МОЛОДЕЖЬ СПОРИТ

 

 

В большинстве писем радиослушателей говорится о том, как важно понять и почувствовать, что «художественное начало» пронизывает всю нашу жизнь и что само искусство — это тоже часть жизни, поэтому-то и надо стремиться к тому, чтобы оно стало достоянием всех людей.
Вот, например, товарищ А. Рулев, юноша, работающий фармацевтом в Тамбовской области, так написал об этом: «Коммунистическому обществу нужны не технически совершенные люди-автоматы, а люди высокой гуманности и внутренней красоты. Человек, не понимающий искусства, не может быть совершенным, настоящим человеком. Не пора ли ввести преподавание искусства в программу общеобразовательных школ, поставив его наравне с литературой?»

А вот послушайте, как серьезно и хорошо задумывается над этими же вопросами товарищ О. Г. Росляков из села Богородское Хабаровского края. «Если я не различаю прекрасное в произведении искусства, — пишет он, — значит, в чем-то я плохо понимаю саму жизнь, значит, и в ней я могу упустить по-настоящему красивое, а это должно меня тревожить».

Той же теме посвящено взволнованное письмо Маргариты Кокоуровой — секретаря комитета комсомола одного из институтов. Она хорошо пишет, что весь строй человеческой души, характер отношений между людьми — чуткость или черствость, отзывчивость или грубость, хорошие жизненные стремления или отсутствие настоящих интересов — все это зависит не от того, сколько классов школы или курсов института окончил человек, а от чего-то совершенно другого. И она приходит к мысли, что это «другое» — в значительной мере и есть способность человека отличить прекрасное от уродливого и в труде, и в чувствах, и в отношениях между людьми.
О том, что понимание искусства, в частности музыки, помогает «лучше понимать саму жизнь», пишут многие радиослушатели. Например, товарищ Забродский, учитель из Запорожья, справедливо говорит: «Если наша молодежь не будет испытывать, ощущать самого замечательного человеческого чувства — чувства прекрасного, то и этика ее будет неполноценной». Очень верно в этих словах подчеркивается глубокая внутренняя связь эстетики и этики, способность искусства воздействовать на мораль, на этику человека. Не знаю, можно ли сказать об этом лучше, чем сказал Пушкин:

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал.

И как не вспомнить здесь слова Чернышевского: «Прекрасное по своему содержанию тождественно с добрым».
Я хочу перейти к вопросу, которому также посвящены многие полученные письма. Это вопрос о молодежи, ее эстетических вкусах, воззрениях и требованиях. Читая эти письма, я словно присутствовал при интереснейшем споре наших молодых людей на эстетические темы. Участники этого спора очень различны. Одни выступают скромно, сдержанно признаются в том, что не до конца еще разобрались в волнующих их вопросах, и надеются, что спор этот поможет им. Другие имеют уже вполне сложившиеся, твердые воззрения и, понимая всю важность спора, готовы принять в нем самое активное и серьезное участие. Третьи горячатся, негодуют, считают себя непогрешимыми и искренне убеждены в том, что выступают от лица всей советской молодежи. Есть еще и четвертые — их сейчас, как и всегда, впрочем, оказалось ничтожно мало, — трое или четверо. Они вступают в спор своеобразно: это, как правило, анонимы — они не называют своих имен, не говорят, какова их профессия, кто они, не пишут своих адресов. Для их писем характерны развязность, даже грубость и большие изъяны по части грамотности. По своему отношению к музыке они почти все причесаны под одну, гребенку: серьезной музыки, равно как и народного искусства, для них не существует. Их идеал — поймать на коротких волнах зарубежную джазовую музыку, какого-нибудь очередного «короля рок-н-ролла», записать ее на магнитную пленку и «слушать сколько влезет», как написал мпе недавно один такой корреспондент, убежденный, кстати, что выступает он чуть ли не от имени всего народа, и в подтверждение такой «всенародности» своего мнения ссылается на то, что его «приятель Боб» придерживается точно такого же мнения.
Должен сказать, что такие письма вопреки желанию их авторов свидетельствуют прежде всего о том, что дурной эстетический вкус (не всегда, конечно, но очень часто) связан в один клубок с малограмотностью, мало-культурностью и даже грубостью.

Но, конечно, отмахиваться от того, что дурные или просто неразвитые вкусы все еще встречаются в среде нашей молодежи, даже очень хорошей молодежи, нельзя. И основная причина существования таких вкусов — это вновь и вновь приходится повторять — все еще не налаженная в общеобразовательной школе работа по эстетическому воспитанию детей.
И все же воспитание воспитанием (это, конечно, главное и самое важное), но сознательное отношение к своему духовному миру, сознательное стремление к своему культурному развитию, иначе говоря, самовоспитание — вот о чем не следует также забывать нашей молодежи. Поэтому любой спор на эти темы интересен и может принести пользу, если, конечно, ведется он серьезно, принципиально и взаимоуважительно.
Вот письмо учащегося Владимира Титова из города Электроугли. Он пишет, что все ребята в возрасте от 17 до 20 лет (так ведь и пишет: заметьте — «все») «не любят симфоническую музыку». С его точки зрения, симфоническая музыка — «это старо», и он рекомендует брать-«мелодии и ритм джаза и исполнять как симфонию». Он приводит два примера музыки, которая ему нравится: музыка рок-н-ролла (именно музыка — танец он не одобряет) и музыка к кинофильму «Серенада солнечной долины», за которую он, по его словам, «отдал бы всех этих «тяжеломузыкальных» композиторов», то есть авторов всей классической и современной «не легкой» музыки, а заодно, видимо, и музыки народной (он прямо так и пишет: «Народные напевы — это еще хуже».).

Ну, о музыке рок-н-ролла я скажу несколько позже, а что касается музыки к «Серенаде солнечной долины» — что ж, это, по-моему, хорошая джазовая музыка. Мне, во всяком случае, она тоже нравится. Но только зачем же отдавать за нее все гениальные творения лучших музыкантов всех времен и народов? Что это, художественный образ? Но что же за таким образом кроется? Скорее всего, я думаю, просто чрезвычайная односторонность, узость эстетических вкусов и потребностей. Владимир Титов так пишет: «Я человек молодой. Люблю легкую эстрадную музыку и не переношу симфоническую. А товарищ Кабалевский человек немолодой, поэтому он, как и другие лица его возраста, чувствует некоторый уклон, что ли, к покою. Отсюда и любовь к серьезной музыке. Когда мне будет столько же лет, сколько Вам сейчас, — пишет оп мне, — тогда я, быть может, соглашусь с Вами, а сейчас — нет!»
Если б Вы только знали, дорогой Владимир, как глубоко ошибаетесь Вы буквально в каждом своем слове! И откуда Вы взяли такую наивную точку зрения, что серьезную музыку можно полюбить только в пожилом возрасте, а обязательным свойством молодежи является ограниченность, однобокость вкусов, позволяющая ей будто бы любить и увлекаться только легкой эстрадной музыкой?
Зайдите в любой концертный зал нашей страны от Хабаровска и Владивостока до Ленинграда и Таллина, и Вы увидите, что каждый вечер эти залы, где играется серьезная (да, серьезная — симфоническая и камерная) музыка, заполняют прежде всего девушки и юноши — учащаяся и рабочая молодежь. А ведь это не единицы, и не сотни, и даже не тысячи, а сотни тысяч людей. А кто заполняет классы и залы множества непрерывно растущих по всей стране школ и университетов искусства и культуры, где читаются лекций, проводятся беседы и концерты все той же так не любимой Вами серьезной музыки? Да те же юноши и девушки, та же советская молодежь. И это опять сотни тысяч людей. Ну а кто в первую очередь является слушателем бесконечного количества таких же лекций и концертов во множестве клубов, Домов и Дворцов культуры? Да все та же молодежь, которая не хочет выбрасывать за борт своей жизни симфонии Бетховена, Чайковского и Прокофьева только потому, что любит развлечься, попеть и послушать легкую эстрадную песню или потанцевать под увлекательные ритмы хорошего эстрадного или джаз-оркестра.
Не правы Вы, Владимир! Ведь характернейшей чертой молодежи всегда были и сегодня особенно являются жажда познания, стремление охватить своей мыслью и своим чувством весь мир, все, что человеком было сделано, все, что им делается сейчас, и даже угадать то, что им будет сделано в будущем. Вот почему настоящий молодой человек находит время и для того, чтобы учиться, и для того, чтобы работать; и па лирику и на лекцию о завоевании космоса; и на то, чтобы посмотреть выставку картин, и на то, чтобы потанцевать; он находит время и на то, чтобы прочитать новую книгу, и на то, чтобы послушать в концерте новую симфонию, а в театре посмотреть новый спектакль; он любит и лирическую и шутливую песню, но способен на любое серьезное дело, на любой подвиг. Вот каков настоящий советский молодой человек.
А где же Ваша молодость? Где Ваш интерес к новому, неизведанному? Неужели в Вас никогда не просыпается желание сделать богатства, созданные и накопленные человечеством, своим богатством? Неужели Вас никогда не пугает перспектива прожить всю жизнь, так и не прикоснувшись к миру большого искусства, того самого, о котором (Вы, вероятно, помните это) говорил еще Владимир' Ильич Ленин: «Наши рабочие и крестьяне заслуживают чего-то большего, чем зрелищ. Они получили право на настоящее, великое искусство!»

Я хорошо могу представить себе те причины, которые помешали Вам в свое время, с детских лет, почувствовать интерес, а потом и любовь к великим творениям лучших композиторов, в том числе и к симфонической музыке. И, поймите меня, сейчас я не обвиняю Вас ни в чем, кроме одного: я готов обвинять Вас в инертности, в нежелании выйти за пределы облюбованного Вами, привычного, спокойного, но, право же, очень узкого музыкального мирка.
Поверьте мне, Владимир. Я никогда не придерживался узких, односторонних взглядов на музыку. Худо ли, хорошо ли, но все-таки сочинял я не только симфонии и концерты, оперы ж сонаты — писал я музыку к кинокомедии «Антон Иванович сердится», и оперетту «Весна поет», и много легких, веселых песен вроде «Серенады Дон-Кихота» или «Восточной сказки — мельник, мальчик и осел», и музыку для джаза. Поверьте мне, что в серьезной музыке Вы найдете столько нового и увлекательного, она даст Вам столько радости и жизненных сил! И, конечно же, любовь к серьезной музыке никогда не помешает Вам продолжать любить и легкую музыку. Вы начнете только требовательнее относиться и к легкой музыке и лучше отличать в ней хорошее от плохого.

Но что же я все время сам с Вами спорю? Пусть теперь поспорит с Вами Ваш сверстник, тоже студент, — Борис Костров из Мичуринска. Вот что он пишет: «Я уже несколько лет нахожусь в студенческой среде, до этого был в армии и, кажется, немножко понимаю настроения нашей молодежи. Поклонники буги-вуги — не наше поколение. Это болезнь возраста, которая пройдет, для пас эти попугаи не типичны, и подавляющее большинство это понимает. И это же подавляющее большинство стремится, пожалуй, больше всего к культуре, и вот эту культуру ей и надо давать, поставив в один ряд и серьезную и легкую музыку».
Борис признается, что легкую музыку он любит больше серьезной, но тут же добавляет, что это не мешает ему с удовольствием слушать «Пиковую даму», «Евгения Онегина» и фортепьянный концерт с оркестром Чайковского, любит' его же «Орлеанскую деву», «Алеко» Рахманинова и другие, в том числе симфонические, произведения композиторов-классиков и современных советских композиторов.
Я думаю только, что, говоря о своей любви больше к легкой музыке, чем к серьезной, Борис просто ошибочно относит, например, к. легкой музыке все песенное творчество, которое, кстати, больше всего и любит, Я думаю, что это неверно. Как в народной песне наряду с шуточными «баловными» частушками и плясовыми напевами были песни и лирические, и драматические, а позже появились и песни боевые — революционные, так и в нашей советской музыке существуют очень разные песни. Возьмите, к примеру, замечательную песню Анатолия Новикова «Гимн демократической молодежи», ставший песней солидарности молодежи всего мира, — что же, разве это легкая музыка?
Я совершенно согласен с Борисом, когда он пишет: «Наша песня воспитывает человека ничуть не хуже оперы и симфонии. Возьмите лирическую песню: она учит нас, воспитывает в духе бережного отношения к матери, к семье, к любимому человеку! Разве не она преподносит нам в лирической, светлой, понятной форме понятия дружбы, товарищества, любви?» Все это верно, абсолютно верно, и именно поэтому я не могу отнести все песенное творчество к легкой музыке.

Тут все дело в том, что же называть легкой музыкой. Конечно, иногда эти две области музыки очень сближаются, и порой бывает нелегко установить между ними точную грань. Но я все же склонен к легкой музыке относить музыку, в которой даже серьезные темы выражены в легкой, преимущественно развлекательной форме, с улыбкой и шуткой. Такова танцевальная музыка, таковы многие эстрадные песни, такова оперетта. Кстати, отвечая на вопросы некоторых радиослушателей, добавлю, что джазовую музыку целиком тоже нельзя отнести к легкой музыке, хотя к легкой музыке относится большая ее часть, написанная в форме музыки танцевальной и эстрадно-развлекательной. Но многими композиторами XX века делались и делаются попытки раздвинуть рамки джаза и сочинять для джаз-оркестра серьезную музыку, вплоть до джаз-симфонии. Иногда эти попытки приводили к интересным результатам. Пока же все-таки джаз — это часть современной легкой музыки, и, если вас интересует мое личное отношение к джазу, скажу, что не склонен до самозабвения упиваться джазом, как это делают некоторые «джазоманы» зарубежного и отечественного происхождения, для которых самый уродливый рок-н-ролл — чуть ли не вершина музыкального искусства, но хорошую джазовую музыку слушаю с удовольствием. А когда мне задают вопрос: «Вы ответьте точно — что такое хороший джаз и что такое джаз плохой?» — я могу ответить лишь одно: про симфонию я так же скажу — люблю хорошие симфонии и не люблю симфонии плохие. А что такое в искусстве хорошее и плохое, нам помогает понять развитой эстетический вкус, накопленные знания и опыт. Как и в литературе: если человек мало читал, и только всякую чепуху — он не отличит хорошей книги от плохой, а если читал много и внимательно — обязательно отличит!

Спор, который возникает между точками зрения Владимира Титова и Бориса Кострова, — спор очень поучительный, и, я надеюсь, он заинтересует молодежь. Впрочем, почему только молодежь? Я думаю, что вопросы эти одинаково волнуют и совсем юного школьника, и умудренного долгим жизненным опытом старого учителя. Я убежден в том, что если Борис Костров согласится с моим определением, что такое легкая музыка, то он должен будет сказать, что, любя и легкую и серьезную музыку, он все же не.отдает исключительного предпочтения музыке легкой. И я думаю, что такое отношение к искусству вообще, к музыке в частности, свойственно всей передовой части нашей советской молодежи, то есть большинству ее. Правда, обстоятельства жизни не позволили еще всем, кто стремится к этому, достаточно близко соприкоснуться с миром большого искусства и достаточно глубоко проникнуть в него, но главное в том, что на каждом шагу мы видим, как стремление это охватывает все большие и большие круги нашей молодежи.
Стремление к культуре, к большому искусству — это одна из характернейших примет нашего времени, одно из типичнейших свойств передовой советской молодежи.