С.Хентова - Мелодии великого времени

Марсельеза



Рассказ о создании песни Марсельеза (La Marseillaise)

 

 


1 2 3 4 5 6


 

Наконец, прибыло коротенькое письмо-приказ: «.Отправьте в Париж батальон мужчин, готовых умереть!».
Далекий Париж! Марсельцы жаждали войти туда для славы революции.
На прощальном банкете Франсуа попросил слова.
Все ждали, что скажет этот пылкий студент. А он вместо речи запел песню, марсельцам неизвестную, но мотив ее запоминался сразу. Добровольцы потребовали, чтобы Мирер повторил песню.
На следующий день ее слова напечатали и вывесили как призывный плакат на стенах марсельских домов:

Вперед, сыны отчизны милой!
Мгновенье славы настает.
К нам тирания черной силой
С кровавым знаменем идет.
Вы слышите, уже в равнинах
Солдаты злобные ревут.
Они и к нам, и к нам придут,
Чтоб задушить детей невинных.
К оружью, граждане!
 Равняй военный строй!
Вперед, вперед, чтоб вражья кровь была в земле сырой!

Спустя десять дней батальон — пятьсот солдат революции— ушел из Марселя с пением полюбившейся песни.
Названия у нее не было, вернее, марсельцы не знали, что она называлась первоначально Боевой песней Рейнской армии. Имя автора — Руже де Лиля— тоже оставалось неизвестным, что, впрочем, никого не удивляло: на юге, где петь любили, бытовало немало песен, созданных безымянными авторами, не претендовавшими на славу.

Двадцать восемь дней продолжался пеший марш от Марселя до Парижа. Двадцать восемь дней звучала песня, начинавшаяся словами: «Вперед, сыны отчизны милой!».
Под ее маршевый ритм было легко шагать. Ее мелодия, как бы вздымавшаяся ввысь от начального звука, была полна призывной силы. Красивая своей необычайной простотой, с повторами, облегчавшими запоминание, с переходами тональностей, освежавшими ее развитие, она, казалось, вливала мужество и веру, не оставляя места сомнениям и усталости.
Жорж Дантон, трибун революции, встретил колонну в предместье Парижа и возглавил ее шествие к центру города.
Парижане собрались на улицах, приветствуя марсельцев.
Что за чудесную песню они пели, эти марсельцы! Мотив ее и в Париже распространился, запомнился мгновенно!

Боевую силу песни марсельцы испытали впервые 10 августа 1792 года, при штурме королевского дворца Тюильри. В какой-то момент осаждавшие дрогнули. Но неожиданно зазвучала песня марсельцев— они шли на помощь со своей любимой мелодией, бросились на штурм и победили.
10 августа произошло, таким образом, боевое крещение песни.
На следующий день у парижских типографий была срочная работа: сто тысяч экземпляров песни отпечатали и раздали парижанам. У песни появилось название: «Марсельеза», то есть песня марсельцев.
Гретри писал де Лилю о том, что его песня поется «во всех концах Парижа: мелодия очень хорошо усвоена всеми благодаря тому, что ее слышат каждый день в исполнении хороших певцов».
Революционная Франция шла в бой, вооруженная «Марсельезой».
10 сентября 1792 года Дантон говорил: «.Отечество будет спасено. Вся Франция пришла в движение. Все рвутся в бой. Часть народа пойдет на фронт, другие будут рыть окопы, третьи— защищать наши города. Париж окажет содействие этим великим усилиям. Набат, который зазвучит, будет не сигналом бедствия, а призывом к атаке. Чтобы победить. нам нужна смелость, еще раз смелость, всегда смелость,— и Франция будет спасена!»

Революционные войска были не обучены, не обмундированы, имели мало опытных офицеров. Песня организовывала, дисциплинировала, воодушевляла. Казалось, в ее звуках была магнетическая сила, обеспечивавшая победу. Командующие требовали: «Пришлите тысячу человек подкрепления или тысячу экземпляров „Марсельезы"». Генералы считали, что с «Марсельезой» можно разбить противника, превосходящего по силе вчетверо, и рапортовали о заслугах песни, словно это был живой человек: «В нашей победе — заслуга , „Марсельезы"!»
Сохранилась картина неизвестного французского художника, изображающая битву революционных войск при Вальми под командованием генерала Франсуа Келлермана. Генерал на белом коне во главе наступающих. Сабля поднята над головой. На сабле — треуголка. Бежит в панике враг, настигаемый солдатами, поющими «Марсельезу».

Великий немецкий поэт Гёте наблюдал еще один эпизод — торжественный и печальный, когда эта песня даже побежденным придала величие победителей.
В Майнце французские войска капитулировали, выговорив право уйти из города с оружием и знаменами. Гёте, находившийся тогда в Майнце, описал, как выходила с пением «Марсельезы» колонна марсельцев. Всадники выезжали на лошадях совсем медленно, и в такт, тоже очень медленно, звучала «Марсельеза». «Это было захватывающе и страшно, это было суровое зрелище». Видно, там сложился один из ярких вариантов песни — торжественно-траурный, А тогда уже было много вариантов. Добавлялись стихотворные строфы. Совершенствовался мотив. Интонации принимали черты, связанные с песенностью различных областей Франции. И не только Франции. Возникали чешская, венгерская, сербская «Марсельезы».
14 июля 1795 года, в праздник шестилетия штурма уничтоженной народом тюрьмы Бастилии, после исполнения «Марсельезы» депутат Конвента Жан Дельри встал и заявил:
«.Я предлагаю, чтобы навеки славный гимн марсельцев был целиком внесен в сегодняшний протокол и чтобы военный комитет отдал приказ об исполнении этого гимна национальной гвардией. Я предлагаю, чтобы имя автора гимна марсельцев, Руже де Лиля, было с почетом вписано в протокол». Заслуги автора отметили пожалованием ему двух конфискованных у врагов революции скрипок.
Казалось, что теперь-то «Марсельезе» уготована длительная счастливая жизнь. Но в действительности уже в ближайшие десятилетия реакционеры всех стран, видя великую силу песни, стали беспощадно бороться с ней с помощью террора, национализма, шовинизма. Песню пытались сжечь. А она жила.
Родители потихоньку напевали мотив и записывали слова для детей, чтобы песня не умерла в последующих поколениях.

Революционеры, шедшие на казнь, запекшимися губами пели «Марсельезу».
Наметилось в истории песни нечто от судьбы непримиримого живого существа: тиранам она не служила, сытости завоевателей не принимала.
Наполеон пытался предать ее забвению.
Песня ему никогда не нравилась. Он лишь терпел ее до поры до времени, как ловкий политик: отказаться от «Марсельезы», не завоевав всей полноты власти, значило слишком рано обнаружить свои истинные планы. В 1798 году песня еще звучала в Египте, в наполеоновском войске, на салюте у пирамиды Хеопса. Незабываемое впечатление: «Марсельеза» среди песков и караваны, слушающие ее в торжественном молчании.

 

Ноты Марсельезы
Одно из первых изданий «Марсельезы»

В московском походе Наполеона в 1812 году песни уже не было. Завоеватель был уверен, что она ему больше не нужна и даже опасна.
Потерпев в России сокрушительный разгром, Наполеон вскоре потерял власть и был сослан на остров Эльбу, но бежал оттуда, вновь собрал армию.
Он понимал, насколько серьезно положение, сколь сильным будет сопротивление стран, объединившихся для беспощадной с ним борьбы. И, понимая, призвал на помощь. «Марсельезу»: песня-«талисман» должна была вдохновить солдат.
Тщетно. Тирану песня не помогла.
После поражения Наполеона французский король Людовик XVIII, возвратившись в Париж, первым делом решил заставить народ забыть «Марсельезу». Король был полон страха: возрождение «Марсельезы» казалось возрождением революции.
Но парижане все-таки пели «Марсельезу».

Когда тяжелый зной накаливал громады
Мостов и площадей пустых
И завывал набат, и грохот канонады
В парижском воздухе не стих,
Когда по городу, как штормовое море,
Людская поднялась гряда
И, красноречию мортир угрюмых вторя,
Шла «Марсельеза». —

так писал французский поэт Огюст Барбье в период революции 1830 года. Стихи воспевали героев баррикад, боровшихся за свободу с великой песней на устах.
«Я никогда не забуду лицо Парижа в эти знаменитые дни, — писал участник революции 1830 года, выдающийся композитор Гектор Берлиоз, — неистовую храбрость мальчишек, энтузиазм мужчин и. особую гордость рабочих.
А музыка, песни, а охрипшие голоса, от которых звенели улицы, их надо было слышать, чтобы иметь о них представление!»

Одним из исполнений «Марсельезы» на улицах Парижа в импровизированном концерте руководил сам Берлиоз, рассказавший об этом в своих мемуарах.
«Марсельеза» рождает свободолюбивые стихи великого немецкого поэта Генриха Гейне, зажигая в нем, как он говорил, «огненные звезды вдохновения»: в 1830 году Гейне, горячо переживавший революционные события в Париже, в нетерпении набрасывая пламенные стихотворные строки, вдруг слышит музыку: «Безмерная радость охватывает меня! В то время, как я сижу и пишу, под окном моим звучит музыка, и в элегическом гневе протяжной мелодии я узнаю. марсельский гимн. Что за песня! Она пронизывает меня пламенем и радостью, зажигает во мне огненные звезды вдохновения. Звонко-пламенные потоки пусть льются дерзновенными каскадами с высот ликующей свободы.»
Королевская власть, видя всенародную популярность, могущество «Марсельезы», изменила тактику борьбы с ней. «Марсельезу» пытались приручить, поставить себе на службу, сделать ее чуть ли не монархическим гимном. Когда это не удалось, предпринимаются попытки найти ей замену, привить народу другую песню. Но какую?

Не было нового Руже де Лиля. Не было повода для вдохновения. Никто из музыкантов, составляющих славу Франции, не брался за решение неблагодарной задачи.
Было приказано искать песню в старых сборниках, ворошить фольклорные источники. Из архивов, наконец, извлекли одну старую песню. В ней была определенная мелодическая прелесть. Придворная капелла разучила замену «Марсельезы». Французов заставили петь песню-соперницу. Но разве способна она была горячить кровь, как «Марсельеза»?
Песня-замена провалилась, не выдержав никакого сравнения с мелодией, которую уже считали народной. В 1840 году в предисловии к изданию «Марсельезы» во Франции писали: «Истинный автор „Марсельезы" —это народ, весь народ, с его отвращением к рабству. с его верой в свободу, отечество, со всеми его страхами и надеждами, с его беспредельным энтузиазмом и вечной поэзией. Человек в этом случае— только зеркало, он сосредоточил в своем сердце и уме лучи священного огня, исходящие от всех умов и сердец.»

 

И когда наступил действительно драматический момент, когда на карту было поставлено будущее Франции— 19 июля 1870 года, в день объявления Францией войны Пруссии, был отдан приказ войскам играть «Марсельезу», но с несколько измененным рефреном: «Маршируем, маршируем на берега Рейна, чтобы разбить пруссаков».
Карл Маркс тогда отметил значение этого лицемерного шага монархистов. Маркс писал Энгельсу, что пение «Марсельезы» во Франции — пародия.
В героические дни Парижской Коммуны рабочие взяли власть в столице Франции. И «Марсельеза», как и прежде, пришла на помощь революции.
Этого ей реакционеры никогда не могли простить.
Спустя несколько лет возникла очередная полемика по поводу «Марсельезы». Монархисты вопили, что нельзя признавать песню, которая посылала людей на гильотину: они имели в виду аристократию, пострадавшую во время революции. В Национальном собрании, заседавшем в Париже, вновь и вновь возникал вопрос о судьбе песни. Ведь юридически декрет от 14 июля 1795 года, объявлявший ее национальной песней, никем не отменялся. Но, вместе с тем, «Марсельеза» запрещалась фактически и неоднократно, умирала и возрождалась, словно феникс из пепла, и, собственно, никто, кроме самой истории, не был над ней властен. К тому времени она вошла уже и в классическую музыку: мотив «Марсельезы» использовали Роберт Шуман — в романсе «Два гренадера», «Венском карнавале» и увертюре «Герман и Доротея», Рихард Вагнер — в романсе «Два гренадера», Петр Ильич Чайковский — в Торжественной увертюре «1812 год».

В конце концов дебаты на этот раз завершились официальным письмом, повторявшим девяностолетней давности распоряжение отпечатать и распространить в Париже сто тысяч экземпляров песни марсельцев.
В 1879 году «Марсельеза» была объявлена официальным гимном Французской Республики. Возникала, правда, некоторая трудность:  как быть с королями, отныне обязанными во время международных церемоний чтить официальный гимн? Историки песни рассказывают об одном находчивом монархе, разрешившем проблему. На вопрос, как можно требовать, от короля, чтобы он снимал шляпу перед| этой песней, король ответил: «Каждый король должен радоваться, что „Марсельеза" снимает у него только шляпу, а не голову».

1 2 3 4 5 6