Книга о русских композиторах и произведениях на стихи А.С.Пушкина
Среди музыкальных упоминаний, встречающихся в произведениях Пушкина, можно указать еще на следующие:
Как походил он на поэта,
Когда в углу сидел один,
И перед ним пылал камин,
И он мурлыкал Benedetta
Иль Idol raio и ронял
В огонь то туфлю, то журнал.
(«Евгений Онегин», гл. восьмая, строфа XXXVIII)
Первое из этих названий («Благословенная») относится к венецианской баркароле, модной пьесе, которую в те времена постоянно пели. А. П. Керн рассказывает в своих воспоминаниях, что во время пребывания ее в Тригорском она пела Пушкину стихи Козлова «Ночь весенняя дышала»: «Мы пели этот романс на голос «В nedetta sia la madre», баркаролы венецианской. Пушкин с большим удовольствием слушал музыку». Что касается «Idol mi о» («Мой кумир»), то здесь, возможно, поэт имел в виду арию Донны-Анны из «Дон-Жуана» Моцарта — «Non mi dir bell'idol mio», имеющую типично концертный характер и, вероятно, часто исполнявшуюся во времена Пушкина вне театра (это предположение высказано также пушкинистом Б. В. Томашевским). Но есть и другое предположение (Н. О. Лернера), что «ldol mi о» — пьеса итальянского композитора Винченцо Габусси, романсы и дуэты которого пользовались большим успехом во всей Европе в 20-х и 30-х годах прошлого столетия.
К числу аналогичных напоминаний о музыкальном репертуаре любителей принадлежат строки в стихотворении «Калмычке» (1829) — ироническая характеристика светских дам, «слегка ценящих Шекспира» и распевающих «Ма doy'e» («Но где») — арию из оперы Галуппи «Покинутая Д и дона».
В «Графе Нулине» — модный щеголь приезжает из-за границы
С романом новым Вальтер-Скотта,
С bons-mots парижского двора,
С последней песней Беранжера,
С мотивами Россини, Пера,
Et cetera, et cetera.
И, наконец, куплеты Трике в «Евгении Онегине»— «на голос, знаемый детьми»: «Revullez vous, belle endormie», принадлежат старинному автору Dufresny, известному по ряду романсов и куплетов, очень распространенных в свое вр< мя (в библиотеке Пушкина сохранился экземпляр французской книги с мелодией этой песенки). Во второй главе «Евгения Онегина» есть другой, не менее известный стих:
Зовут соседи к самовару,
А Дуня разливает чай,
Ей шепчут: «Дуня, примечай!»
Потом приносят и гитару,
И запищит она (бог мой!):
«Приди в чертог ко мне златой!.»
Эта песенка — одна из крайне популярных мелодий, взятых из оперы Кауэра —Давыдова «Леста, днепровская русалка», постоянно находившейся в репертуаре всех русских театров. Она вошла во все песенники того времени, но любопытно отметить, что после появления романа Пушкина популярность ее пошла на убыль; в последующих песенниках она почти уже не появляется: острая шутка Пушкина оказала свое действие 57.
В лицейском стихотворении Пушкина «Посланье молодой актрисе» увлечение молодого поэта актрисой не помешало ему сделать ироническое замечание:
Ты пленным зрителя ведешь,
Когда без такта ты поешь,
Недвижно стоя перед нами.
Поешь — и часто невпопад;
А мы усердными руками
Все громко хлопаем; кричат:
Bravo! Bravissimo! Чудесно!
Свистки сатириков молчат,
И все покорствуют прелестной.
Если ко всем этим наблюдениям добавим воспоминания о том, как Пушкин «давал певцам такт тростию», то убедимся, что музыкальное чувство у него было очень развито.
Нам кажется уместным привести здесь также напоминание о прозаическом отрывке «Участь моя решена.» (1830), носящем характер автобиографической повести. Речь идет об уроке на фортепьяно, который Пушкин слышит дважды из окна незнакомого ему дома; таким образом у него в памяти, видимо, сохраняется «вчерашний» урок.
Значительный интерес представляют высказывания Пушкина в его «Отрывках из писем, мыслей и замечаний», напечатанных в «Северных цветах» на 1828 год: «Поэзия скользит по слуху их (дам.—В. Л.), —говорит он, — не досягая души; они бесчувственны к ее гармонии; примечайте, как они поют модные романсы, как искажают стихи самые естественные, расстраивают меру, уничтожают рифму» 58.
С другой стороны, интересно также замечание Пушкина о бессодержательности текста в популярных тогда романсах: «Как стих без мысли в песне модной — дорога зимняя гладка» («Евгений Онегин», гл. VII, строфа XXXV).
О голосе самого Пушкина мы знаем немного, имеются лишь косвенные указания на его склонность к пению и чтению вслух стихов: «В минуты рассеянности он напевал какой-нибудь стих» (А. П. Керн)59.
В другом месте А. П. Керн говорит: «Вскоре мы уселись вокруг него, и он прочитал нам своих «Цыган». Я была в упоении, как от текучих стихов поэмы, так и от его чтения, в котором было столько музыкальности, что я истаивала от наслаждения; он имел голос певучий, мелодический, как он говорит про Овидия в своих «Цыганах»: «И голос, шуму вод подобный».
«Лев Сергеевич Пушкин превосходно читал стихи и представлял мне, как читал их покойный брат его Александр Сергеевич. Из этого я заключил, что Пушкин стихи свои читал как бы нараспев, как бы желая передать своему слушателю всю музыкальность их» (Я. П. Полонский)60. Писатель С. П. Шевырев сообщает: «.он (Пушкин.—В. Я.) превосходно читал русские песни» (1836).
Обращает на себя внимание также факт написания Пушкиным стихов на данную музыкальную мелодию, или по поводу нее; так были написаны — «Песнь Земфиры», «Черная шаль», «Не пои, красавица, при мне».
Все это заставляет предполагать подлинную, большую чуткость поэта к чистому музыкальному звучанию, к правильным интонациям, ко всему, что пело, что заставляло-—по словам самого поэта — «звучать душу». Недаром уверяли некоторые болдинские старожилы, будто Пушкин приезжал весной в Болдино и ходил в рощу слушать «о чем поют птицы».