Я никогда не был у Руслановой дома, не считался ее другом, не был знаком
с ее семьей, но смело могу сказать: Лидия Андреевна Русланова была моим
большим другом по концертной деятельности. Я с Руслановой объездил всю
Волгу-матушку, от Калинина до Астрахани, выступая вместе во всех волжских
городах, и должен сказать, что не знал такого концерта, где бы она не
производила фурора. Билеты раскупались молниеносно, зал всегда был переполнен,
появление Руслановой на сцене вызывало у зрителей восторг.
Она выходила на сцену обаятельной русской женщиной, царственной, вдохновенной,
заразительной, со сверкающими глазами, по-хорошему озорной. И зритель
не мог не поддаться ее очарованию.
Звала она меня просто Ваня, Ванюша.
— Ваня, дорогой, что ты сегодня чудить-то будешь? Я ведь после тебя выступаю,
так мне надо собрать всю себя, чтобы продолжить твой успех.
Должен признаться, что публика меня хорошо принимала и уходил я всегда
под аплодисменты, но соперничать в успехе с Лидией Андреевной было невозможно.
Бывало, Русланова уже закончила свое выступление, уже бисировала шесть
или семь раз, и конферансье уже объявил окончание концерта, и занавес
уже закрылся, а зрители все не расходились, все хлопали, будучи не в силах
побороть желание увидеть и услышать певицу еще раз. А когда Русланова
выходила из театра, ее всегда ожидала толпа зрителей, которые хотели посмотреть,
какова эта замечательная певица в жизни. И опять овации, и опять возгласы:
«Спасибо!», «Долгие годы жизни!», «Спасибо!». Я всегда думал в этот момент:
вот это и есть истинное признание народом большого таланта.
Наверно, исследователи будут писать о ее необыкновенном голосе, о необыкновенном
исполнительском мастерстве. Я могу сказать одно: когда Русланова пела,
то на сцене совершалось какое-то чудо, потому что, помимо красивого, могучего
голоса, она обладала драматическим талантом, ее песня была маленьким драматическим
произведением.
Были такие концерты, где первое отделение занимал я, а второе — Русланова.
И должен сказать, она была прекрасным товарищем. Садилась за кулисами
и слушала мое выступление, а потом говорила о своих впечатлениях. В свою
очередь и я оставался на ее отделении и с удовольствием слушал ее песни
и всегда замечал, что она каждый раз пела по-разному. Допустим, в тех
же «Валенках» — она всегда находила что-то новое.
Лидия Андреевна любила петь на любой площадке, потому что знала одно:
поет она народу. Говорили, что она была жадна на деньги, потому и пела
много. Не думаю, чтобы Русланова руководствовалась такими меркантильными
соображениями. Она была выше этого. Русская песня была для нее душой,
воздухом, надо было видеть, как преображалась певица при первых звуках
оркестра или баяна, как загоралась вся. Нет, категорически утверждаю,
что подлинные артисты выступают не за деньги — нет для них дороже и трепетнее
желания разделить со зрителем то сокровенное, что им самим открыл в жизни
их талант. Это сокровенное было и у Руслановой, оно-то и будоражило и
тянуло ее петь своему народу, который отвечал ей восторженной и преданной
любовью.
Я часто встречался с Лидией Андреевной, и от этих встреч у меня всегда
оставалось какое-то радостное, легкое ощущение. Думаю — потому, что она
по природе своей была наделена чувством юмора.
Закончив гастроли в Астрахани, мы должны были лететь в Москву. Самолет
вылетал в семь утра. Ночью — вдруг стук в номер. Смотрю на часы — только
пять. С недоумением и недовольством спрашиваю: «Кто?» И мне откровенно
невнятным каким-то голосом отвечают: «Родственник». Я подумал: какие же
родственники в Астрахани? А может, в самом деле есть кто-то. Спрашиваю:
«Почему же так рано?» Тот же голос отвечает: «Вы нам очень нужны, а в
семь часов вас уже здесь не будет». Открываю дверь, и что же? Русланова
и Гаркави стоят с подносом, на котором — чай, конфеты и фрукты, а Лидия
Андреевна, проговорив: «Попейте чайку на дорожку», — тихонько запела:
«Давай, космонавт, потихонечку трогай и песню в пути не забудь». В этом
— вся Лидия Андреевна: ее шутки всегда были добрыми.
После московских концертов она брала меня в свою машину и везла домой.
Мы никогда не ехали молча, и разговор всегда окрашивался юмором. А собеседник
она была очень интересный, могла говорить на любые темы, и говорить увлеченно.
Привыкший к ее шуткам, однажды я с удивлением услышал: «Эх, Ваня, молодость-то
наша уходит, а с ней уходят и искусство и любовь». Я поспешил ей тогда
возразить: «Что вы, Лидия Андреевна, насчет любви вам всегда везло». —
«Да, меня любят, но тем острее я чувствую, как прекрасна молодость и как
ужасна старость». И такая глубокая тревога и боль прозвучали в этих словах,
что я не посмел тогда больше ничего ей сказать и доехали мы с ней в непривычном
молчании,
Я много выступал с артистами любых жанров, но Русланова оставила во мне
неизгладимый след. Она и сейчас стоит передо мной как живая — веселая,
бойкая, темпераментная, сильная. Вот уж про кого можно было сказать —
«русская красавица».
Последняя встреча у меня с ней была в воинской части. Военные ее так горячо
принимали, что не давали ей уйти со сцены, кричали «браво», просили петь
еще, и она пела. После концерта мы снова ехали вместе. Она мне вдруг и
говорит: «Знаешь, Ваня, а я еще могу петь и петь, хотя мне уже семьдесят
лет скоро будет. Вот, поди ж ты, я старею, а голос не стареет, вот ведь
какая история!» И я, вспоминая тот давнишний разговор о страхе перед старостью,
с радостью говорю: «Лидия Андреевна, вы еще лучше поете, у вас голос так
и льется и такая богатая фантазия. Сколько слушаю вас, все словно впервые».
«Ну, нет, Ваня, годиков бы двадцать сбросить, вот бы я спела и всем певицам
показала, как надо петь русские народные песни.
Ты знаешь, мне как-то писатель Никулин сказал, что когда он был в Париже,
то узнал, что моими пластинками интересовался Шаляпин».
Малый театр был на гастролях в Ленинграде, когда я узнал о смерти Руслановой.
Трудно было поверить, что этого человека не стало, что ушла из жизни столь
богато одаренная певица, популярность которой была так огромна. И я знал,
что все, кто ее любил, тоже скорбят о ее смерти и не хотят в нее верить.
Да, Руслановой больше нет, но я счастлив, что мне довелось работать с
ней, стоять на одних подмостках, счастлив, что знал ее и видел, как талант,
отданный народу, принимается народом и вознаграждается любовью и преданностью.