Произведения композитора, творчество, биография, ноты
Могучая фигура Листа надолго заслонила других исполнителей «Лунной сонаты».
Между тем, еще при жизни Листа, с интерпретацией этого произведения выступали многие выдающиеся музыканты. Охотно играл «Лунную» в кругу друзей и учеников Фридерик Шопен. Его увлекала загадочная поэзия Аллегретто; влияние этой музыки можно обнаружить в некоторых танцевальных, психологических миниатюрах Шопена, столь же изящных, капризных и одухотворенных.
В 40-е годы XIX века сонату включила в свой репертуар Клара Шуман, великая немецкая пианистка, жена композитора Роберта Шумана. Ей было немногим больше 20 лет, когда вместе с мужем она приехала в Россию и завоевала своими концертами любовь и признательность русских слушателей. Клара Шуман играла «Лунную сонату» в Петербурге 8 марта 1844 года.
Бурно увлекался этим сочинением в середине века Париж. Наряду с Листом, здесь с большим успехом играли «Лунную» французский пианист и педагог Антонин Мармонтель, немецкая пианистка Вильгельмина Клаус, бельгийский пианист Артур Леменц.
Шопен и Клара Шуман, видимо, заметно отходили от листовской трактовки, другие же исполнители, не обладавшие столь яркими индивидуальностями, во многом подражали великому образцу. Пианисты не мыслили сонату вне связи с литературой, поэзией, историческими событиями далеких эпох, и потому в трактовках своих стремились к максимально конкретной образности, к программности исполнения. Так, Клаус поясняла сонату как любовную трагедию в феодальном замке, с кровью на мраморных плитах мрачных зал. Леменц находил в сонате образы Данте, Беатриче и Франчески да Римини из «Божественной комедии» Данте. Образные истолкования сонаты множились до бесконечности, но все отчетливей становилась общая линия исполнения: предельный драматизм, обостренная контрастность, мощь и напряженность. Если в начале века, при жизни Бетховена, в центре внимания и интереса было Адажио, то теперь возросла роль финала, который стал идейным стержнем трактовок. Уже не Адажио, как было прежде, а финал часто играли в виде самостоятельной пьесы и в многочисленных обработках. На финал обращал внимание, рассказывая о сонате, великий польский писатель Генрик Сенкевич: «Ни одно музыкальное произведение не передает с такой выразительностью терзанья великой души, охваченной каким-то трагическим беспокойством. Я говорю, главным образом, о третьей части сонаты, presto agitato.
Конечно, не только влияние пианизма Листа: бурные события эпохи, романтические веяния музыкального творчества, литературы, живописи — многое способствовало обостренно-драматическому восприятию сонаты. Имело значение и дальнейшее интенсивное развитие инструмента: несовершенные фортепьяно начала века сменили инструменты с большим диапазоном динамики. Конструктивные новшества— стальная рама, толстые стенки, тугое натяжение струн фортепьяно — позволили добиться полноты, упругости, гибкости звучания. Появились объективные предпосылки для такого мощного драматизма финала, о котором современникам Бетховена и не мечталось.
Тенденция к драматически обостренной трактовке «Лунной сонаты» оказалась очень устойчивой. Она удерживалась в европейском пианизме и в конце XIX века — у таких выдающихся пианистов, как А. Рейзенауэр, С. Ментер, Т. Кареньо, ближе к нашему времени — у Ф. Лямонда, Е. д'Альбера. Ей отдал дань даже такой академически сдержанный артист, как Ганс Бюлов, который был учеником Листа, но заметно отошел от пианистических принципов своего учителя.
Многие литературные сочинения, неравноценные по своим художественным качествам, строились на канве острых драматических коллизий «Лунной», например, романы «Соната в до-диез миноре» немецкого писателя Герхардта фон Аминтора, «Соната Quasi una fantasia» писателя Иоганна Нордлинга.
К сожалению, довольно скудны сведения и материалы о конкретных особенностях трактовки «Лунной сонаты» в зарубежных странах.
- Начиная со второй половины XIX века, соната становится неотъемлемой частью репертуара большинства европейских пианистов. И все же—можно утверждать, что самые выдающиеся образцы интерпретации «Лунной» после Листа дает пианизм не этих стран. Условия для новых интересных исканий складываются на русской почве. Здесь появляется гениальный пианист-художник, равный Листу, и происходит еще одно великое возрождение ^Лунной сонаты».