Ежегодник - В мире музыки - 1986г.

Музыкальная литература



Книги, литература, нотные сборники

 

Ферруччо Бузони

«ПОИСКИ НОВЫХ ЗЕМЕЛЬ»

 

 

Отец, человек безудержной фантазии, был уверен в славном будущем своего сына. И как бы подкрепляя эту веру, прибавил к первому имени — Ферруччо еще три, принадлежавшие великим итальянцам. В результате получилось весьма звучное сочетание: Ферруччо-Данте-Микеланджело-Бенвенуто Бузони. Помогло ли подобное «напутствие», трудно сказать, но сын действительно стал знаменитым музыкантом (хотя вскоре и отказался от трех добавочных имен),
Будучи последовательным, отец оказался первым и весьма придирчивым педагогом будущего виртуоза. «Он был в состоянии просиживать возле меня по четыре часа в день, контролируя каждую ноту и каждый палец,— вспоминал Ферруччо Бузони.— При этом не могло быть и речи о какой-либо поблажке, отдыхе или малейшей невнимательности с его стороны. Единственные паузы вызывались лишь взрывами его необычайно вспыльчивого темперамента, за которыми следовали упреки, мрачные пророчества, угрозы, оплеухи и обильные слезы. Все это кончалось раскаянием, отеческим утешением и уверением, что мне желают только добра—а на следующий день все начиналось сызнова».
Ориентируя Ферруччо на моцартовский путь, отец заставил семилетнего мальчугана начать публичные выступления. Это случилось в 1873 году в Триесте. Потом — концерты в Вене. «Уже давно,— писал рецензент,—ни один вундеркинд не вызывал у меня такой симпатии, как маленький Ферруччо Бузони. И именно потому, что в нем так мало от вундеркинда" и, напротив, много от хорошего музыканта». Там же его услышал Антон Рубинштейн и высоко отозвался об исполнительском и композиторском даровании юного артиста.

После обучения у В. Майера-Реми молодой пианист начинает активно гастролировать. Одновременно развиваются и другие ипостаси его необыкновенного таланта. Он много сочиняет, выступает со статьями в различных газетах и журналах. Некоторое время Бузони живет в Лейпциге. Здесь к его деятельности проявляет интерес Чайковский, предсказавший большое будущее своему 22-летнему коллеге.

Ферруччо Бузони

Знаменательной вехой в жизни Бузони стал 1890 год, когда он принял участие в Первом международном конкурсе пианистов и композиторов имени Рубинштейна. В каждом из разделов присуждалось по одной премии. И композитору Бузони удалось ее завоевать. Тем более парадоксально, что премия среди пианистов была присуждена Н. Дубасову, чье имя позднее затерялось в общем исполнительском потоке. Несмотря на это, Бузони вскоре стал профессором Московской консерватории, куда был рекомендован самим Антоном Рубинштейном.
С того времени концертная деятельность Бузони приобретает огромный размах. Впрочем, очень много внимания уделял он и композиции. Список его сочинений весьма обширен и включает произведения разных жанров; среди них сценические создания на собственные либретто, оркестровые пьесы, инструментальные концерты, камерные ансамбли, фортепианные циклы, песни, наконец, венец его творчества — опера «Доктор Фауст». И сегодня названия сочинений Бузони появляются на концертных и театральных афишах. Пианисты в высшей степени признательны ему за великолепные транскрипции прежде всего баховской музыки.

Энергия этого человека просто-таки не имела границ. В начале века он, помимо всего прочего, занимался в Берлине организацией «оркестровых вечеров», в которых под его управлением звучали многие новые и редко исполняемые произведения Римского-Корсакова, Франка, Сен-Санса, Форе, Дебюсси, Сибелиуса, Бартока, Нильсена, Синдинга, Изаи.
Вокруг прославленного маэстро группировалась талантливая молодежь. В разных городах он вел курсы пианистического мастерства, преподавал в консерваториях. У него учились десятки первоклассных исполнителей, в том числе Э. Петри, М. Задора, И. Турчиньский, Д. Тальяпетра, Г. Беклемишев, Л. Грюнберг и другие.
Не потеряли ценности многочисленные литературные работы Бузони, посвященные музыке и его любимому инструменту— фортепиано. Итог своим глубоким размышлениям он подвел в небольшой книжке «Эскиз новой эстетики музыкального искусства». Вообще, как пишет профессор Г. М. Коган, берлинский дом Бузони был местом встреч лучших представителей художественной интеллигенции Европы. Их привлекали сюда личное обаяние хозяина, его радушие, широта его интеллектуального кругозора.

Все это так. Однако наиболее значительную страницу вписал Бузони в историю мирового пианизма. В одно время с ним на концертных эстрадах блистал яркий талант Эжена д'Альбера. Сравнивая этих двух музыкантов, выдающийся немецкий пианист В. Кемпф писал: «Конечно, в колчане д'Альбера была не одна стрела: свою страсть к драматическому этот великий волшебник фортепиано утолял и в области оперы. Но сопоставляя его с фигурой итало-немца Бузони, соизмеряя общую ценность того и другого, я склоняю чашу весов в пользу Бузони, артиста, стоящего совершенно вне сравнения. Д'Альбер за фортепиано производил впечатление стихийной силы, обрушивавшейся, как молния, сопровождаемая чудовищным ударом грома, на головы онемевших от удивления слушателей. Совсем иным был Бузони. Он тоже был кудесником фортепиано. Но он не довольствовался тем, что благодаря своему несравненному уху, феноменальной непогрешимости техники и громадным знаниям накладывал свою печать на исполняемые произведения. И как пианиста, и как композитора его более всего манили еще нехоженые тропы, их предполагаемое существование настолько его влекло, что, поддавшись своей ностальгии, он отправился на поиски новых земель. В то время как д'Альбе-ру, истинному сыну природы, были неведомы какие бы то ни было проблемы, у того, другого гениального «переводчика» шедевров (переводчика, к слову сказать, на весьма подчас трудный язык) с первых же тактов вы чувствовали себя перенесенным в мир идей высокодуховного происхождения. Понятно поэтому, что поверхностно воспринимающая — самая многочисленная, без сомнения,— часть публики восторгалась лишь абсолютным совершенством техники мастера. Там же, где эта техника не проявлялась, артист царил в великолепном одиночестве, окутанный чистым, прозрачным воздухом, подобный далекому богу, на которого не могут оказать никакого действия томления, желания и страдания людей.

Больше артист — в самом истинном смысле слова,— чем все прочие артисты его времени, он не случайно взялся на свой лад за проблему Фауста. Не производил ли он сам иногда впечатления некоего Фауста, перенесенного с помощью магической формулы из своего рабочего кабинета на эстраду, и притом Фауста не стареющего, а во всем великолепии своей мужественной красоты? Ибо со времен Листа—самой великой вершины — кто еще мог сравниться за фортепиано с этим артистом? Его лицо, его восхитительный профиль несли на себе печать необычайного. Поистине сочетание Италия— Германия, которое так часто пытались осуществить при помощи внешних и насильственных средств, находило в нем по милости богов свое живое выражение».
Прочтите: Г. Коган. Ферруччо Бузони. М., 1971.