А. Глазунов - Жизнь и творчество

ГЛАВА I

Музыкальная литература

Глазунов ноты



Музыкальныя литература, книги, биографии, ноты

 

 

 

1882 год — знаменательная дата в семье Глазуновых: 100-летний юбилей их книгоиздательской фирмы совпал с первым публичным выступлением юного композитора Александра Глазунова. Значение этих событий выходило далеко за пределы старинного Глазуновского рода. Оно было связано с общим развитием отечественной культуры. Высоко оценивая громадные заслуги «отныне исторического дома Глазуновых» перед русским просвещением, общественность радостно приветствовала и Первую симфонию одного из самых молодых его представителей. Глубокий смысл приобрел и тот факт, что симфония прозвучала под управлением главы Могучей кучки М. А. Балакирева. Это «музыкальное крещение» ввело 16-летнего композитора в творческое содружество передовых русских музыкантов, радостно встретивших его как равноправного члена, наследника традиций русской реалистической музыки. «То был поистине великий праздник для всех нас, петербургских деятелей молодой русской школы», — восклицал Н. А. Римский-Корсаков.

 

ДЕТСТВО 1865— 1880

 

 

Купеческий род Глазуновых значится еще в переписи посадских людей города Серпухова 1678 года. В 1782 году два брата —Матвей и Иван Глазуновы основали книжное издательство и торговлю в Москве, а затем и в Петербурге. Их энергичная деятельность была тесно связана с русским просветительским движением XVIII века. Опираясь на традиции Н. И. Новикова и Т. А. Полежаева, сотрудничая с ними, Глазуновы близко примыкали к среде передовых деятелей русского общества.
В XIX веке дело Глазуновых развернулось очень широко. Дед композитора был образованным и энергичным деятелем своего времени. Он издавал учебные пособия по педагогике, словесности, произведения художественной литературы. Ему принадлежит редкое издание пушкинской поэмы «Евгений Онегин» (последняя корректура была выверена самим поэтом): маленькая изящная книжечка была новинкой издательской техники. Пушкин гордился ею, часто со своими друзьями приходил в лавку Глазуновых полюбоваться оригинальным изданием, мечтая о таком же оформлении других своих произведений.

Отец композитора вступил в фирму в 1849 году, в трудное для русской культуры время политической реакции и цензурных строгостей. В 60-х годах дело Глазуновых значительно оживилось. Издательство обогатилось новой тематикой (крестьянский вопрос, народное творчество, русская история, естественные науки и т. п.).
Книгоиздательское и типографское дело Глазуновых велось патриархально. Методы работы и обычаи складывались десятилетиями и превращались в крепкие традиции. Степенность в ведении дела сочеталась с гуманным отношением к служащим. Работая у Глазуновых целыми поколениями, сотрудники превращались в советчиков и близких друзей.

29 июля 1865 года в семье Константина Ильича и Елены Павловны Глазуновых родился первенец Александр. В семье царили старинный уклад, нерушимый покой и порядок. Большая квартира в собственном доме, обставленная просто, добротно и уютно, не подвергалась перепланировке в течение десятилетий.
Комната, в которой родился А. Глазунов, постепенно меняла свой облик, по мере того как ее обитатель из ребенка превращался в ученика реального училища, юного музыканта, дирижера, затем профессора и директора консерватории, всемирно известного композитора, маститого деятеля музыкальной культуры. В сущности же. все в ней оставалось неизменным: никакой роскоши, изысканности — простота, удобство, уют. Хлебосольство и радушие, прочные дружеские связи, любовное отношение к детям — в этом было особое обаяние глазуновской семьи.
Жизнь дома была наполнена музыкой. Мать композитора, предоставив хозяйственные заботы компаньонкам и слугам, с увлечением отдавалась музыке. Художественно одаренная натура, хорошая пианистка, ученица Ф. Лешетицкого, она продолжала заниматься музыкой и после замужества. Глазуновых посещали такие выдающиеся музыканты, как Балакирев, с которым она занималась по роялю, и Римский-Корсаков, дававший ей уроки теории музыки. Старшего сына, Александра, Елена Павловна боготворила. Восхищенная его музыкальным дарованием, она ревностно следила за развитием мальчика. На всем протяжении своей жизни она не переставала интересоваться каждым тактом создаваемой им музыки, его новыми творческими замыслами; она играла его произведения, любила его друзей.
Отец композитора тоже был не лишен музыкальных способностей, он играл на фортепьяно и скрипке. Но если мать до глубокой старости сохранила живой интерес к музыке, то отец, погруженный в дела фирмы, много болевший и к старости почти оглохший, постепенно отошел от музыкальных интересов.
По вечерам у Глазуновых собирались друзья. Музицировали долго и с увлечением. Инструментальная музыка была центром внимания. В 4 руки проигрывались симфонии Моцарта, Бетховена, Шуберта, Шумана, Бородина, различными ансамблями исполнялись классические камерно-инструментальные произведения. Большой любовью пользовались фортепьянные пьесы Шопена, Шумана, Глинки, Балакирева. Часто слушали музыку в звучании механического органчика.
Будущий композитор внешне не проявлял особого влечения к музыке. Казалось, что он больше интересуется рисованием. Однако музыкальные впечатления оставляли неизгладимый след в его сознании, подспудно формируя художественное мышление. Впоследствии композитор вспоминал об этом времени: «Еще в детстве я обладал музыкальной памятью. В доме у нас много играли, и я твердо запоминал все исполнявшиеся пьесы. Нередко ночью, проснувшись, я восстановлял мысленно до мельчайших подробностей то, что слышал раньше..».
Музыкальное образование Глазунов получил дома. Немки, француженки, подолгу жившие у Глазуновых и превращавшиеся со временем в друзей, были хорошими музыкантшами. Они занимались с детьми языками, музыкой, принимали участие в музыкальных вечерах. Среди них особой любовью семьи пользовалась Юлия Егоровна Штамм, до Глазуновых жившая в доме В. П. Энгельгардта. Она передавала своему воспитаннику интереснейшие рассказы о музыкальных вечерах, освященных памятью Глинки, о русских музыкантах, о молодом Мусоргском.

Значительное влияние на будущего композитора оказал Александр Николаевич Канаев, широко образованный человек, учитель русской словесности. Он прививал своим ученикам здоровое, светлое жизневосприятие, уважение и любовь к народу. Стремясь оживить несколько замкнутый мир мальчика, Канаев убеждал родителей в необходимости его общения с другими детьми. Под влиянием учителя в дом был взят на воспитание товарищ старшему сыну — мальчик Шарль Фюсно.
С детства на всю жизнь они сохранили глубокую привязанность друг к другу. Положительную роль в расширении общего кругозора мальчика сыграл и другой учитель словесности, Николай Константинович Лебедев. Он был либреттистом оперы «Рустем и Зораб» по поэме В. Жуковского, задуманной 13-летним композитором.
Начало систематических занятий Глазунова по фортепьяно относится к 1875 году, когда к нему была приглашена учительницей музыки Надежда Григорьевна Холодкова. 10-летний мальчик, однако, не очень прилежно выполнял задания, избегал упражнений; в это время он уже увлекся чтением с листа и первыми опытами в композиции.
В 1877 году в доме Глазуновых появился новый учитель музыки —Н. Н, Еленковский. Образованный музыкант, пианист (ученик А. Дрейшока), приглашенный для занятий с матерью и сыном, он впоследствии сделался близким другом композитора и семьи Глазуновых.* Его роль в музыкальном формировании мальчика была очень значительна. Позднее Глазунов писал: «Из моих преподавателей я с особою благодарностью вспоминаю г. Еленковского, ученика консерватории, отличного музыканта и виртуоза. Он относился ко мне очень внимательно, приучил читать ноты с листа (например, фуги Баха) и преподал первые теоретические сведения».
Необычайная одаренность ученика подсказала чуткому педагогу своеобразную систему обучения, близкую к методам балакиревского кружка. Не утруждая ученика упражнениями, он знакомил его о образцами классической музыки. За одно лето 12-летний мальчик переиграл все фуги Баха, многое из Шопена. Он впитывал в себя лучшие музыкальные образцы, усваивал законы музыкальной классики. Несомненно, что занятия с Елен-ковским 'при феноменальных музыкальных способностях юноши послужили основой широчайшей музыкальной эрудиции композитора в будущем
Н. Еленковский оказался первым, кто обратил серьезное внимание на творческие способности мальчика и поддержал его интерес к сочинению. Он указывал ему на необходимость систематической работы в этом направлении, на богатейшие возможности использования гармонии и особенно полифонии, познакомил с произведениями русских композиторов.
Громадное впечатление произвел «Исламей» Балакирева. По признанию Глазунова, он резко «изменил стиль своих музыкальных опытов», так как его детские сочинения были лишь «подражанием музыке итальянцев и Мейербера».
В 13 лет, помимо фортепьяно, Глазунов играл уже на скрипке. Приемы игры и скрипичную аппликатуру показал ему скрипач А. А. Колаковский. Затем как-то незаметно мальчик научился играть и на виолончели, которая впоследствии сделалась одним из любимых его инструментов, а дальше и на других оркестровых инструментах.
Общее образование Глазунов получил во II петербургском реальном училище, где учебная работа была поставлена очень серьезно. Глазунов ничем не выделялся в училище, его фамилия не встречалась ни в списках отличников, «ни среди отстающих. В общении с товарищами был прост, своих музыкальных успехов не только не афишировал, но старался умалчивать о них. Даже близкому другу по училищу, Володе Маневскому, он почти ничего не говорил о самом дорогом для него — о музыке. «Теперь я буду писать что в голову придет (про симфонии боюсь писать, не понравится тебе).»; «.я действительно обленился науками заниматься и письма писать, но я читаю, я занимаюсь музыкой, как-то: пишу фуги (ты, вероятно, в первый раз слышишь это слово). Боюсь распространяться на этом, ибо последнее может тебе наскучить».
Несмотря на скрытность мальчика, дирекция реального училища была в курсе его музыкальных дел. После блестящего успеха Первой симфонии в концерте 17 марта 1882 года директор училища Е. X. Рихтер приветствовал юного композитора перед всем классом. На выпускном акте Глазунов был до крайности смущен тем, что в отчете указывались его композиторские успехи.
В этих фактах уже проявились черты, характерные для будущего Глазунова: скромность, сдержанность, нежелание выставлять напоказ себя и свои чувства, фиксировать внимание окружающих на себе.


Когда Глазунову исполнилось 13 лет, в доме появился новый учитель музыки. Это был М. А. Балакирев — крупнейший русский композитор, глава Могучей кучки, организатор и дирижер Бесплатной музыкальной школы, замечательный пианист-виртуоз. Его-то в конце 1878 года и пригласила Е, П. Глазунова для своих занятий по роялю. Вскоре она показала ему сочинения сына. В наивных детских партитурах Балакирев увидел уже зерно свежих музыкальных мыслей и со свойственной ему горячностью принял живейшее участие в музыкальных занятиях юного композитора. Впоследствии Глазунов писал об этом значительном для него событии: «В 1879 году я познакомился с М. А. Балакиревым, который, увидев какое-то мое сочинение, написанное в подражание венгерским танцам Брамса, одобрил мои занятия сочинительством.». Знаменательно, что глава Могучей кучки считал необходимым для начинающего композитора продолжать общее образование и в то же время серьезно знакомиться с музыкальной классикой, особенно с Бетховеном. «Я вполне последовал этим советам,— признавался Глазунов,—и, основательно изучая классиков, продолжал много писать (романсов, фортепьянных пьес и т. п.)».6 Таким образом, его музыкальное сознание и слуховые -навыки кристаллизовались не только под влиянием домашнего музицирования, но и в результате «основательного изучения классиков».
Общение с Балакиревым принесло Глазунову много ярких музыкальных впечатлений. Балакирев же скоро убедился, что практический музыкальный опыт одаренного, восприимчивого ученика нуждается в серьезной систематизации. Он направил его к Римскому-Корса-кову, «домашнему» учителю семьи Глазуновых. Но и занимаясь с Римским-Корсаковым, Глазунов по-прежнему показывал свои сочинения Балакиреву, прислушивался к его советам, а Балакирев по-прежнему относился к нему «прекрасно, всей душой».
23 декабря 1873 года, во время зимних каникул в реальном училище, состоялся первый урок Глазунова с Римским-Корсаковым. По свидетельству учителя, «элементарная теория и сольфеджио оказались для него излишними». Гармония потребовала всего нескольких уроков, занятия же контрапунктом шли параллельно с сочинением. Стремительность успехов мальчика была тем более удивительной, что встречи с педагогом происходили всего лишь один раз в неделю и прерывались на летнее время. Глазунов впоследствии вспоминал: «Мои занятия с Римским-Корсаковым длились полтора года, в течение которых я успел пройти всю гармонию, контрапункт, формы сочинения и инструментовку».7 Тихий, медлительный и внешне неуклюжий 15-летний мальчик успевал многое: проходить курс в реальном училище, заниматься с Римским-Корсаковым, самостоятельно работать над созданием различных музыкальных произведений.
Не менее значительным событием, чем знакомство с Балакиревым и Римским-Корсаковым, было для Глазунова и первое посещение оперы «Руслан и Людмила» Глинки (1879). Эпически-величавые образы древней Руси, поразив музыкальное сознание мальчика, оказали глубочайшее влияние на все его последующее творчество.


В эту детскую пору уже наметились основные черты творческого облика Глазунова, Прежде всего определилось его серьезное, ответственное отношение к профессиональному композиторскому труду. Как-то сразу, с первых, казалось бы, еще неуверенных шагов творческой жизни, он включился в напряженный ритм работы, который затем не нарушался долгие годы. Ради занятий музыкой он жертвовал и отдыхом, и развлечениями, и успехами в училище. С легкостью уступал он первенство во всем, что не было связано с его музыкальными интересами.
Не менее характерной чертой, проявившейся также в детстве, была самостоятельность творческой мысли. Ранние сочинения Глазунова — это его собственная школа, лаборатория, в которой протекал интенсивный процесс творческих исканий. Целеустремленность, отсутствие самоуспокоенности заставляли мальчика общаться с музыкантами, постигать новые и 'новые для него законы музыкальной классики, народного творчества, неустанно музицировать и испытывать собственные творческие силы. Он сам ставил перед собой различные задачи и с необычайной настойчивостью, последовательностью решал их. Интересны в этом отношении записи в его дневнике: «Сегодня я сочинил d-мольную трехголосную фугу и сочинил хорал, сопровождаемый каноном. Это трудно, но не невозможно. Притом же я нашел ключ к их сочинению: следует выбирать мелодии, в которых одна нота от другой отстояла бы на секунду или на кварту (квинту)». «Сегодня я сочинил великий фокус. Я выбрал хорал, дающий канон, и приписал к нему сопровождение—тоже канон, так что вышел настоящий двойной канон. Хочу попробовать сочинить хорал, который сопровождался бы двойным каноном.»8. Пытливость, вдумчивое овладение музыкальным искусством послужили залогом будущего композиторского мастерства Глазунова.
Формирование художественного сознания композитора проходило под воздействием различных факторов. Наиболее ранним было влияние мировой классической музыки, воспринятой из практики семейного музицирования. На всю жизнь с тех пор остались близкими Шопен, Шуман, Лист, Шуберт, Бетховен, Бах.
Любовь к народной музыке пришла к Глазунову также очень рано. Уже в детские годы он ощутил кровное родство с русским народным искусством. Живой отклик пробуждала у него народная музыка и других национальностей. Жизненный опыт, новые впечатления от пребывания на дачах под Петербургом, в Друскениках, Финляндии и других местах, знакомство со сборниками народных песен непрерывно углубляли в нем это чувство.
Новый чудесный мир русской классической музыки, органически близкой Глазунову, открыли перед ним Н. Еленковский, М. Балакирев и Н. Римский-Корсаков. Благодаря им он проникся величием и красотой музыкальных образов Глинки и Бородина, Балакирева и Римского-Корсакова. В беседах со своими учителями он находил ответы на множество тревоживших его вопросов, укреплялся в художественных вкусах, стремлениях, творческом направлении. При их содействии приводились в систему и практические познания, навыки, приобретаемые на собственном музыкальном опыте.
Детское творчество Глазунова разнообразно по формам. Следуя традициям русской музыки, он обращался к различным жанрам, испытывал свои силы, определял вкусы и влечения. Среди его ранних опытов были оперы и романсы, ансамбли и оркестровые партитуры, пьесы для фортепьяно, скрипки и других инструментов.

Оперные замыслы 13-14-летнего композитора не осуществились: он не владел еще для этого ни достаточной общей и музыкальной культурой, ни техникой письма. Из задуманной им оперы «Скупой рыцарь» (по Пушкину) сохранилось несколько набросков оркестровой и вокальной музыки (интродукция, романс Альберта, сцена в подвален др.), из оперы «Украденная невеста»— всего лишь один отрывок. Значительно больше было создано к опере «Рустем и Зораб»: несколько хоровых и оркестровых номеров было закончено (Встреча Рустема, Поход Зораба на Иран, Индийский марш, Танец жриц), сольные же только намечены. В дальнейшем композитор уже больше не обращался к опере, несмотря на многократные просьбы и предложения друзей. В этом, сказались не только индивидуальные склонности, но и общие тенденции эпохи.
Детские романсы написаны просто и задушевно, в духе русских бытовых романсов XIX века. Текстами для них служила поэзия Лермонтова, Гейне и, главным образом, Пушкина, который всю жизнь оставался любимым и близким ему по духу поэтом.
Однако не опера и не романсы влекли к себе будущего композитора. Почти с колыбели он сроднился со звуками фортепьяно, скрипки, виолончели, и инструментальная музыка впоследствии заняла центральное место в его творческой жизни. Среди ранних сочинений Глазунова имеются пьесы для оркестра, ансамблей и отдельных инструментов. Много работал он над сонатами. Различные наброски пьес без заглавий, лишь с указанием темпа, характера музыки (Allegro, Allegro moderato, Andante, Andante sostenuto, Adagio, Scherzo), очевидно, задумывались как отдельные части циклических произведений— симфоний, сонат. Не меньшее место среди инструментальных пьес занимали произведения, связанные и с бытующими музыкальными жанрами. Один за другим возникали вальсы и марши, романсы без слов и песни, колыбельные, пасторали и шествия, мазурки, сарабанды, ноктюрны и скерцо. Стремясь к более крупным формам, композитор объединял иногда небольшие пьесы в сюиты, в циклы музыкально-характеристических картин.
Много внимания уделял он также обработкам народных песен различных национальностей, делая на них такие пометки: «песни славян», «солдатская», «очень старинная (мелодия и слова)», «Темир-хан-Шура», «восточная песня», «записано в ущелье реки Теберды»,
«венгерская тема», «польские мелодии», «песня раввина», «романс восточный» и т. п.* Главное место в обработках занимают русские песни, записанные по слуху и заимствованные из различных сборников. Есть среди них протяжные, хороводные, свадебные, бурлацкие и др.:5:г) Любовь композитора к проявлениям народного творчества сохранилась на протяжении всей его жизни.
В детских сочинениях Глазунова вырабатывались приемы будущего письма композитора. В его мелодике постепенно переплавлялись различные интонационные истоки, идущие от русской народной песеиности к музыке Глинки, Бородина, отчасти Балакирева и Римского-Корсакова, западной классической музыки. В гармонии сочетались различные тенденции: строгие классические тонико-доминаитовые соотношения, красочная романтическая гармония и своеобразная народно-ладовая структура, порожденная народно-песенной мелодикой. Широко осваивал он и полифонию. Используя различные приемы, варьируя темы, он контрапунктически сопоставлял отдельные попевки, давал их в зеркальном обращении, оплетал подголосками. Упорно постигая законы строгой классической полифонии, юный композитор самостоятельно и кропотливо работал над каноном, контрапунктом, фугой.
Интерес к оркестру проснулся у Глазунова рано. Инициатива в обращении с инструментами далеко обгоняла его знания. Так, например, на записи партии контрабаса (по фактическому звучанию, а не по общепринятому обозначению октавой выше) он вскоре сделал надпись: «Я ошибся, теперь я узнал». Впервые близко соприкоснуться с оркестром Глазунову довелось в Киссингене, где семья проводила лето 1879 года. Его излюбленным времяпрепровождением было посещение репетиций концертов курортного оркестра. Музыканты с интересом наблюдали за любознательным мальчиком, быстро усваивавшим особенности устройства и звучания инструментов.

Стремительный процесс музыкального развития, не по-детски серьезная профессиональная работа Глазунова очень скоро дали свои плоды. В 16—17 лет, как-то неожиданно для окружающих, юноша предстал автором нескольких крупных произведений (симфонии, квартета, двух увертюр, серенад, сюиты, романсов). Прошло детство, и начиналась новая жизнь, наполненная интересными встречами, беседами, дружбой с видными художниками. Глазунов вошел в славную когорту русских композиторов и занял место рядом со своими учителями— членами Могучей кучки. В его своеобразной манере письма они уловили могучую силу юного таланта, сочетавшего лучшие традиции и характерные черты русской музыки.