Статистика, как известно, знает все. К ее помощи порой прибегают даже
историки искусства. Одна из таблиц дает нам представление о парижской
оперной панораме последних трех десятилетий прошлого века и начала нынешнего.
По числу спектаклей, поставленных на сценах Большой и Комической опер,
лидируют три произведения—«Фауст» Гуно, «Кармен» Визе и «Миньон» Амбруаза
Тома. Для последнего соседство весьма почетное.
Конечно, по масштабу таланта Тома уступал этим своим соседям по «турнирной
таблице». Однако не случайно лучшее его произведение так прочно закрепилось
на театральной сцене и до сих пор привлекает симпатии как исполнителей,
так и слушателей.
Его художественная карьера развивалась практически безоблачно. После семейных
уроков под руководством отца он поступил в Парижскую консерваторию и все
время числился среди лучших воспитанников. К окончанию Тома написал кантату
«Герман и Кетти», которая принесла ему так называемую «Римскую премию».
Награда давала молодому музыканту возможность провести три года под вдохновляющим
небом Италии. Такая долгосрочная командировка представляла собой нечто
вроде современной аспирантуры, может быть, точнее сказать—заочной аспирантуры.
Прилежный выпускник не терял даром времени и исправно присылал в Париж
свои новые сочинения на суд специального жюри. В целом они заслужили такую
оценку авторитетной комиссии:
«Мелодика своеобразная без причудливости, выразительная без преувеличений;
гармония — всегда корректная; инструментовка сделана изящно и прозрачно».
Эту проницательную аттестацию можно смело тнести чуть ли не ко всему творчеству
Амбруаза Тома.
Театральная жизнь Парижа на протяжении многих десятилетий прошлого века
била ключом. И Тома включился в нее со всем пылом молодости. Роль ниспровергателя
всегда была ему чужда; как правило, он шел в привычном русле сложившихся
вкусов однако драматургическое чутье, мастерство и мелодическая изобретательность
позволяли ему не только устанавливать контакт с театральной публикой,
но и находить сочувственное понимание требовательных коллег. Так, отзываясь
на дебют Тома в «Опера комик» с одноактной пьесой «Двойная лестница»,
Берлиоз подчеркнул: «Есть грация, чувствуется темперамент, заметна недюжинная
тонкость в драматическом замысле, а также такт и уменье использовать инструментальные
массы». После постановки очередного опуса Тома в 1849 году Бизе писал
автору: «Ваш «Кади» привел меня в восторг. Он все так же неизменно молод
и остроумен. А кроме того — какое мастерство!»
" Работал Тома с завидной интенсивностью. Одна за другой ставились
его оперы на парижской сцене. «Парикмахер регентства», «Цветочная корзинка»,
«Граф Кар-маньоль», «Партизан», «Анжелика и Медор», «Мина, или Любовь
втроем», «Раймонд, или Секрет королевы», «Садовая беседка», «Двор Селимены»,
«Венецианский карнавал», «Роман Эльвиры». Все это были более или менее
непритязательные сочинения, вполне отвечающие высококачественному театральному
ординару, но не претендующие на особенную художественную значительность.
По-видимому, успех заставил композитора обратить свои взоры к образцам высокой поэзии*Он приступил к музыкальному осмыслению шекспировских шедевров— «Гамлета» (опера) и «Бури» (балет), а также известного фрагмента из Данте, написав в 1882 году оперу «Франческа да Римини». В этих случаях Тома явно переоценил свой творческий потенциал. «Единственно, в чем он оказался неправ,— пишет французский музыковед Ж. Комбарье,—это в том, что неоднократно забывал мудрое правило древних, предписывающее всегда выбирать себе ношу по плечам. Он в совершенстве владел дивертисментом, а также областью сентиментальной элегии, и он творил, словно играючи, хотя вполне рассудочно,— на полпути к Парнасу. Но честолюбие побудило его сделать попытку подняться до высот лирической драмы, и он взялся за несколько сюжетов, трактовка которых была по силам только гениальному художнику, привыкшему парить над горными вершинами».
Все это так. И тем не менее именно встреча с гениальным «соавтором» принесла композитору пропуск в будущее. Этим «соавтором» оказался Иоганн Вольфганг Гете. Впрочем, секрет тут, очевидно, заключался в том, что либретто по известному роману «Годы учения Вильгельма Мейстера» сконструировали первоклассные знатоки законов тогдашней театральной сцены — М. Карре и Ж. Барбье. А именно на их драматургический каркас ориентировался Тома. Опера «Миньон» благодаря мелодической красоте, образной рельефности, сердечному лиризму завоевала всеобщее признание. Нельзя не согласиться со словами знаменитого французского критика Л. Лалуа: «Каждое - из действующих лиц—как печальная девушка, так и великодушный герой, как бесчувственная куртизанка, так и старый Лотарио или элегантный Лаэрт— добросовестно исполняют свою роль и охарактеризованы подходящей им музыкой. Гибкость стиля А. Тома позволяет ему легко приспособляться к самым разнообразным драматическим положениям. Куплеты Филины («Я белокурая Титания») превосходны по своей нарочитой тривиальности, мадригал Лаэрта остроумен ровно настолько, насколько это приличествует характеру персонажа; прощальная ария Вильгельма красиво окрашена легким оттенком грустного скептицизма. Сцена признания Миньоны почти способна взволновать, настолько удачно использован духовный стих, слышанный Миньоной в детстве и внезапно вновь пришедший ей на память, а как тонко сделана сцена появления ее в первом действии!.» Все это, действительно, волнует зрителя и сегодня.
В художественной жизни Франции второй половины прошлого столетия Тома
сыграл важную роль и как неутомимый музыкальный деятель. Создавая одно
сценическое произведение за другим, он находил время и для педагогики,
с 1852 года преподавал, а с 1871-го был директором Парижской консерватории,
воспитал здесь много талантливых музыкантов и среди них Ж. Массне. Помимо
того, в 60-х годах он еще был и директором театра «Опера комик». Словом,
Амбруаз Тома по праву заслужил глубокое уважение современников и благодарную
память потомков.