Б. Асафьев - Сергей Прокофьев

С. Прокофьев (ноты)



Книги, литература , нотные сборники

 

 

1 2 3 4

 

 

Сергей Сергеевич Прокофьев родился 23 апреля 1891 года. Место рождения — имение Сонцовка Екатеринославской губернии, где отец, агроном по образованию в течение более чем 30 лет управлял имением Сонцевых: большими степными пространствами, в которых владельцы никогда не жили. В этом имении протекло детство композитора. Благодаря счастливо еложившимся условиям воспитания (мать Прокофьева недурно играла на фортепиано, особенно Бетховена и Шопена), у него с детства проявилась любовь к хорошей серьезной музыке и росло отвращение к легкой. Стремление к самостоятельному „изобретению музыки" сказалось рано: в возрасте 5 1/2 лет Прокофьев сочинил „Индийский галоп" (1896 год, конец лета). Эта пьеса со столь странным названием была его первым произведением. Название Прокофьев объясняет тем, что он много слышал тогда разговоров старших об Индии, о которой часто писали в газетах, по случаю господствовавшего там голода. Любопытной подробностью „Индийского галопа" являлась его тональность: фа-мажор без си-бемоля. Прокофьев сам замечает, что это произошло, вероятно, не из любви к ладам, а просто от отсутствия решимости дотронуться до черной клавиши. По совету матери, си было все-таки переправлено в си-бемоль.
С шести лет мальчик уже сам записывал свою музыку, сочиняя коротенькие пьесы дли фортепиано в две и в четыре руки. В них уже видна своеобразная фантазия, проявляется инстинкт гармонии и дает о себе знать стремление к ритмическому разнообразию. Приблизительно, в восьмилетнем возрасте Прокофьев получил первое яркое музыкальное впечатление. Во время поездки в Москву его свели в театр, где он услышал „Князя Игоря", „Фауста" и „Спящую Красавицу". Вернувшись в деревню, он тотчас принялся за сочинение оперы „Великан" на собственный сюжет (1900 г., с февраля по июнь). Но юному композитору с трудом давались ритм и счет, вокальную же партию он не выделял в особую строчку, а умещал в двухручный клавираусцуг, по образцу водившихся в доме нот- опер без пения. Все же, опера, была слажена и даже исполнена в доме дядюшки самим автором и его двоюродными братьями. За „Великаном" последовал новый оперный опыт: „На пустынных островах" (1900 год, декабрь — 1902, весна). Опера должна была быть более обширной, чем предшествующая,— такой обширной, что сам композитор не смог додумать до конца сюжет и так и оставил свой труд неоконченным.

Общение Прокофьева с представителями музыкального мира, с музыкантами-профессионалами, началось с 10-летнего возраста. Родители его были знакомы с родственниками Ю. II. Померанцева, тогда оканчивавшего Консерваторию. Померанцев повел мальчика к С. И. Танееву. Танеев, выслушав в авторском исполнении увертюру к „Пустынным островам, отнесся к композитору со вниманием и нежностью и рекомендовал заняться гармонией у Померанцева. К этим урокам Прокофьев отнесся весьма враждебно. Но вскоре, по внушению Танеева же, в Сонцовку приехал Р. М. Глиэр и провел там два лета (1902 и 1903 годы), занимаясь с Прокофьевым гармонией, контрапунктом, инструментовкой, формой и игрой на рояле. Под его руководством была сочинена симфония g-dur, (июль—ноябрь 1902 года*), а затем последовала в 1903г. (июнь— октябрь) опять опера „Пир во время чумы" (по Пушкину): теперь опера не только имела вокальные партии, но была полностью оркестрована. Ей предшествовала увертюра в сонатной форме. Кроме симфонии и оперы, в этот же период были написаны скрипичная и фортепианная сонаты и ряд фортепианных пьес в простейшей („песенной") форме.
Пора было поступать в гимназию; но когда, во время поездки в Петербург, мать Прокофьева познакомила сего сочинениями А. К. Глазунова, последний посоветовал ей отдать мальчика в Консерваторию. Большинство родственников матери Сергея Сергеевича обитало в Петербурге, и потому явилась возможность последовать совету Глазунова. Лично я осенью того же года (1904) также поступал в Консерваторию и очень хорошо помню, как привели на экзамен Прокофьева, и какое острое впечатление произвело его дарование на всех присутствовавших. Но еще до этого мне говорил о нем и познакомил с его оперой „Пир во время чумы" композитор M М. Чернов, теперь профессор Ленинградской Государственной Консерватории.

В Консерватории Прокофьев пробыл десять лет. Гармонию, контрапункт и фугу он прошел под руководством А. К. Лядова, инструментовку у Римского-Корсакова, рояль сперва у Винклера, а формы у Витоля. С Лядовым у Прокофьева особенного лада не было. Нисколько не сомневаясь в большом даровании Прокофьева, Лядов всегда ворчал на его непокладистость, в смысле соблюдения „правил", и в отчаянии от „дерзостей" ученика твердил одно: „сам выпишется". Вместе с Прокофьевым, в классе Лядова, Римского-Корсакова и Витоля был и Мясковский. Интересы Прокофьева были тогда направлены в сторону Регера, Скрябина и других новых композиторов. То, чему его учили в классе, было ему чуждо и совсем не похоже на то, что он любил слушать и играть, к чему его влекло. Поэтому Прокофьев сам чувствовал себя плохим учеником и пользы от классных занятий не получал, считая их ненужными. Только в дирижерском классе Н. Н. Черепнина обстановка оказалась более благоприятной. В работе с ученическим оркестром, хором и оперным классом Прокофьев ощутил большую пользу, как от конкретных лабораторных занятий !. Не один он, а многие из учеников Консерватории, которым тогда приходилось заниматься у Черепнина, с признательностью вспоминают это время. С ним дышалось легко и свободно. Работали с увлечением. Черепнин был в курсе современных музыкальных течений, сам всегда всем интересовался и внушал работавшим у него симпатию и доверие к себе. Он не боялся новых вкусов и широкого горизонта.
Во время пребывания в Консерватории, Прокофьев, как показывают сохранившиеся записи, сочинял много и интенсивно, но сочинял обычно в разрез с классными требованиями, нащупывая упорно свой путь и в творчестве отдыхая от уроков. Шесть сонат для фортепиано, около 100 фортепианных пьес и опера „Ундина" - - вот результат этого „отдыха". В 1908 году, т.-е. 17 лет, Прокофьев сочинил симфонию e-moll. Глазунов устроил исполнение этой симфонии на одной из закрытых репетиций б. придворного оркестра под управлением покойного Г. И. Варлихй- путь, который прошли многие начинающие композиторы. Таким образом. Прокофьев в первый раз услышал свое оркестровое произведение, но инструментовкой остался недоволен. Вторая часть этой симфонии в первобытном виде вошла впоследствии в четвертую сонату для фортепиано, в качестве глубоко содержательной средней части ее: andante.

Вкус Прокофьева к современной музыке и его яркое дарование встретили горячую поддержку среди руководителей знаменитых петербургских „Вечеров Современной Музыки". Это были: Каратыгин, Крыжановский, Медем, Ну-вель и Мурок. В концертах „Вечеров" и состоялось первое публичное выступление восемнадцатилетнего композитора с собственными фортепианными пьесами. Около того же времени Прокофьев стал подыскивать себе издателя, что было не очень-то легко. Дело в том. что „Российское Музыкальное Издательство", тогда только что основанное С. А. Кусевинким и являвшееся наиболее привлекательным для молодых авторов, не склонно было принимать слишком дерзкие сочинения непризнанного еще композитора. Отрицательную роль сыграли тут члены жюри издательства Метнер и Рахманинов, занимавшие по отношению к Прокофьеву неблагоприятную для него позицию. Лишь с 1917 года, с момента приобретения С. А. Кусевицким фирмы Гутхейль и преобразования ее в ответвление „Р. М. И." для печатания произведений композиторов, подающих надежды, но не удостоенных признания со стороны высокого жюри, Прокофьев стал окончательно печататься там. Пока же он нашел себе издателей в лице Б. П. Юргенсона, одного из совладельцев московской фирмы П. Юргеисон, и потом в лице А. И. Юргенсона в Петербурге. Первые opus'bi Прокофьева были напечатаны фирмой Юргенсона в Москве, мосле того как Б. П. Юргенсон, склоняясь на рекомендательное письмо А. В. Оссовского, решился пойти навстречу композитору. Эти первые opus'bi—соната для фортепиано (op. 1) и четыре небольшие пьески: сказка, шутка, марш, призрак (ор. 3) вышли в 1911 году. Два отзыва о них, известные мне и помещенные в двух совершенно различных по направлению журналах, как московская „Музыка" (№ 53 за 1911 год) и „Русская Музыкальная Газета" („Библиографический Листок" № 1 за 1913 г), одинаково неблагоприятны, но в обратном направлении, соответственно вкусам „органов". В „Музыке" говорится о том, что „соната могла бы полежать под спудом", как ученическая работа начинающего композитора, а в
„Р. М. Г." соната считается удачным началом композиторской деятельности, тогда как „opus 3 является уже сочинением из области четвертого измерения". В „Музыке" же этот opus рассматривается, как стремление к „новым берегам", но „с возвращениями в старую пристань".

 

1 2 3 4