем больше закаляются люди в борьбе, тем восторженнее и радостнее встречают они весну и сильнее ценят и почитают солнце. И напевы норвежцев, где дышит могучая светлая сила тепла, разгоняющая все, что враждебно жизни, и зовущая к смелой схватке с суровой судьбой — эти напевы волей-неволей вовлекают слушателя в мир яркого и шумного веселья, бодрят своим отчеканенным, отточенным задорным плясовым складом и ярко расстилают перед взором пестро сменяющиеся картины народных весенних праздников, гуляний, игрищ, хороводов, свадебных обрядов — от вспышек светлой весенней радости до удали пьяного разгула! Нет уголка народной жизни, нет доли душевного переживания, которые не нашли бы своего воплощения в песне и музыке норвежца .
<...> Пьеса: «Думы Хавара Гибоэнса на Отерхольдском мосту» в духе Springdans'a — в «лидийской расцветке» ре мажора насыщена вводнотонными трелями. Это один из остроумнейших, увлекательнейших образцов напряженно вариантного импульсивного искусства «выращивания» музыкальных побегов из простейшего инструментального наигрыша, который в свою очередь рождается из «трелевого» вращения полутонов около тоники и доминанты. Прелесть «игры» заключается еще и в том, что слух колеблется между «узнаванием» — тоника ли это или доминанта при каждом их чередовании, потому что сцеплены две тональности в квинтовом отношении и тоника одной превращается в доминанту родственной и обратно. Тут эти качества искрятся ослепительно. Вероятно, как раз данный наигрыш и его способность без конца, остинатно, «вращаться волчком» или в вихревом движении принадлежит к числу тех, о которых в народе сложились занятные легенды, что тут не без заимствования подобного искусства у самого черта и что, раз начав играть и, так сказать, «выбалтывать тайну», скрипач уже не может остановиться и, как одержимый, должен играть без остановки до изнеможения. Или что можно десять подобных напевов передавать друг другу со слуха на слух, но с одиннадцатым, подслушанным и выкраденным у дьявола (Nix) при особых условиях, надо вести себя осторожнее, ибо играть его — небезопасно для жизни. Зато это такой напев, что тот, кто его знает, может заставить плясать лес и горы!. Так было ярко мастерство скрипачей-импровизаторов и так восхищало оно слушателей, что их. воображение в свою очередь вступало в соревнование с звукоигровой изобретательностью «искусников» и сплетало сеть словесных ритмических узоров из своих ярких впечатлений.

<...> Халлинги, танцы, завораживающие слух блеском ритмической находчивости и интонационной свежестью. Григ с большим увлечением и любовью сочинял халлинги на всем своем творческом пути. И здесь, в последнем глубоко крестьянском цикле, он отвел этой танцевальной национальнейшей форме много места и внимания, конечно, благодаря раскрывающимся в напевах, попевках, наигрышах и особенно в ритмике халлин-гов характерным чертам норвежского крестьянина — инициативного, предприимчивого, умеющего и целесообразно-здраво потрудиться и сочно отдохнуть.
<...> Весь халлинг — музыка, которой хочется и есть чем покрасоваться, как и исполнителю танца: гибкостью и узорчатостью движений, ловкостью и неожиданностью оборотов и
«фигур», вообще молодечеством и обнаружением силы в строгой закономерности ритма.
<...> Энергия, ловкость, сметливость, предприимчивость — вот основные качества халлинга как мужского танца, качества, которые могли только в соответственной народной среде выработаться и закрепиться в художественных образах и закономернейших формах пластики танца и отвечающей ей музыки.