История создания песни, ноты для фортепиано, баяна, гитары
Когда говорят о песне, что она звучит по всему миру, это кажется громкой
фразой, слишком общей для того, чтоб быть достоверной. Поэтому я попытаюсь
вспомнить, где я сам слышал «Подмосковные вечера». В целинном совхозе,
в казахской степи. Пели ее москвичи, туляки, полтавчане, витебчане, добровольцы
освоения новых земель.
В далекой стране Нигерии ее пели на языке хауса (знаете ли вы, что такой
язык существует?) всадники на белых арабских скакунах, прибывшие из Сахары.
В старинном индийском городе Бангалоре. Залетела она сюда с уст наших
парней, строителей металлургического комбината Бхилаи, и распространилась
по всей Индии, стране двухсот языков и наречий.
В светлом от белых ночей городе Мурманске, когда уходили в океанское плавание
наши рыбаки.
В туманном Копенгагене, в уличках новой гавани. Моряки, под разными флагами
прибывшие сюда, окликали друг друга этой песней.
В строящемся Братске, в новеньком Ангарске — всюду, где я бывал в Сибири.
Пели ее строители, и она звенела на морозе.
Я говорю об этом не для того, чтобы блеснуть собственной географией. Каждый
раз встреча с «Подмосковными вечерами» была переживанием, волнением, которое
навсегда остается в памяти.
А начало, возникновение этой песни буднично, если искусство вообще может
быть будничным. На студии документальных фильмов монтировали картину о
спорте «Спартакиада народов РСФСР». Постановщики тревожились — пойдут
ли зрители смотреть фильм о легкой атлетике? Дело было в 1955 году, когда
на стадионах, где проходили легкоатлетические соревнования, часто бывало
безлюдно на трибунах. Для того чтобы привлечь зрителей, решили снабдить
фильм песней. Не физкультурным маршем, а лирической.
Поэт Михаил Матусовский и композитор Василий Соловьев-Седой предложили
режиссерам бесхитростную песенку, навеянную тихим летним вечером, покоем,
близостью любимого человека. Пожалуй, это была самая тихая, как бы в стороне
от бурь века стоящая песенка Михаила Матусовского, автора песен ко многим
фильмам, умеющего живо и горячо откликаться на самые актуальные события.
Как ни хороша была песня, в документальном фильме о спартакиаде она была,
как говорится, не очень на месте. Она сопровождала эпизод — спортсмены
отдыхают перед соревнованиями в Подмосковье. Таким образом, в фильме песня
была вставным номером, не имеющим прямого отношения к событиям, из-за
которых зритель пошел в кино.
Наверное, поэтому киноотчет о спартакиаде не стал стартовой площадкой
для «Подмосковных вечеров». И прозвучала песня лишь как фон и вообще оказалась
на заднем плане.
Могло случиться, что так и пропала бы эта работа. Но тут пришло на помощь
радио. Исполненная артистом Художественного театра Владимиром Трошиным
в вечерние часы, песня произвела большое впечатление. Почтальоны стали
приносить в Радиокомитет тяжелые тюки писем — повторите, передайте снова
песню о речке, которая движется и не движется, вся из лунного серебра,
о том, как наступает рассвет над Москвой, просили самые разные люди.
В течение нескольких лет ни один концерт, ни одна передача по заявкам
радиослушателей не обходились без исполнения «Подмосковных вечеров». Не
став чемпионкой на спартакиаде, песня побила своеобразный рекорд — по
количеству заявок, поданных на нее радиослушателями.
Распространившись в народе, песня уходит из-под власти своих авторов.
Она как бы не принадлежит им больше, становится всеобщим достоянием. Поэтому
вовсе не обидным, а очень приятным показалось поэту и композитору одно
из писем. Автор письма -— рабочий человек, видимо, среднего возраста (он
сообщал, что является офицером в отставке), писал, что однажды, едучи
летним вечером в электричке по Подмосковью, стоя в тамбуре и глядя в окно,
он залюбовался чудесным видом, обаяние сумерек его захватило, и он тихонько
запел, хотя раньше никогда этого с ним не случалось. Пел о том, что видел,
хотя высказать то, что на сердце, было трудно, но и не высказать невозможно.
Так он пел и пел, слова приходили сами, мелодия тоже рождалась сама.
Приближалась его остановка, надо было пробираться к выходу, и только тогда, выйдя из своего странного состояния поэтического озарения, автор письма, как он утверждает, оглянулся на соседей и заметил, что они молча внимают его бормотанью, а один — высокий и худой человек в очках — записывает что-то.
Автор письма подчеркивал, что но имеет к поэту и композитору никаких
претензий на авторство и счастлив, что они сумели с такой чуткостью записать
и передать людям те слова и мелодию, которые так неожиданно и случайно
вырвались у него под впечатлением подмосковного вечера.
Что до меня, то это письмо не кажется мне анекдотическим. В нем сконцентрировано
огромное доверие к авторам песни, сумевшим записать то, что было у человека
на душе.
Как объяснить такое бурное (и добавлю, прочное, продолжающееся не дни,
а годы) распространение песни «Подмосковные вечера» во всех странах мира?
Я думаю, что через эту проникновенную мелодию люди постигают характер
советского человека, спокойствие и величие нашей страны, ее душевную глубину.
Не случайно с таким вдохновением исполняет ее всемирно известный пианист
Ван Клайберн. Текст песни на разных языках не является буквальным переводом—
во Франции, например, «Подмосковные вечера» называются «Временем ландышей».
В ряде случаев слова совсем другие, но это всегда переживание, связанное
с рассветом, с расцветом природы, со счастьем двоих.
Каждые пятнадцать минут звучит над Родиной эта мелодия — позывной круглосуточной
радиостанции «Маяк».