Театр Островского. Какое объемное и многосоставное понятие! Если воспользоваться
экономическим термином, производительность труда великого русского драматурга
была просто-таки невероятной. Каждый год приносил одну, а то и несколько
новых пьес. Всего им написано около пятидесяти пьес различных жанров—
от трагедии до драматических этюдов.
Между тем эта неисчерпаемая нива сравнительно скромно «обработана» с музыкальной
точки зрения. Активнее других был довольно заурядный композитор П. Бларамберг.
В 1865 году он сочинил музыкальные картины к комедии «Воевода», а позднее
оперы «Скоморох» на сюжет комедии «Комик XVII столетия» и «Тушинцы» по
драматической хронике «Тушино». К драматургии Островского обращались Чайковский,
Римский-Корсаков, Серов, Гречанинов и другие, менее значительные мастера
русской музыки. В музыкальное освоение творческого наследия Островского
заметный вклад внесли и советские композиторы. Однако и по сей день непревзойденными
вершинами на этом пути остаются создания Чайковского и Римского-Корсакова,
связанные с весенней сказкой «Снегурочка».
Чайковский и Островский вместе работали над «Снегурочкой» весной 1873
года. Это была не первая их творческая встреча. Еще молодым музыкантом
мечтал Петр Ильич написать оперу на сюжет «Грозы» — его самой любимой
драмы. Дело, правда, ограничилось студенческой увертюрой, сочиненной им
по указанию A. Рубинштейна при переходе на третий курс Петербургской консерватории.
Позднее Чайковский часто бывал в московском «Артистическом кружке», душой
которого смело можно назвать Островского. Здесь Петр Ильич беседовал с
драматургом, знакомился с его новыми произведениями. Сюжет «Грозы» к тому
времени был «занят» композитором B. Кашперовым, и Островский обещал
Чайковскому составить либретто по своей пьесе «Воевода». После долгих
злоключений опера под таким названием была создана и показана на сцене
московского
Большого театра в 1869 году. Спустя три сезона этот же театр заказал новую
постановку тому же творческому содружеству.
Островский работал над «Снегурочкой» с юношеским увлечением. Чайковский приступал к сочинению сразу по получении литературного текста; ему приходилось спешить, тем более что и преподавание в консерватории отнимало время. «Весна стояла чудная,— вспоминал он позднее в письме к Н. фон Мекк,— у меня на душе было хорошо, как и всегда при приближении лета и трехмесячной свободы. Пьеса Островского мне нравилась, и я в три недели без всякого усилия написал музыку. Мне кажется, что в этой музыке должно быть заметно радостное весеннее настроение, которым я был тогда проникнут». Да, такое радостное весеннее настроение охватывало и первых зрителей спектакля с музыкой Чайковского, и сегодняшних слушателей.
Вскоре после этой премьеры с пьесой Островского познакомился Римский-Корсаков. Поначалу она ему не очень понравилась, и уж во всяком случае он не увидел в ней вдохновляющего материала для оперного воплощения. Однако через несколько лет он в корне переменил свою точку зрения, о чем говорится и в «Летописи моей музыкальной жизни»: «В зиму 1879/80 г. я снова прочитал «Снегурочку» и точно прозрел на ее удивительную поэтическую красоту. Мне сразу захотелось писать оперу на этот сюжет, и по мере того, как я задумывался над этим намерением, я чувствовал себя все более влюбленным в сказку Островского. Проявлявшееся понемногу во мне тяготение к древнему русскому обычаю и языческому пантеизму вспыхнуло теперь ярким пламенем. Не было для меня на свете лучшего сюжета, не было для меня лучших поэтических образов, чем Снегурочка, Лель или Весна, не было лучше царства, чем царство берендеев с их чудным царем, не было лучше миросозерцания и религии, чем поклонение Яриле-Солнцу. Сейчас же после чтения (помнится, в феврале) начали приходить в голову мотивы, темы, ходы аккордов, и стали мерещиться, сначала неуловимо, потом все яснее и яснее, настроения и краски, соответствующие различным моментам сюжета. С такими мыслями я поехал в Москву. и посетил А. Н. Островского, чтобы испросить у него разрешения воспользоваться его произведением как либретто, с правом изменений и сокращений, какие для этого потребуются. А. Н. принял меня очень любезно, дал мне право распоряжаться по моему усмотрению его драмой и подарил мне экземпляр ее». Естественно, Римскому-Корсакову пришлось внести определенные коррективы в текст пьесы, и с окончательным вариантом он познакомил драматурга.
Об отношении Островского к двум музыкальным интерпретациям его весенней
сказки имеются разноречивые свидетельства. Так, М. М. Ипполитов-Иванов
утверждал, что драматург отдавал явное предпочтение музыке Чайковского.
С другой стороны, музыкальный критик С. Н. Кругликов приводил такие слова
Островского: «Музыка Корсакова к моей «Снегурочке» удивительна, я ничего
не мог себе представить более к ней подходящего и так живо выражающего
всю поэзию древнерусского языческого культа».
Так или иначе, но оба произведения замечательных композиторов, вдохновленных
поэтичной легендой Островского, вошли в сокровищницу русской класски,
живут с нами на концертной эстраде и оперной сцене.