Книга о романсах и композиторах
Ноты для голоса, фортепиано, гитары, тексты
Среди моих молодых друзей особенным расположением
пользуется Виктор Внуков. Наши семьи связаны многолетней добрососедской
дружбой, детство Виктора прошло на моих глазах, и я наблюдал, как из пухлого
живого мальчугана он превращался в крепкого, ладного юношу.
Виктор учится сейчас в техникуме, очень увлечен электроникой, занимается
спортом и, конечно же, болеет за любимую футбольную команду. Он любит
театр, хоть и редко посещает его, а большую часть свободного времени что-то
мастерит.
Я слышал не раз, как, возясь с какими-то приборами, Виктор напевает знакомые
популярные песенки. Слух у него неплохой, он почти никогда не искажает
мелодии.
Разговорившись с ним однажды, я узнал с огорчением, что в концертах он
не бывает, а на мой совет пойти как-нибудь в Большой зал консерватории
послушать хорошую музыку Виктор, улыбаясь, ответил:.
— Да стоит ли? Ведь я могу слушать музыку и не в консерватории!
И в самом деле, заходя к нам (Виктор очень дружен с нашим сыном Володей),
он часто застает меня за роялем. Бот и сейчас он сидит и внимательно слушает,
как я играю сонату Бетховена.
Умолкли последние аккорды. Некоторое время я сижу молча. А потом спрашиваю:
— Тебе понравилось?
— Мне трудно ответить на этот вопрос, — признается Виктор. — Сложна для
меня эта соната. То ли дело песня! В ней все просто, и, для того чтобы
разобраться в ней, больших познаний не требуется.
Заметив, что я собираюсь возразить, Виктор продолжает:
— Знаю, знаю, что вы скажете! «Чтоб понимать музыку, надо чаще ее слушать».
Это, конечно, верно. Да только здесь много всяких «но». Ведь если бы даже
я часто бывал на концертах серьезной музыки,
то, наверно, уподобился бы слушателю, который сам признавался, что для
него такая музыка — это «в конце проснись».
В этих самокритичных словах Виктора я почувствовал его желание работать
над собой. И во мне заговорил старый музыкант-педагог, лектор и участник
многих дискуссий на тему об эстетическом воспитании молодежи.
— Понимаешь, Виктор, классическая музыка — это такое богатство, что, право
же, стоит ради приобщения к нему пройти, так сказать, начальный, вроде
бы испытательный период. Это даст тебе возможность постепенно подготовить
себя к тому, чтобы совсем по-новому слушать музыку симфоний, камерных
ансамблей. Ну, скажем, квартетов, трио. Или ораторий, кантат. И многих
других сложных музыкальных форм.
— А этот испытательный, как вы говорите, период — он ведь, наверное, может,
затянуться?
— Да, конечно. И это естественно. Музыку нельзя научиться понимать сразу,
как говорят, с одного захода. Нет, она раскрывается постепенно, для проникновения
в нее нужны настойчивость и терпение. Любителями и знатоками музыки не
рождаются, а становятся, надо только очень ее любить. Ты, мне кажется,
любишь музыку. А если у тебя появится еще и желание ближе и лучше узнать
ее, это поможет тебе развить навыки музыкального восприятия.
Виктор внимательно слушал.
— Со временем этих навыков будет все больше,— продолжал я, воодушевленный
его серьезностью. — Больше будет и знаний. А с ними придет возможность
проникнуть в таинственные заповедники музыки, полные звуковых чудес и
красок. Да, красок, — повторил я, увидев недоуменный взгляд Виктора. —
Ведь можно живописать звуками точно так же, как и красками. Кстати, это
отлично умел делать Римский-Корсаков. С помощью звуковых аккордов он умел
так живо, образно рисовать картины моря, то тихого, то бурного, что перед
слушателем возникала яркая картина морской стихии. Да и не только Римский-Корсаков.
Я мог бы привести тебе множество примеров подобной живописи звуком. Но
об этом мы поговорим с тобой как-нибудь в другой раз, — спохватился я.
Мой собеседник улыбнулся.
— Ну вот я и прослушал вступительную беседу! У нас с вами получилось прямо
как в лектории. Постойте-ка, а ведь там все это бывает рассчитано на цикл
бесед. Вот бы хорошо!. Да вряд ли моя электроника.
— Уж не хочешь ли ты, дружок, вспомнить пресловутый спор физиков и лириков?
Спор этот давно затих — жизнь доказала, что обе спорящие стороны могут
отлично уживаться и даже взаимодействовать. Кстати, читал я недавно заметки
Луначарского о его встрече с Эйнштейном в Германии. Постой, я сейчас возьму
книгу.
Вот это место: «У Эйнштейна есть в верхнем этаже его квартиры уединенный
кабинет. Там только рояль, на котором он иногда играет, помогая своей
мысли. Там, погруженный в абсолютную тишину, слушает Эйнштейн музыку величин,
там разрабатывает он гениальные симфонии, записывая их на своеобразной
нотной системе высшей математики.» Вот тебе, брат, физика и лирика!. Постой,
как ты сказал — лекторий? А ведь это мысль! Давай-ка продолжим наши беседы,
если хочешь. Глядишь, и откроются тебе музыкальные клады. А, Виктор?
— Предложение принято! Я готов. Записываюсь в ваш лекторий.
Через несколько дней Виктор зашел к нам, но, увидев меня за письменным
столом, собрался уходить. Я остановил его:
— Ты мне не помешаешь! Поди посмотри, что- я тут пишу.
Я протянул ему лист бумаги. В правом верхнем углу было написано: «Для
Виктора Внукова и всех, кто интересуется музыкой».
А ниже, посередине листа, крупно:
БРАТ ПЕСНИ
— Брат песни? Как же это? — раздумчиво сказал Виктор, — Значит, песня
— чья-то сестра? А если. если есть брат с сестрой, значит, у них есть
и мать? Кто же она? Да тут, я вижу, целое неведомое семейство!
— Стоп! Подожди, будь милостив! Ты прямо забросал меня вопросами. На них
не ответишь односложно. Да ты, наверно, и не захочешь этого. Не так ли?
Вот и добро — ответы на твои вопросы пусть и будут началом моего рассказа.
— Да, Виктор, ты не ошибся — есть такая особенная, чудесная семья. И знают
ее во всех уголках нашей планеты. И мать в этой семье есть — какая же
семья без матери! А у нее столько дочерей и сыновей, что обо всех сразу
и не расскажешь. И хоть это дети одной матери, но сами они не похожи друг
на друга, — не все одинаковы по характеру, не всех одинаково любят. С
одними из них люди сходятся легко. Они просты, безыскусны и, что называется,
так и берут за душу. А в других разберешься не вдруг: чтоб их понять,
надо пристальней их изучить, хорошенько вслушаться, глубоко прочувствовать.
Но какими бы разными ни были эти братья и сестры, это семья очень дружная.
Ты, Виктор, тоже ее знаешь! Да, да, не удивляйся!
Возглавляет эту необычайную семью — Музыка.
Это она дала жизнь и симфониям, и операм, и кантатам. Она вдохновляла
композиторов на создание балетов, на рождение инструментальных произведений
— квартетов, трио — и вокальных: романсов, песен. А легкие и танцевальные
пьесы! Да всего и не перечесть — так много существует разных музыкальных
жанров.
Но все они — эти братья и сестры — сопутствуют нам на протяжении нашей
жизни, одухотворяют и облагораживают ее, делают нас духовно богаче, расширяют
наши представления о подлинно прекрасном.
Познакомимся же с ними поближе. Вот я написал тут: «Брат песни». Что же
это такое?
В прошлый раз ты сказал, что любишь музыку, но не разбираешься в ее сложных
формах. Тогда же ты признался, что легко воспринимаешь песню. Да это и
понятно: песня — простейший образец вокальной музыки. А я хочу познакомить
тебя с более сложной формой вокальной музыки — романсом.
Конечно, это новое знакомство ни в коем случае не должно мешать твоей
дружбе с эстрадной и жанровой песней!
Пожалуйста, слушай и Хиля, и Кобзона, и Вуячича, и Сикору, и Великанову,
и других наших эстрадных певцов. Но, готовясь постепенно к следующему
по сложности этапу, ты, естественно, встретишься с первой ступенью серьезной
музыки — романсом, за которым последуют более крупные и сложные формы.
Романс — это лирическое музыкальное произведение для голоса с сопровождением
(чаще всего — фортепьянным).
Связь музыки и слова в романсе еще более тесная, чем в песке, и более
глубокая. Мелодия гибко следует за словом, подчеркивает и развивает те
мысли и чувства и их оттенки, которые в тексте заключены, а иногда прямо
передает их, настолько она сама по себе ярка и впечатляюща.
Выразительность музыки усиливает и фортепьянное сопровождение, которое
несет в романсе большую эмоциональную нагрузку. Я хотел было привести
тебе в пример необычайно выразительное — словно бурный всплеск чувства
— сопровождение в романсе Чайковского «День ли царит.». Но вспомнил, что
ты, наверное, еще не знаешь об этом чудесном романсе.
— Я, может быть, и слышал его, но не обратил внимания на аккомпанемент.
— Ну вот, теперь, если услышишь, вслушайся внимательно.
Итак, о романсе. Наш русский романс теснейшие образом связан с народной песней. Свойственные многим песням
раздумье, доверительная, задушевная интонация присущи и романсу. Один
видный русский музыковед, Николай Финдейзен, назвал народную песню старшей
сестрой романса. Это-то и дало мне повод назвать романс.
—.братом песни! — подсказал Виктор.
— Совершенно верно! Вот ты и начнешь знакомиться с ним. Ты услышишь, как
музыка, следуя за текстом, передает отдельные поэтические образы, которые
в романсе часто становятся буквально зримы. Ты почувствуешь, как романс
выражает внутренний мир человека. Ты услышишь, как музыка, нередко выходя
за пределы лирического жанра, приобретает драматизм и даже трагедийность.
Все это откроется тебе в романсном творчестве наших классиков и советских
композиторов. А пока. запасись терпением. Нам предстоит побывать с тобой
и у старшей сестры романса. А потом мы познакомимся с первым русским лириком
— Алябьевым, с его современниками — Гурилевым и Варламовым. Мы обязательно
послушаем романсы Глинки, Даргомыжского, Мусоргского, Римского-Корсакова,
Чайковского. И советских композиторов — Коваля, Левиной, Шапорина, Свиридова,
Шостаковича.
Я назвал эти фамилии и подумал, что романсное творчество этих композиторов
уже стало нашей советской классикой.
Словом, я предлагаю тебе, мой друг, нелегкий и не очень короткий путь
к исполнению твоего желания. Согласен ли ты проделать его вместе со мной?
Настойчивости хватит?
Виктор задумался на секунду, а потом, протянув мне руку, сказал решительно:
— Спасибо! Я готов. Слишком уж заманчива конечная цель, чтобы отступать.
Через несколько дней Виктор постучался к нам в неурочное время.
— Я зашел проститься, — сообщил он, как мне показалось, с некоторым сожалением.
— Уезжаю на практику. Раньше предполагалось, что проходить ее мы будем
здесь. А теперь решили послать нас на новый завод в другой город. Мы там
пробудем немногим больше месяца. Видите, как получается? Придется на время
отложить мое музыкальное просвещение.
— А мне кажется, — возразил я, — твой неожиданный отъезд не должен этому
помешать. Сделаем так: ты дашь мне свой адрес, я напишу тебе письмо, расскажу
о чем-нибудь новом для тебя. Вот и не будет пропусков в наших беседах.
Как ты на это смотришь?
— Да это же просто здорово! — обрадовался Виктор. — Мне вдвойне приятно
будет получать письма: все-таки город незнакомый,. А ваши письма соединят
приятное с полезным: так я буду готовиться к продолжению наших бесед.
— Ну что ж, пусть так и будет. Твой отъезд разделит их на очные и заочные
— прямо как в настоящем университете., Жду твоего адреса, Витя!
— А я ваших писем!
Так появилось первое мое письмо.
Здесь, в книжке, я решил каждое из этих писем как-то озаглавить. И конечно,
что-то пришлось вычеркнуть, например обращение «дорогой Виктор», прощальные
слова. Но то главное, что в письмах было,— разговор о музыке — напечатано
полностью. Ведь это может быть интересно не одному только Виктору.