Петербургский период жизни Пушкина — со дня окончания лицея (1817) до ссылки на юг (1820) — полон ярких театральных впечатлений. Но непосредственных данных о посещении Пушкиным концертов — Филармонического общества или каких-либо других — у нас нет. Мы знаем лишь, что в 1819 году в бенефис А. М. Колосовой, 8 декабря, он слушал игру знаменитого пианиста Джона Фильда, бывшего тогда в полном расцвете таланта18. Несомненно и то, что он не раз присутствовал в петербургских гостиных на выступлениях приезжих певцов и светских любителей. На этих вечерах исполнялись главным образом арии и романсы из того же текущего оперного репертуара. Завязывалось знакомство Пушкина с представителями музыкального мира — Верстовским, Алябьевым, Улыбышевым и др.,— но все это, повидимому, в пределах «светских» отношений. Театральный мир — трагедия, комедия, балет, безусловно, занимали у Пушкина в этот период первое место; однако хорошо известное письмо из Одессы брату Льву неожиданно подчеркивает значительность петербургских оперных воспоминаний: «Ресторация и итальянская опера напомнили мне старину и, ей-богу, обновили мою душу» (письмо от 24 авг. 1823) 20. Этой «стариной» могла быть только петербургская,— перед вынужденным отъездом на юг.
В годы ссылки музыка начинает постепенно занимать все большее место в жизни Пушкина. Знакомство с Раевскими — эти «счастливейшие минуты» его жизни — вводит поэта не только в круг новых литературных интересов (Байрон); младший из братьев Раевских, имевший одно время сильное влияние на Пушкина, любил также живопись и музыку. Младшая из сестер Раевских — Мария (позднее — жена декабриста Сергея Волконского), бывшая, как известно, одним из сильнейших поэтических увлечений Пушкина, обладала, по воспоминаниям современников. вокальным талантом», который мог проявиться и в эти ранние годы ее жизни. И не пение ли юной Марии Раевской заронило в душу Пушкина первые зерна той разнообразной и глубокой музыкальной восприимчивости в области романса и оперной музыки, которая с годами пребывания на юге все сильнее давала себя знать?
И одновременно — новое соприкосновение с народным творчеством, вернувшее Пушкина к самым ранним детским впечатлениям. По утверждению исследователей, начало интереса Пушкина к личности Степана Разина восходит ко времени совместного его путешествия с Н. Н. Раевским по южным степям, донским и кубанским, когда в казачьих песнях им случалось подмечать проявление сочувствия к вождю народных восстаний.
Пушкин
Литография с гравюры Гейтмана
Насколько в настоящем случае музыкальная сторона при особо повышенном интересе к содержанию словесного текста могла иметь значение, мы, конечно, сказать не можем, но при сопоставлении всех данных, относящихся к нашей теме, трудно сомневаться в заинтересованности Пушкина напевами этих образцов исторической народной поэзии. На Кавказе — «песни гор», песни Грузии ; в Бессарабии — турецкие и молдавские песни — «дикие напевы» цыган,— все это жадно воспринимается Пушкиным и служит для него подлинным источником творческого вдохновения. Здесь слышит он и воплощает в стихах «песню Земфиры», полную тревоги и драматизма; эта песня послужила источником и поводом к появлению всего произведения — поэмы «Цыганы» (1824). И снова Пушкин приближается к народному музыкальному творчеству, интерес к которому не прекращается уже до конца его жизни.
Для музыкальной жизни Одессы 1823—1824 годов во время пребывания там Пушкина характерны оперные увлечения. Искусство Россини захватывает поэта. Вспомним строки из «Путешествия Онегина», связанные с одесским театром:
Но уж темнеет вечер синий,
Пора нам в Оперу скорей:
Там упоительный Россини
Европы баловень — Орфей.
Не внемля критике суровой,
Он вечно тот же, вечно новой,
Он звуки льет — они кипят,
Они текут, они горят,
Как поцелуи молодые,
Все в неге, в пламени любви,
Как зашипевшего Аи
Струя и брызги золотые.
Но, господа, позволено ль
С вином равнять do-re-mi-sol?
Некоторые исследователи утверждают, что именно в Одессе Пушкин впервые познакомился с итальянской оперой. Не совсем так: об оперном творчестве итальянских композиторов — предшественников Россини — он уже имел представление и раньше, в частности о Паэзиелло. В репертуаре петербургских театров 1817—1820 годов был также представлен Моцарт — операми «Похищение из Сераля», «Милосердие Тита» и «Волшебная флейта»; оперы эти шли в русских переводах и переделках в исполнении известных тогда русских же артистов. В репертуар одесского театра (1823—1824 годы), за исключением «Гризельды» Пазра, входили, насколько известно, оперы Россини «Севильский цирюльник», «Золушка», «Итальянка в Алжире», «Сорока-воровка».
Качество исполнения этой труппы (итальянской и по составу певцов) было, кажется, невысоко, но бурный, молодой, жизнерадостный темперамент Россини, композитора, тогда еще нового для музыкального мира и оперных сцен, искупал все недостатки.
Пушкин действительно впервые ощутил здесь жизнерадостное воздействие оперной музыки. Старое театральное очарование воскресло вновь. Уже развились музыкальные навыки, обострилось слуховое восприятие. С зрелищной стороны одесский театр едва ли мог удовлетворить петербургского зрителя. Дело было именно в «звуках» — «они кипят, они текут, они горят.»