Лауреаты Ленинской премии

Музыкальная литература

С.Прокофьев



Лауретаты музыкального и хореографического искусства СССР

 

С. Якубовский
СЕРГЕЙ ПРОКОФЬЕВ

 

1 2 3

 

 

 

Имя Сергей Сергеевича Прокофьев навсегда встало в один ряд с именами величайших творцов русской музыки. Прокофьев — классик. Этим сказано многое. Этим, прежде всего, утверждается передовое место советского музыкального творчества, одним из первых выдающихся мастеров которого он был, в художественном развитии современности. Прокофьев — классик. Это значит, что произведения его известны, признаны и любимы на всех континентах, всеми людьми, несмотря на различия вкусов и взглядов. Это значит, что его искусство неотделимо от сокровищ мировой культуры, накопленных веками.
Но при всем том Прокофьев — современен. До сих пор поражает нас дерзновенность его замыслов, смелость речи, созвучность его музыки ритму наших дней. Именно это определяет и объясняет ту особую любовь, которую питают к прокофьевской музыке и слушатели, и исполнители.
Творчество Прокофьева принадлежит недавнему прошлому — первой половине XX века. Это время еще не стало для нас историей, мы по справедливости считаем его нашим временем. Но годы, прошедшие с момента, когда перестало биться сердце композитора, уже сейчас позволяют нам во многом оценить значение Прокофьева в исторической перспективе, увидеть, куда уходят корни его искусства и куда ведут пути, по которым последовали за ним многие и многие музыканты.

Искания и завоевания Прокофьева, неувядаемая жизненная сила его музыки еще раз утверждают в мысли о том, что новаторство, пусть даже самое смелое, не может строиться на нигилистическом отрицании прошлого; оно должно так или иначе опираться на фундамент традиций-, выработанных отечественным и мировым искусством. В связи с этим вспоминаются глубоко верные слова, сказанные Д. Кабалевским еще в 1945 году. «.Созданный Прокофьевым мелодический стиль — это не просто индивидуальный стиль большого художника. Это нечто большее: это, по-моему, часть нового нарождающегося на наших глазах стиля русской национальной музыки. И в этом смысле Прокофьев сейчас играет роль аналогичную той, какую в свое время сыграли выдающиеся русские композиторы, каждый по-своему обогатившие стиль русской национальной, а тем самым и мировой музыки. Утверждать так можно потому, что стиль Прокофьева, несмотря на свою острую индивидуальность, не сочинен умозрительно, не выдуман, а в самой своей основе связан крепкими корнями с русской народной и классической музыкой, и, пожалуй, более всего, с Мусоргским».

Эту мысль можно без труда подтвердить сегодня множеством примеров: они, как говорится, у каждого «на слуху». Но есть в творческом методе Прокофьева и другая сторона, также роднящая его с русской музыкальной традицией и составляющая вместе с тем неповторимое своеобразие облика великого художника. Он всегда шел в ногу с жизнью, всегда смело искал новые темы, новые образы, приемы выразительности; он «чувствовал время».
Уже ранние его сочинения, принадлежавшие перу совсем юного музыканта (первые изданные опусы Прокофьева относятся к 1909—1914 годам), поражали своей смелостью, непохожестью на все, слышанное доселе. А премьера в 1916 году его знаменитой ныне «Скифской сюиты» поистине расколола петербургский музыкальный мир на два лагеря — таким необычайно-свежим ветром пахнуло на концертную эстраду. И такую жизненную силу, такой заряд энергии и бодрости несли в себе порывы этого ветра, что они увлекали все большее и большее количество людей. У Прокофьева были противники и отрицатели, но его музыка сама становилась лучшим аргументом в борьбе за слушателя и в конце концов одерживала победу.
Свое стремление к утверждению нового Прокофьев пронес сквозь всю жизнь. Но вместе с тем не останавливалось в своем развитии и само новаторство Прокофьева, ставившего перед собой всякий раз все более сложные задачи художественного, а не «технического» порядка. И на этом пути главным стремлением стало стремление к слушателю, то есть к простоте. Он понимал ее отнюдь не как упрощенчество, примитивизацию, нарочитую доходчивость. «Простота должна быть не старой простотой, а новой простотой»,— сказал он однажды. И от первозданной необузданности «Скифской сюиты» он пришел к мудрой и высокой философской просветленности Седьмой симфонии.

 

Композитор Сергей Прокофьев

Прокофьев обладал счастливой способностью, преодолевая новые рубежи, сохранять все завоеванное прежде. Еще в середине 20-х годов Б. Асафьев писал: «Сейчас Прокофьев — в расцвете сил. Его творчество достигло веса, полноты, блеска. Он свободно владеет современной техникой. Правда, юношеская резвость и «наскок» сменились большей сосредоточенностью и проникновенностью, но не за счет своевольных порывов, силы изобретения, мужественного темперамента и остроты характеристики. Все это — не только сохранилось, но окрепло и возросло. В музыке Прокофьева звучит обаяние молодости и романтической веры в жизнь, его здоровая эмоциональная природа лишена нервозности и развинченной чувствительности, ее смех — задорный или саркастически язвительный, увлекает за собой, ее свежесть, ее приволье и ее дерзновенная самостоятельность дразнит всех, кто цепляется за обломки прошлого и в искусстве и в жизни. До парадоксальности смелая, то хлесткая и колючая, то порывисто увлекающаяся всем, чем может увлекаться молодость, эта музыка властно зовет за собой, как зовет жизнь».
Те, кто говорил о расцвете Прокофьева в 20-е годы, были правы, но вместе с тем правы не до конца. Ибо не было границ расцвету этого, таланта. И несомненно, вершинные достижения композитора связаны с тем периодом его жизни, когда годы странствий остались позади, и он окончательно вернулся на родину. Верный своему стремлению «чувствовать время», Прокофьев стал активным строителем советской музыкальной культуры. Он с необычайным увлечением обращается к темам и образам, почерпнутым в повседневной жизни страны социализма. Он с новой силой устремляется, по собственному признанию, на «поиски музыкального языка, созвучного эпохе социализма». И результатом этого становятся подлинные шедевры, творения музыканта-гражданина, в центре внимания которого судьбы родины, судьбы народа. И прав Д. Шостакович, писавший: «Прокофьев во многих отношениях может считаться идеалом советского артиста, идеалом большого художника, умевшего жить одной жизнью со своим народом, откликаться на каждое движение своего народа, мыслить его мыслями, горевать и радоваться вместе с ним».
Бесконечно многообразие прокофьевского наследия. В океане музыки, созданной им, буквально каждый находит область, близкую его сердцу, темпераменту. Это касается не только слушателей, воспринимающих творчество Прокофьева, но и тех музыкантов, которые несут его людям. Ибо нет таких жанров и форм, к которым не обращался бы композитор. Трудно представить себе сегодня развитие любого музыкального жанра вне вклада, внесенного Прокофьевым.

Даже простой перечень его сочинений говорит о необычайной интенсивности и плодотворности композиторского труда. Восемь опер, семь симфоний, несколько ораторий и кантат, семь балетов, девять инструментальных концертов, десятки сонат, циклов, отдельных пьес и ансамблей для различных инструментов, вокальные циклы, музыка к спектаклям и кинофильмам, произведения для детей. Но не только жанровая всеохватность поражает в этом огромном перечне. Еще в большей степени — многогранность тем, сюжетов, образов, широчайший диапазон чувств и мыслей. Немного найдется в истории музыки гениев, которым в равной степени открывались бы и смысл великих движений эпохи, и глубины человеческой психологии, и мудрость старца, и беззаботный мир ребенка; Прокофьеву были подвластны и философские раздумья, и лирическая взволнованность, и острый сарказм, и горькая печаль, и буйное веселье.
Поэтому никто, услышав два, три или даже несколько произведений композитора, не может сказать: я знаю
Прокофьева. «Сколько бы ни вслушиваться в Музыку Сергея Прокофьева,— говорит Д. Шостакович,— даже, казалось бы, до нотки знакомую, все равно каждый раз открываешь в ней новые художественные красоты, глубину, неувядаемую свежесть и оригинальность. Как всякий большой талант, Прокофьев поистине неисчерпаем».

1 2 3