Когда знаменитый австрийский дирижер Крипе впервые увидел Зубина Мехту
за пультом, он воскликнул: «Родился новый Тосканини». Время доказало,
что такая восторженная оценка была недалека от истины.
Еще сравнительно недавно на концертных эстрадах мира чрезвычайно редко
можно было встретить азиатских музыкантов. Однако за последнее время в
разных странах, освободившихся от колониального ига и развивающих собственную
культуру, стали появляться талантливые и высокопрофессиональные артисты,
в том числе и первоклассные дирижеры. В сегодняшней артистической элите
одно из самых почетных мест принадлежит дирижеру из Индии Зубину Мехте.
Уроженец Бомбея появился на свет, как он сам выражается, «напевая себе
под нос мелодии Бетховена». Все предвещало ему музыкальную карьеру. Его
отец был отличным скрипачом, работал концертмейстером и дирижером Бомбейского
симфонического оркестра. Стоит ли удивляться, что Зубин чуть ли не с колыбели
слушал много музыки: «Я познакомился с бетховенскими квартетами до того,
как впервые услышал симфонию, и мог пропеть все эти квартеты раньше, чем
научился читать ноты». Овладев игрой на скрипке и фортепиано, он вскоре
испытал и свои дирижерские возможности: когда отец уезжал на гастроли,
юный музыкант занимал его место за пультом Бомбейского оркестра. Словом,
все складывалось вполне закономерно.
Да, он с детства беззаветно любил музыку. Однако в те годы его в неменьшей степени влекла профессия врача. И вот Мехта—студент медицинского факультета. Впрочем, когда он вскрывал очередную лягушку или акулу, у него в ушах звучала симфония Брамса. Приспело время сделать окончательный выбор. И музыка победила. Он отправился в Вену, где и прошли его музыкальные университеты. В прославленной Академии музыки его учителем по дирижированию был опытный Ханс Сваровский. Великолепной школой для молодого артиста стала и сама концертная атмосфера австрийской столицы. Здесь он познакомился с искусством выдающихся корифеев, ставших для него путеводными образцами на творческом пути. Надолго врезались в его память блестящие выступления Карла Бе-ма и Герберта Караяна, Эриха Клейбера и Бруно Вальтера.
«Я всегда надеялся стать дирижером,— говорит Мехта.— Не потому, что мне хотелось махать палочкой, а потому, что меня больше всего привлекала оркестровая музыка». После окончания Венской академии он утвердил свое положение в артистическом мире успехом на Международном конкурсе в Ливерпуле, где стал первым среди ста участников. Конечно, такой яркий талант во всех случаях нашел бы путь на большую концертную эстраду. Но неожиданные (хотя и далеко не редкие) обстоятельства ускорили этот процесс. Юджин Орманди не смог приехать в Вену—и 22-летний Мехта заменил его за пультом филармонического оркестра. В 1961 году одновременно заболели Фриц Рейнер и Игорь Маркевич, которые должны были выступать с оркестром Лос-Анджелеса. Их заменил прилетевший из Вены Зубин Мехта. Приехал и остался надолго, став главным дирижером этого коллектива. Оркестр калифорнийской столицы значительно уступал признанным «грандам» из Нью-Йорка, Филадельфии, Бостона. Под руководством Зу-бины Мехты он быстро стал одним из лучших. Многим обязан индийскому дирижеру и Монреальский оркестр, с которым Мехта еще в 1962 году побывал в Москве. Это было в бурные и полные волнений дни Второго международного конкурса имени Чайковского, и, может быть, поэтому выступления гостей имели меньший резонанс, чем они заслуживали. Однако наши слушатели уже тогда почувствовали в искусстве молодого дирижера незаурядный талант и мастерство. Вот почему его новые гастроли, через два года, привлекли всеобщее внимание. Перед нами предстал своеобразный, яркий художник, имеющий четкие интерпретаторские концепции и обладающий всеми возможностями для их воплощения.
Он выступал тогда с Государственным симфоническим оркестром Союза ССР
и оркестром Московской филармонии. Звучали Восьмая симфония Бетховена,
Девятая Брукнера, сочинения Брамса, Дворжака, Рихарда Штрауса, Равеля,
Бартока. Конечно, это лишь малая толика репертуарной палитры концертанта;
за прошедшие два десятилетия она обогатилась безгранично и за счет классики,
и за счет современной музыки. Будучи великолепным интерпретатором Моцарта,
Берлиоза и Малера, он обращается к творчеству О. Мессиана и К. Пендерецкого,
темпераментно трактует музыку Чайковского и Рахманинова. К числу его высших
достижений критики, в частности, относят исполнение Третьего рахманиновского
концерта совместно с Владимиром Горовицем. А ведь к этому надо прибавить
активные выступления дирижера в лучших оперных театрах мира. «Дирижируя
оперой, я чувствую себя свободно,— говорит Мехта.— В театре я, как дома.
Правда, между оперой и симфонией — огромная разница. Когда вы дирижируете
в концерте, вы — хозяин положения. Симфоническая музыка должна быть искренней,
иначе она не производит впечатления. В опере дело обстоит несколько по-другому.
Даже если что-нибудь не совсем ладится, публика все же может быть довольна
исполнением. Чего я хочу добиться в опере? Всего. У меня впереди еще пятьдесят
лет для дирижирования оперой».
Это сказано тридцатилетним артистом. Но и полувековой рубеж для дирижера—это
только первая пора зрелости. Зубин Мехта, с 1978 года главный дирижер
оркестра Нью-Йоркской филармонии, завоевывает новые творческие вершины,
продолжая на этом посту традиции Леонарда Бернстайна, Пьера Булеза и других
своих замечательных предшественников.