В.Яковлев - Пушкин и музыка

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ СТРАНИЦЫ

Шесть очерков, вошедших в состав настоящего сборника, не ставят себе целью охватить чрезвычайно широкую по объему и глубокую по содержанию тему «Пушкин и музыка». За исключением первой статьи, по своей задаче представляющей особое изыскание, все остальные мыслятся в качестве самого сжатого изложения тех наблюдений и осведомлении, какие возникали, сложились и сохранились у автора работы за ряд лет его участия в музыкально-общественной жизни нашей родины. Автор не отказывался и от справочного материала, исходя из пределов, поставленных объемом книги, полагая, однако, что эта часть, если не второстепенная, то, во всяком случае, лишь дополнительная; в основе же его воодушевляла мысль дать новому поколению советских слушателей музыки и читателей некоторые итоги по вопросам о «жизни пушкинской поэзии в музыке» и о пушкинских традициях в русской музыкальной культуре, исключительно в области оперного театра.

Насколько тема взята неисчерпывающе, видно по тому, что сюда не вошел очерк о таком значительном и даже выдающемся явлении, как оперы Рахманинова, о которых еще недавно довольно много писалось, об операх Ц. А. Кюи, о неизменно существующей в репертуаре опере Э. Ф. Направника; о последних трех композиторах, по мнению автора, можно было бы высказаться, если бы сборник был задуман в плане полного отчета о созданном на пушкинские сюжеты, а не в характере наметок к основным проблемам, вытекающим из связей творчества русских композиторов-классиков с творчеством поэта.
Не включены также обширная и совершенно особая тема о лирике и о всех других жанрах, в том числе балете, влияние на который пушкинской тематики оказалось в наше время столь существенным.
Советская музыкальная культура, следуя традициям русской классики, развивая ее национальную направленность и создавая значительные ценности в музыкальной пушкиниане, требует все новых и новых исследований, потому что даже за время, прошедшее с 1937 года — года столетия со дня гибели поэта — до текущих дней *, творчество советских композиторов продолжало и продолжает обогащаться и вносить свой вклад в область музыкального воплощения лирических, драматических, эпических и сказочных образов Пушкина.

Возвращаясь к публикуемым здесь очеркам, хотелось бы еще раз подчеркнуть, что глубокие зерна мысли и вдохновения поэта самым непосредственным образом дают величественный рост и направление всему славному делу русского оперного искусства.
Если в нашем сознании имя Глинки тесно связано с именем Пушкина, то и в ряде дальнейших явлений нашей музыкальной культуры устанавливается такая же связь с творчеством Пушкина, и не только по выбору сюжета, но и в существе, в характере работы, ее творческого направления.
Работая над «Русалкой», вникая в приемы народной речи у поэта, Даргомыжский высказывает те мысли, какие он стремился осуществить в своем произведении: «Чем больше изучаю народные музыкальные элементы, тем больше открываю в них разнообразных сторон».
Это от Пушкина. Отсюда же, как нам представляется, поиски национального даже в частной, но существенной области комического жанра, что косвенно выражено Даргомыжским в том же письме.
Вспомним все народные сцены у Мусоргского; они идут от Пушкина и там, где создаются новые картины и показаны новые события ^Сц~на под Кромами).

Римский-Корсаков, по его словам, «прислушивается к голосам народного творчества и природы», «берет напетое и подсказанное ими в основу своего творчества»,-— и у него мы видим те же внутренние нити, связывающие музыканта и поэта в одном глубоком тяготении. Здесь тот же источник, как, одновременно, у Чайковского в «Евгении Онегине», в образе Татьяны, в образе няни, во всем смысле пушкинского романа и во многих других сторонах его же творчества, о чем говорилось.
Незаметное на первый взгляд становится заметным при внимательном изучении музыкальной драматургии наших великих композиторов, и пушкинский «ключ» утоляет жаждущих «правды в звуках» — как творцов, так и поколения слушателей — «волною» своего «вдохновения».
Проблемы формы и содержания в нашем музыкальном театре возникали перед каждым из русских классиков в поисках утверждения национального стиля в музыке, реализма и свободы музыкальной передачи «высоких дум и простоты» — все это в живой взаимности с теми поэтическими данными, какие им были предоставлены гением Пушкина.

Без Пушкина и самое решение этих задач в классическом нашем музыкальном наследстве и г. имело бы той полноты, размаха и разносторонности, той неограниченной отзывчивости на другие национальные культуры, что отличает, характеризует наше искусство как совокупность явлений далеко идущего прогрессивного смысла.
Одно перечисление опер на сюжеты Пушкина, вошедших в русскую классику, дает в итоге около половины того, что создано композиторами. Количество романсов в дореволюционное время было более 500, а в наше время такой подсчет должен привести к числам, далеко переходящим многие сотни в одном вокальном творчестве советских композиторов; к этому прибавляются крупные сочинения: хоры и другие произведения, созванные в нашу эпоху*.
Едва ли будет преувеличением сказать, что Пушкина в его лирике в настоящее время можно «спеть» почти всего.

Эти итоги поражают наше воображение, и постижение причин такого влияния на музыкальное искусство писателя-драматурга и поэта, художника слева, представляется высокопоучительным для настоящего и будущего развития советской культуры.
Вполне справедлива мысль, что в тех странах, которые особенно богаты народными песнями, развивается и великая музыка, но по отношению к Пушкину мы должны здесь еще прибавить, что великая музыка получила свое еще более полное развитие в нашей стране благодаря поэту, насытившему свое творчество и творчество своих музыкальных наследников поэзией от истоков народного вдохновения, живущего в веках.

* Относится к 1949 г.