Проехав до Владивостока в 18 дней, Прокофьев
первого июня уже был в Японии, где прожил два месяца в ожидании американской
визы. В Токио, в императорском театре, перед японской публикой, а в Иокогаме-
перед европейской Прокофьев дал несколько концертов (в Токио 2, в Иокогаме
1), выступив со смешанной программой, наполовину из своих сочинений наполовину
классической. Из Японии через Гонолулу Прокофьев переплыл в Сан-Франциско
и оттуда переехал в Нью-Йорк. Не сразу удалось ему обратить на себя внимание
в незнакомой стране. Всетаки, в ноябре 1918 года в Нью-Йорке состоялся
его первый концерт, прошедший с успехом. Последующие выступления в концертах
дирижера Альтшулера не только не увеличили успеха, но наоборот, вызвали
нападки в прессе по адресу сочинений. Как пианисту, Прокофьеву, впрочем,
сочувствовали и удивлялись. Следующим этапом было Чикаго, где
Прокофьев выступил со своим первым ф-п. концертом и дирижировал „Скифской
сюитой". Дирекция Чикагской оперы заинтересовалась композитором. Предложили поставить оперу. Об „Игроке"
не приходилось думать, за отсутствием партитуры. Но еще в России Прокофьев,
по совету Мейерхольда стал подумывать о сказке Карло Гоцци „Любовь к трем
апельсинам", как об оперном сюжете, и делился своими мыслями по этому
поводу с некоторыми из знакомых музыкантов. К счастью, директором оперы
в Чикаго был итальянец, сюжет ему пришелся по вкусу, и впервые в Америке
композитору-иностранцу официально заказали и вперед приняли новую оперу.
Работать пришлось интенсивно, так как времени оставалось меньше года. К тому же еще, Прокофьев заболел скарлатиной, потом— дифтеритом. Но к первому октябрю 1919 года опера была закончена: не в эскизе, а полностью в партитуре. Новое неожиданное препятствие помешало постановке, на которую уже были отпущены большие средства и заказаны декорации: умер директор оперы Кампанини столь сочувственно шедший навстречу Прокофьеву. Постановка „Трех апельсинов" была отложена и состоялась только в конце декабря 1921 года, после вторичной смены директора Чикагской оперы и заключения нового контракта. Опера имела успех.
Но в 1919 году, поздней осенью, в момент, когда умер Кампанини, и опера
была отложена, положение Прокофьева было не из приятных. В виде самоутешения,
он стал работать над новой оперой „Огненный ангел", а весной 1920
года перебрался в Лондон для переговоров с Дягилевым относительно вышеупомянутого
балета „Шут", постановка которого все откладывалась. Летом 1920 года
Прокофьев закончил и инструментовал балет, так как Дяги-лов решился его
ставить. Зимний сезон 1920
1921 года ушел на поездку в Америку, сперва в Чикаго, где Прокофьеву пришлось
иметь хлопоты и неприятности с новым директором Чикагской оперы из-за
„Трех апельсинов", а потом на интересную концертную поездку по Канаде
и Калифорнии, которой композитор остался очень доволен.
В это время уже была сочинена и исполнялась увертюра - секстет на еврейские
темы (для кларнета, 2-х скрипок, альта, виолончели и ф-п.). К весне 1921
года Прокофьев вернулся в Европу, во Францию, сперва в Монте-Карло, потом
в Париж, где 17-го мая состоялась первая постановка балета „Сказка про
шута, семерых шутов перешутившего". Как в Париже, так потом и в Лондоне
(июнь) публика встретила балет сочувственно. Английская же пресса очень
бранилась. (По словам композитора, на 120 рецензий 119 было ругательных).
Летом 1921 года Прокофьев сочинил свой третий концерт для фортепиано.
с оркестром, наброски которого уже имелись, будучи сделаны еще в России
и продолжены по дороге в Америку. Сезон 1921—1922 г. оказался крайне благоприятным
для композитора: как уже было сказано, 30-го декабря в Чикаго блестяще
прошли „Три апельсина", а успех третьего фортепианного концерта в
Париже (с Кусевицким) и, особенно, в Лондоне (с Коутсом) загладил сравнительный
неуспех оперы и этого-же концерта в Нью-Йорке. Можно сказать, что с данного
момента кончился первый период завоевания Прокофьевым европейской публики.
Внимание и интерес к нему стали несомненными. Весь этот период, начиная
с поездки на последнем сибирском экспрессе, и затем эпопея с японскими
и американскими концертами и заказом оперы, звучит как романтическая повесть
с приключениями, как странное путешествие на открытие неведомых стран.
Изумительны в самом Прокофьеве его энергия, „хватка жизни", сила
воли и дисциплина, твердость и упорство в достижении цели. но не менее
изумительны и все „события и случаи", вся обстановка и все перипетии
его пути к известности, среди непрерывной и настойчивой творческой работы.
Лето 1922 года Прокофьев провел в Баварии, работая над эскизами оперы
„Огненный ангел", начатыми в Америке, и над корректурой издававшихся
сочинений (Гутхейль-Кусевицкий). В течение сезона 1922—1923 г. работа
над эскизами продолжалась и была приведена к концу. Кроме этого, Прокофьев
сделал содержательную симфоническую сюиту из балета „Шут", куда вошли
все главнейшие эпизоды. Остальное время ушло на концертные поездки в Париж,
Лондон, Антверпен, Брюссель, Милан, Барселону. В симфонических концертах
произведения Прокофьева с этого сезона стали появляться всю чаще и чаще.
„Скифская сюита" всюду при своем появлении вызывала ожесточенные
споры и войну мнений, но в итоге — успех и требования повторения. За ней
стала проникать в программы европейских концертов „Классическая симфония"
(Париж, Кусевицкий), за симфонией —отрывки (марш и скерцо) из „Апельсинов",
за ними (с 1924 г., Брюссель), сюита из „Шута". У Дягилева, в Париже,
„Шут" также шел и в 1922 и в 1923 году. Большой успех сразу же после
первого исполнения в октябре 1922 г. в концертах Кусевицкого в Париже
имел и имеет теперь повсюду скрипичный концерт Прокофьева. Первым исполнителем
был Дарье, затем Сигети. Последний выступил с этим концертом в первый
раз в июне
1924 г. в Праге на концертах Интернационального Общества Современной Музыки
и потом об'ехал с ним всю Европу.
В течение лета 1923 года Прокофьев частью восстановил, частью сочинил
заново второй фортепианный концерт и принялся за сочинение пятой сонаты.
Сонату он играл в первый раз в марте 1924 года в Париже, а второй фортепианный
концерт—там же, в мае, у Кусевицкого. Тогда же и там же состоялось первое
исполнение кантаты „Семеро их". Сезон 1923/24 почти весь был занят
концертной деятельностью. Прокофьев выступает в Лондоне и Женеве с третьим
концертом, дает ряд клавирабендов в Париже, Марселе и Лионе. Летом 1924
г. сочиняет замечательный квинтет для гобоя, кларнета, скрипки, альта
и контрабаса, составляет симфоническую сюиту из „Трех апельсинов"
и начинает работать над второй симфонией, которую кончает к весне (май)
1925 г. Первое исполнение этой симфонии в Париже (июнь 1925) вызвало недоумение.
Сезон 1924 25 года прошел у Прокофьева, как обычно, в концертных выступлениях
(Париж, Брюссель, Льеж, Варшава, Берлин, Мон-текарло). В Берлине -большой
успех и радушный прием. В марте 1925 опера „Любовь к треы апельсинам"
поставлена в Кельне, 18-го февраля 1926 года—у нас в Ленинграде (дирижер
В, А. Дранишников) а в текущем сезоне—в Берлине. В сезоне 1925 26 г. Прокофьев
концертировал в Швеции, Америке (включая Сан-Франциско) и Италии.
В настоящий момент Прокофьев продолжает работу над „Огненным ангелом"
(завершены и оркестрованы три акта, осталось два) и недавно (в августе
1926) закончил новую увертюру ор. 42 для камерного оркестра в 17 человек,
первое исполнение которой в Европе он предложил московскому Персимфансу.
Оркестр увертюры: флейта, гобой, два кларнета, фагот, две трубы, тромбон,
челеста, две арфы, два фортепиано, виолончель, два контрабаса и ударные.
Таковы, в самых общих чертах, „труды и дни" одного из немногих ярких
и сильных русских композиторов современности. Обычно принято говорить
о живущих композиторах в тоне высоко-авторитетном: такой-то в таких-то
сочинениях поднялся до вершины, до которой или выше которой ему уже больше
не суждено добраться. Мне подобные суждения представляются тоже вершиной,
до которой очень легко добраться, если не уважать творчества. Я не считал
в этом кратком очерке жизни композитора количества метров, т. е. высотности
отдельных вершин среди его произведений, и потому не могу сравнивать,
которая вершина выше. Я просто радуюсь сильной и смелой музыке Прокофьева
и твердо убежден, что ей суждено еще богатое и длительное развитие.