Ежегодник - В мире музыки - 1986г.

Музыкальная литература



Книги, литература, нотные сборники

 

Зоя Лодий

СИЛА КАМЕРНОГО ПЕНИЯ

 

 

Зоя Лодий выходит на эстраду. Еще концерт не начался, но слушатели уже проникнуты ожиданием значительного художественного события. Как бы невидимые нити протянулись со сцены в зал. Да, артистичность—качество загадочное. Стоит прислушаться к словам известного концертного организатора П. П. Когана о советской певице: «Если хороший художник захотел бы написать портрет русской женщины с открытым лицом, с большими лучистыми глазами, в которых вспыхивали то серебристые, то голубые блики, с тонкими подвижными губами, выражающими самые неожиданные перемены человеческих дум,—он не нашел бы лучшей модели».
Артистический путь Зои Петровны можно сказать, был предопределен, семейными традициями. Ее дед, Андрей Петрович Лодий, был незаурядным певцом и педагогом, по поручению самого Глинки занимался с Д. М. Леоновой. Ее отец, Петр Андреевич, обладал отличным тенором, прекрасно исполнял песни Мусоргского и другие сочинения композиторов «Могучей кучки», выступал на сцене Мариинского театра, а затем и в Частной опере С. И. Мамонтова.

Отец и стал первым учителем Зои Лодий. А потом к поступлению в Петербургскую консерваторию ее готовил знаменитый русский певец И. В. Тартаков. Прекрасную школу молодая вокалистка прошла в консерваторском классе Н. А. Ирецкой. Наконец, в Милане она совершенствовалась у маэстро В. Ванцо. За рубежом и началась ее артистическая карьера. И редкий случай — она сразу определила свое призвание камерной певицы. Такова была специфика ее своеобразного дарования. На это обратил внимание один проницательный киевский рецензент: «Когда Зоя Лодий поет, представляется, будто она рассказывает о чем-то своем. Ее мало интересует, красив ли ее голос, хорошо ль звучит он сегодня, близко ли слушателю все то, о чем поет. Она просто рассказывает, и ее слушают, не замечая, что песня порой поется на чужом языке или до пошлости запета. Слушают потому, что невозможно не верить беспредельной искренности этой певицы, в пении которой нет ни одной надуманной, неестественной интонации. Может быть, одни вещи удаются Зое Лодий лучше, другие хуже, но совершенно неоспоримо одно: трактовка исполняемых артисткой вещей всегда интересна, всегда глубока и далека от шаблона. Ее пение непреодолимо волнует и захватывает всех, кто находится в зале».
Вся дальнейшая творческая жизнь Зои Лодий связана с концертной эстрадой. Репертуар ее был поистине необозрим. Все богатство камерно-вокальной литературы было представлено в ее программах— от Перселла, Баха и Генделя до Гершвина, от Варламова и Глинки до сочинений советских композиторов.

Ее искусство обладало исключительной силой воздействия. Оно увлекало не только эрудированных меломанов, но и рядовых слушателей, порой далеких от музыки. В первые послереволюционные -оды, в пору гражданской войны артистка многократно выступала перед моряками Балтфлота, потом была частой гостьей рабочих клубов Москвы, Ленинграда и других городов. И везде ее выразительное пение несло людям радость, надолго западало в душу. В 1925 году Зоя Лодий побывала в Сорренто и встретилась там с Горьким. Позднее певица рассказывала: «В комнате мы вдвоем. Горький сидит в кресле, я—стою у окна, окруженная со всех сторон волшебной красотой. Вот закончила одну песню, потом другую, а Алексей Максимович, как мне тогда казалось, хочет слушать еще, и волны прозрачного итальянского воздуха столь легко передающие привычные мелодии Моцарта и Россини, чутко резонируют и на звуки Зарламова, Алябьева, Глинки. Перекликались ли эти мелодии с далекими песнями бабушки Кашириной, которую так страстно любил слушать Алеша Пешков, вызывали ли они в его памяти протяжные песни бурлаков или степные напевы донских казаков — об этом можно было только догадываться, но во время исполнения грустной мелодии Чайковского я видела сама, как глаза Горького увлажнились слезой».

В ее интерпретациях редко встречались острые драматические коллизии, взрывные эмоции. Более всего ей был близок лирический мир затаенных душевных переживаний, мягкие полутона. Она и без сильно действующих средств добивалась замечательных художественных результатов. Как свидетельствует очевидец, -одно и то же слово она могла произнести на тысячу ладов, не переменяя даже интонации, ноты в голосе, а переменяя только акцент, придавая устам то улыбку, то серьезное, строгое выражение».

У этой женщины был стойкий характер. Все тяжкие годы блокады она оставалась в осажденном Ленинграде, руководила фронтовыми бригадами, разучивала со своими учениками патриотический репертуар, помогала участникам красноармейской художественной самодеятельности.
На протяжении многих лет Зоя Лодий дарила на концертной эстраде и одновременно преподавала в Московской и Ленинградской консерваториях. Ее всегда окружала артистическая молодежь, к которой она относилась с материнским вниманием. -Даже в преклонном возрасте,— говорит Зара Долуханова,—Зоя Петровна не утратила способности живо откликаться на все новое и интересное, что появлялось в нашей музыкальной жизни — в творчестве и исполнительстве. До последних дней она отдавала все свои силы и знания воспитанию молодых певцов. Она легко увлекалась и умела увлекать других. Не замечая времени, она могла часами обсуждать будущую программу моего концерта. Тут же отыскивала нужные ноты в своей богатой библиотеке, начинала напевать ту или иную песню, вспоминая, как сама она ее исполняла раньше. Как много я слышала от нее тонких замечаний и ценных советов. Дом Зои Петровны был очагом подлинного высокого искусства: в нем постоянно звучала чудесная музыка, исполнению которой артистка посвятила всю свою жизнь».
Прочтите: В. Россихина. Советское камерно-вокальное исполнительство. М., 1976.