Ц.Кюи - Избранные статьи

ПЕРВЫЙ РУССКИЙ СИМФОНИЧЕСКИЙ КОНЦЕРТ
(Глазунов. Чайковский. Танеев. Ф. Блюменфельд)

Программа первого Русского симфонического концерта представляла исключительный интерес. В нем были исполнены в первый раз шестая симфония c-mall Глазунова и «Анданте и финал» для фортепиано с оркестром из посмертных произведений Чайковского (соч. 79, написан в 1893 г., инструментован Танеевым).

Первая часть симфонии Глазунова состоит из вступления и Allegro. Первое основано на красивой, широко и разнообразно развитой фразе, которая служит первой темой Allegro,—
общеизвестный, но всегда прекрасный, рациональный прием. Вся эта часть проникнута чем-то скорбным, траурным, в ней заметны борьба, отчаяние, чувствуется трагизм, и лишь изредка среди этого мрака мелькает мягкая, лирическая, примирительная вторая тема. Местами чувствуется влияние Вагнера в приемах письма, секвенциях, гармонизации, модуляциях. Часть эта производит сильное впечатление и принадлежит к сильным по чувству и по выражению страницам Глазунова.

Вторая часть состоит из темы и семи вариаций. Тема — ясная, приятная, с некоторыми поворотами в русском народном духе, прекрасно поддающаяся вариационной обработке. 1-я вариация остроумно основана на хроматическом движении разных инструментов оркестра. Она эффектно переходит во 2-ю вариацию, симпатичную, минорную, с измененным ритмом. 3-я — скерцино, не лишена пикантности. 4-я — фугато, таинственного, мистического характера, соединяется с 5-й — ноктюрном замечательной красоты, певучести и даже поэзии. Последние две вариации, 6-я — шутливо-задорная и 7-я — полурелигиозного характера, как бы изображающая вместе с тем народное движение, менее замечательны. Жаль, что Глазунов не придал последней вариации развитие вариационного финала. Без него конец второй части симфонии как бы урезан, скомкан, не договорен. Третья часть, интермеццо, отличается ясной, определенной темой в полународном, полустаринном колорите. Трио его несколько смутное. Финал симфонии тоже со вступлением. Он интересен по своим оригинальным ритмам. Автор ими играет с мастерством Шумана. Характер его — торжественный, в нем есть огонь, горячность, сила, он оканчивается удачными сочетаниями и скрещиваниями различных тем, но все же не производит такого впечатления, как первая часть симфонии, которую следует считать лучшей. Инструментовка Глазунова звучна, колоритна, интересна, но все еще слишком грузна, тромбоны слишком много работают. Ро всяком случае, можно только приветствовать автора с новым крупным и весьма талантливым произведением.
Andante Чайковского начинает оркестр и излагает основные темы, затем, на педали, фортепиано, после ряда красивых, органного характера аккордов, превращается в аккомпанирующий инструмент, а тему исполняют по очереди виолончель-соло, потом со скрипкой-соло, потом кларнет. Это приводит к фортепианной каденце, после которой, наконец, во второй половине фортепиано вступает до некоторой степени в свои права. Если я несколько остановился на внешней форме этого произведения, то для того, чтобы указать, что оно прелестно, тонко и с большим вкусом инструментовано Танеевым й что в нем фортепиано играет второстепенную роль. В фи и а л е ему поручено несколько бравурных пассажей, очень много, быть может, даже слишком много гамм, но все же роль его лишена самостоятельности. Она даже менее самостоятельна, чем в фортепианном концерте Римского-Корсакова. Что же касается музыки, то первая часть безусловно прелестна. В ней Чайковский ничего нового не сказал, но то, что он говорит, так красиво, приятно, мелодично. Особенно приятное впечатление произвело это Andante своими ясными, определенными мелодическими контурами после симфонии Глазунова и «Орестейи» Танеева, написанных совершенно в другом стиле. Во второй части (финал) есть молодечество, немного a la russe, есть задор, несколько суетливый, стремление к блеску и эффекту, но в чисто музыкальном отношении эта часть много уступает Andante и не выходит из отлично технически сделанных общих мест Чайковского, бойкого характера.
Кроме этих двух произведений, исполненных в первый раз, в состав программы вошли еще: «Увертюра» к трилогии Эсхила «Орестейя» Танеева, не исполняемая в Мариинском театре, и «Мазурка» для оркестра Ф. Блюменфельда.
Увертюра к «Орестейе» программная. Она начинается изображением ряда страшных преступлений в семействе Атридов и кончается «торжеством светлого начала над хаосом насилия и мести». Это произведение колоритное и сильное по настроению. Мрачно, сурово и безнадежно звучит его первая половина. Дико раздаются тарелки, резкие трели духовых, возгласы тромбонов, роковые закрытые звуки рогов, и на этом фоне то быстро мелькают и сменяются, то назойливо повторяются, как неутешный сердечный вопль, типические, характерные фразы. После развала этой неудержимой бури страстей наступает пауза, после которой мы слышим примирительную, спокойную, красивую, не без античного колорита музыку (гаммы арфы и духовых), прекрасно заканчивающую увертюру. В целом это произведение великолепного музыканта, серьезно задуманное и превосходно выполненное.
«Мазурка» Ф. Блюменфельда мила. Темы ее удачны, она хорошо построена, удачно инструментована. Но главное ее достоинство заключается в народном колорите, который проявляется и в тематическом изобретении, и в гармонических поворотах, и в народных ладах, в которых написаны некоторые ее эпизоды.

Симфония Глазунова и «Орестейя» были исполнены^ под управлением автора симфонии, «Анданте и финал» Чайковского и «Мазурка» Блюменфельда — под управлением автора последней. Фортепианную партию в произведении Чайковского исполнял Танеев. Все было исполнено ясно, понятно и чисто, но нигде и ни в чем исполнение, бедное оттенками,
Не выдвинуло вперед исполняемого, не осветило его эффектно, не содействовало своей рельефностью его успеху.
Несмотря на это, всё и все имели значительный успех. Танеев сыграл на bis две пьесы Аренского. Первая из них — милый и не лишенный оригинальности «Ноктюрн». Только напрасно в нем автор повторяет четыре раза первое колено. Этого нетрудно избегнуть, если после трио прямо перейти ко второму колену. Вторая — «Basso ostinato» — интересная пьеса, ловко построенная на басовой фразе, не изменяющейся от начала и до самого конца.

ВТОРОЙ РУССКИЙ СИМФОНИЧЕСКИЙ КОНЦЕРТ
(А. Бородин)

Второй Русский симфонический концерт совпал с десятилетней годовщиной смерти Бородина (15 февраля 1887 г.) и весь был посвящен его произведениям.
Многих композиторов можно упрекать в том, что они слишком много писали, что они не сосредоточили всех сил своего таланта на немногочисленных, но капитальных произведениях, что они его расходовали по мелочам, что у них безупречных творений, великих мыслей мало, что их приходится отыскивать среди незначащей, банальной звуковой болтовни.
Некоторых же русских композиторов — Глинку, Даргомыжского, Балакирева, Бородина, Лядова — можно, напротив того, упрекнуть в том, что они слишком мало писали.
Действительно, Бородин написал очень мало. Причиной тому была и другая его специальность — химия, которую он любил, серьезно над ней работал, которая доставляла ему средства к жизни и позволяла заниматься музыкой совершенно свободно [.].

Бородин написал мало, но почти все, им написанное, имеет значение в искусстве. Содержательность и яркость — вот две главные черты творчества Бородина. Во всех его произведениях имеется настоящая музыка, нет бессодержательной риторики, нет многословия, всюду определенно и кратко выраженная мысль приковывает внимание слушателя. В своем «Игоре» он как бы отстранил вопрос об оперных формах или, пожалуй, решил его по-своему: вложил как можно больше музыки в прежние условные формы, заботясь лишь о том, чтобы они не особенно противоречили сценическому положению. И действительно, чарующая сила талантливой музыки так велика, что, слушая ее, стараешься заглушить в себе подымающиеся вопросы о сценической правде, о характере звуковой поддержки текста в драматических положениях. Верно и то, что удачный выбор эпического сюжета избавлял Бородина от необходимости считаться со многими требованиями, предъявляемыми современной оперной музыке.
Второе качество музыки Бородина— это, как было сказано, яркость. У него нет серого колорита, неопределенных образов и чувств (часто красивых и поэтических), у него все выпукло, все характерно. Это оттого, что его музыка глубоко проникнута русским и восточным народным колоритом и потому, что он был в высшей степени оригинальный и затейливый гармонист.
Далее, его музыка замечательно разнообразна. В ней есть остроумие, грация, страстность, ширина и нередко подавляющая сила. Причем следует, однако, заметить, что в этом разнообразии настроения он проявлял некоторое однообразие. Он написал мало и все же ему случалось повторяться: его постоянные секунды, хроматизм, частые перемены ритма становятся подчас надоедливыми; даже и в музыкальных мыслях встречается иногда излишнее фамильное сходство (романсы «Спящая княжна» и «Морская царевна»).
Наконец, Бородин был крупный техник; он охотно прибегал к сложным, но всегда ясным контрапунктам, к мастерскому соединению, к перестановке тем, так что, помимо содержательности, его музыка, особенно инструментальная, всегда отличается интересом фактуры. Он писал легко, а если кое-где, изредка, замечается в его музыке некоторая изыгранность, то это результат его натуры, а не чего-то придуманного, вымученного.
Сочинения Бородина все известны, поэтому ограничусь лишь немногими словами об исполненном во втором Русском симфоническом концерте.
«Вторая симфония» по яркости, стихийной силе своей музыки, оригинальному колориту занимает среди симфоний особенное место. Судя по первой и последней частям, ее можно было бы назвать «языческой», столько в них первобытной, необузданной и вместе с тем привлекательной мощи. Между ними только то отличие, что в первой части преобладает грандиозное настроение, а в последней — юмор. Первая часть точно бытовая картина какого-нибудь торжественного обряда, последняя — яркий, пестрый, удалой народный праздник. И две средние части проникнуты также народностью, но проявляющейся в. более мягких формах, в более женственно поэтических образах (Andante).

«Малая сюита» написана Бородиным для фортепиано, инструментована Глазуновым.1 Она инструментована звучно, красиво, местами эффектно (колокола «au couvenb), но слишком громоздко. Для таких маленьких пьесок не было нужды в таких разнообразных, многочисленных красках; маленький оркестр был бы здесь более на месте. Сюита состоит из семи номеров: au convent, intermezzo, мазурка rustique, просто мазурка, серенада й ноктюрн. Последний номер был Глазуновым видоизменен. Есть еще у Бородина фортепианное скердо — крошечное, даже без трио. Его-то и сделал Глазунов последним номером сюиты, поместив в нем ноктюрн, как трио. Такое заключение «сюиты» гораздо эффектнее, чем у Бородина. Ьсе семь пьесок приятно слушаются;. некоторые нз них слишком эскизны (intermezzo, ноктюрн без скерцо); другие представляют законченные, прелестные, характерные пьески. К наиболее удачным принадлежат: au couvent с эффективными колоколами и прекрасно обработанной темой органного, религиозного характера; вторая мазурка, полная прелести я увлечения, и серенада — певучая, мелодическая, пикантная и вместе с тем проникнутая страстью. Испанский колорит музыки еще увеличивает ее увлекательную прелесть.
«Маленькая сюита» посвящена графине де Мерси Аржанто. Не мешает нам по временам вспомнить об этой талантливой, энергической, замечательной женщине, которая посвятила последние годы своей жизни исключительно изучению и пропаганде музыки Новой русской школы. Ее почину мы обязаны распространением нашей музыки в Западной Европе, ь течение трех лет (1885—1887) она организовала двенадцать «русских» концертов в Льеже, Брюсселе, Амстердаме, Спа, Антверпене. Оттуда потом уже наша концертная музыка проникла во Францию и в последнее время в Германию. Ко времени же концертов графини за границей знали наших композиторов едва только по имени. Бородин — теперь один из наиболее популярных и наиболее известных наших композиторов за границей. Началом этой популярности он обязан единственно графине. Он по достоинству оценивал ее деятельность и чрезвычайно метко высказал это в одном из своих к ней писем: «Существуют сильные предубеждения против русских произведений; их трудно победить, особенно в области искусства. Для этого необходим талант, чтобы оценить прекрасное и оригинальное; необходимо сердце, чтобы желать победить эти предубеждения; необходим ум, чтобы суметь это сделать. Вы соединяете в себе все эти три качества в высшей степени; вот в чем заключается тайна успеха ваших концертов».2
Финал из оперы-балета «Млада» (разрушение храма Редегаста и апофеоз), великолепно инструментованный Римским-Корсаковым, очень эффектен. В театре он служил бы блестящей звуковой иллюстрацией тому, что происходит на сцене. Но эта опера-балет, в которой сотрудничали такие таланты, как Бородин, Мусоргский, Римский-Корсаков и которая была почти кончена, была в свое время заменена балетом Минкуса и каждый из указанных композиторов воспользовался своей музыкой «Млады» для других целей.
Из романсов Бородина были исполнены: «Для берегов отчизны дальней», «Арабская мелодия», не лишенные красоты и выразительности, и три шедевра: остроумная, изящная «Фальшивая нота», «Отравой полны мои песни» — вдохновенная, страстная вспышка и «Спящая княжна» — полная чарующей, сказочной поэзии. [.]

И.Я. Гинцбург, В.В. Стасов, Ф.Ю. Шаляпин, А.Л. Глазунов

Зал Дворянского собрания, как и всегда на русских симфонических концертах, был далеко не полон. Но с какой любовью эта небольшая группа посетителей относится и к исполняемому и к исполнителям, как искренно и горячо она проявляет свое сочувствие. И она права, так как едва ли кто сделал больше для русской музыки, поработал для нее с большей энергией, с большим бескорыстием и самоотвержением, как учредители этих национальных и высокохудожественных по своим программам концертов.

ШЕСТОЙ РУССКИЙ КВАРТЕТНЫЙ ВЕЧЕР

[,.] Первый квартет С. Танеева — мастерское произведение великолепного музыканта. От начала до конца он полон интереса, закончен, во многом оригинален. Он состоит из пяти недлинных частей. Мягкое вступление к первой части, несколько в стиле Чайковского, служит основанием для первой темы. Вторая тема, в русском народном характере, отличается красотою и силой и превосходно звучит. Она приводит к верхней педали скрипки, на которой построены чрезвычайно оригинальные и новые модуляционные переходы и рисунки других инструментов. При повторении изложения эта же педаль приводит к вступлению, иначе обработанному, развитие которого заключает в себе что-то трагическое, глубоко трогательное. Кончает первую очень эффектно и. оригинально первая скрипка-соло на одной ноте. Вторая часть —Largo — певучая и неопределенно мелодическая, не заключает в себе ничего особенно выдающегося. Однако и в ней есть красивые эпизоды и сказывается техническое мастерство автора. Так, первая тема вначале вся звучит на самых низких нотах всех четырех инструментов, а при повторении написана в высоких регистрах, и контраст получается прелестный. Третья часть — Presto — по волшебству своих звуков сильно действует на воображение и вызывает разные фантастические образы. Оно полно неожиданностей (высокие терции в скрипках), сплошь поддерживающих это настроение. Слушая это скерцо без трио и все выдержанное в том же колорите, можно было бы подумать, что автор хотел изобразить каких-то мрачных эльфов, с которыми происходит что-то недоброе. Четвертая часть — Intermezzo — сердечно и симпатично. Это род очень медленной мазурки, которая потом переходит в обыкновенный трехдольный ритм.
В средине Intermezzo две каденцы—для первой скрипки и для альта, построенные на красивых аккордах. Вторая каденца чрезвычайно ловко приводит к основной теме с новой и привлекательной орнаментовкой. Конец Intermezzo, как и концы всех частей квартета С. Танеева, особенно удачны; в них интерес и красота музыки получают особенную интенсивность. Пятая часть — финал по своему стилю совсем не подходит к остальным частям квартета, что, конечно, не может быть поставлено автору в заслугу: он написан в стиле Моцарта. Но он так мил, жив, остроумен, музыкален, юмористичен, так ловко сделан, так прелестно, звучит, что очень скоро чувство неудовольствия переходит в чувство благодарности автору за этот прелестный перл камерной музыки.

Еще два замечания. Было сказано, что С. Танеев оригинален. Трудно определить резкие, яркие, индивидуальные черты, свойственные его таланту. Но что верно, так это то, что его музыка в общем не похожа на музыку других композиторов; а и это уже составляет немалую степень оригинальности.
Современная музыка с ее сложными затеями, широко раскинутыми аккордами, потребностью сильной звучности, утратой полифонного стиля, плохо укладывается на четырех струнных инструментах. Это уже замечается на последних квартетах Бетховена: это не квартеты, это вообще музыка, написанная для квартета. В рассматриваемом квартете С. Танеева мы одновременно находим и настоящий квартетный стиль и современную музыку, что составляет замечательный tour de force. С. Танеева нужно причислить к редким, последним могиканам квартетной музыки.
Этот квартет, трудный, но рационально написанный для всех струнных инструментов, был великолепно исполнен Вальтером,1 Бергольцем, Юнгом и Берром, исполнен с увлечением, с любовью и на всех произвел самое благоприятное впечатление.3
Второй квартет Чайковского слишком известен, чтобы о нем распространяться. Замечу только, что он принадлежит к наиболее удачным произведениям нашего талантливого автора, а очаровательно свежая вторая часть квартета — Allegro giusto — к его самым счастливым вдохновениям.