Книга о русских композиторах и произведениях на стихи А.С.Пушкина
Стихи Пушкина получают наибольшую популярность — при жизни поэта — начиная с середины 20-х годов. Они кладутся на музыку, входят в музыкальный обиход любителей, довольно быстро получают широкое распространение.
Сообщений современников о слушании Пушкиным его произведений, положенных на музыку, имеется не много. Встречаем, например, следующее упоминание: «Пушкин восхищался пением Кати (дочери автора письма, А. Я. Булгакова.— В. Я.), которая пела ему два его стихотворения, положенных на музыку Геништой и Титовым» (1829). Упоминалось уже об исполнении Зинаидой Волконской в присутствии Пушкина элегии Геништы — «Погасло дневное светило».
Встречи в 1826 году с Верстовским, создавшим себе к тому времени в Москве репутацию талантливого композитора, перешли в видимость дружбы: Пушкин состоял с ним в переписке. Возможно, что в Москве Пушкин встречался с Глинкой; к сожалению, вполне точных данных об этих встречах мы не имеем. Проскальзывают сведения, что Глинка присутствовал на одном из первых чтений «Бориса Годунова».
К 1828 году относится запись самого композитора: «Около того же времени я часто встречался с известнейшим поэтом нашим А. С. Пушкиным, который хаживал и прежде того к нам в пансион к брату своему, воспитывавшемуся со мной в пансионе, и пользовался его знакомством до самой его кончины»33. Здесь и дальше говорится исключительно о петербургских встречах. В том же 1828 году Пушкин упоминает в письме к Вяземскому (от 1 сентября), что «Голицын возится с Глинкой». Эти годы—еще весьма ранний период творчества знаменитого композитора; на слова Пушкина им еще не было написано ни одного романса34. Пушкин, однако, мог не только встречаться с Глинкой, но и слышать его произведения в конце 20-х годов, точнее в 1828 году в ряде петербургских семей: у Олениных, у своего друга поэта Дельвига, у выдающейся пианистки Марии Шимановской, у Павлищева (мужа сестры Пушкина — Ольги, любителя музыки), у А. П. Керн. Мог он слышать их и у Жуковского, но, вероятно, уже позднее35. В этом же 1828 году Пушкин написал в альбом М. Ши-мановской ставший впоследствии знаменитым стих: «.Из наслаждений жизни одной любви Музыка уступает, но и любовь мелодия.», вошедший через два года в маленькую трагедию «Каменный гость» 36. Однако сочинения молодого Глинки, о таланте которого уже начинали говорить, может быть, еще в недостаточной мере выделялись для Пушкина среди других, модных тогда, романсов и камерных произведений русских композиторов.
Более высокая сценка Пушкиным творчества Глинки должна была прийти позднее, незадолго до смерти поэта. К сожалению, мы спять-таки не имеем сведений о том, какие музыкальные пьесы слушал Пушкин в тех домах, где музыка занимала большое и даже исключительное (как у Марии Шимановской) место. В 1830 году Глинка уезжает из Петербурга за границу, а Пушкин ввиду предстоящей женитьбы начинает отходить от тех домов, где так часто бывал в предшествующие годы.
В Москве, в конце 20-х и в самом начале 30-х годов, незадолго до женитьбы, Пушкин вновь увлекается цыганским пением. Это уже иные, «московские» цыгане, с их специфическим таборным пением. Посещение Пушкиным «Грузин», где находились тогда в Москве таборные цыгане, переданы в более позднем красочном рассказе знаменитей цыганки Тани, пением которой чрезвычайно увлекался поэт. Быть может, в это время, придя уже к решению бросить холостую жизнь, Пушкин с особенной силой тянулся к цыганам, вспоминая свои «кочевые» годы, пребывание в таборе в степях Молдавии. Окружавшие его москвичи — Нащокин, Соболевский, Верстовский, страстные любители и в своем роде знатоки цыганского пения,— также были постоянными посетителями табора.
В известном стихотворении, обращенном к Зинаиде Волконской,— «Среди рассеянной Москвы» (1827) Пушкин вспоминает эпизод увлечения приезжей итальянской певицы А. Каталани пением цыганки Стеши:
Не отвергай смиренной дани,
Внемли с улыбкой голос мой,
Как мимоездом Каталани
Цыганке внемлет кочевой.
В своем необычайно широком по диапазону охвате явлений жизни и искусства поэт считал законным подходить с одинаковым чувством и серьезностью к самым разнообразным, чем-либо волнующим его фактам музыкальной жизни эпохи.