В истории скрипичного искусства первую половину нашего столетия с полным правом можно было бы назвать русской эпохой. Нет, конечно, в эти десятилетия блистали на эстрадах мира и представители иных исполнительских школ - француз Жак Тибо, чех Ян Кубелик, француженка Жинетт Неве, немец Карл Флеш, венгр Йожеф Сигети, но главную, определяющую роль в развитии этого рода исполнительского творчества начали играть воспитанники русской школы - Яша Хейфец, Ефрем Цымбалист, Натан Мильштейн, Давид Ойстрах, Мирон Полякин. Именно они создали славу русской скрипичной школе, у истоков которой стоял великий педагог Леопольд Ауэр, разнесли ее славу по свету; именно их наследие - и творческое, и педагогическое - в огромной степени определяет и сегодняшний день живого звучания музыки для скрипки.
В названной нами плеяде питомцев ауэровской школы имя Миши Эльмана достойно стоять одним из первых, однако по странной случайности о нем нам известно куда меньше, чем о его коллегах-современниках. Даже в известной книге о скрипачах Л. Раабена ему уделено лишь несколько строк. Поэтому расскажем о нем несколько подробнее. Эльман родился в украинском местечке Тальное, в семье религиозного учителя, который был также неплохим скрипачом-любителем. У Саула Эльмана сын и получил первые уроки игры на любимом им инструменте, а очень скоро, проявив явные способности, был отправлен в „скрипичную Мекку" - Одессу, где стал учеником А. Фидельмана. Заметим, что попасть к нему в класс помогла мальчику некая графиня, в салоне которой юный вундеркинд впервые публично продемонстрировал свое искусство.
Эльман занимался у Фидельмана пять лет и был уже неплохо подготовлен
в профессиональном плане, когда в Одессу приехал прославленный Леопольд
Ауэр, чтобы дать несколько концертов и заодно проинспектировать местное
музыкальное училище РМО. Услышав в числе других мальчика, сыгравшего ему
несколько пьес из своего недетского репертуара, маститый артист поднялся
на сцену, обнял его и сказал, обращаясь к публике: „Посмотрите на этот
атом! Внутри него заключена огромная сила!"
Но та встреча, судя по всему, не имела последствий. А год спустя состоялась
вторая, о которой сам маэстро позднее вспоминал: „Мишу Эльмана я нашел,
так сказать, прямо на большой дороге. Это было. во время одной из моих
поездок по югу России. Насколько помню, я давал концерт в Елисаветграде.
Приехал в город к вечеру, в самый день концерта." В гостинице Ауэра
уже дожидался отец маленького скрипача с сыном, специально привезенным
из Одессы: он продал часть вещей, чтобы заплатить за эту поездку. „Мальчику
было одиннадцать лет, - продолжал Ауэр, - он был очень маленького роста
для своих лет и с крохотными руками. Пока я укладывал свой чемодан, он
играл передо мной. В трудных пассажах он бегал по позициям, как акробат
по лестнице. Когда он кончил, я уже знал, каково будет мое решение. Я
сел и написал рекомендательное письмо к директору консерватории, великому
Александру Глазунову, прося его принять маленького Эльмана в мой класс
и похлопотать о том, чтобы ему была дана стипендия".
Мальчик терпеливо ждал этого момента. В свою очередь Эльман вспоминал:
„я волновался всю ночь. Перспектива встать перед великим музыкантом мира
виделась мне как день страшного суда. Я должен был играть Концерт Венявского
и 24 каприса Паганини. Стоило мне дойти до комнаты профессора, как меня
охватила настоящая паника, смычок выпал у меня из рук на пол". Тем
не менее юный Эльман все же сумел собраться и показать свои способности,
произвести впечатление на маэстро.
Пожелание маститого профессора было исполнено, он был зачислен в студенты
(тогда для юных делали такое исключение) и стал посещать занятия у Ауэра.
Правда, жизнь в столице поначалу была нелегкой. Хотя студентам еврейского
происхождения и разрешалось заниматься в консерватории, их родителям закон
запрещал жить в Петербурге. Поэтому отец Миши, приехавший, чтобы опекать
мальчика, вынужден был скрываться, днями бродя по городу, а ночи проводя
в комнатушке дворника, согласившегося приютить бедняка. Лишь через некоторое
время дирекция консерватории добилась для него специального разрешения
Министерства внутренних дел на жительство, и быт вошел в нормальное русло.
Для Ауэра одесский мальчик стал любимцем, и он относился к нему как к приемному сыну. Благодаря этому Миша нередко приглашался для выступлений в дома знати, что и позволяло ему сводить концы с концами. А однажды выпал поистине счастливый случай. Великий князь Мекленбург-Стрелицкий, известный меломан, сделал ему бесценный подарок - скрипку работы Амати. И вскоре юный Эльман уже дебютировал в Петербурге. Успех его был столь велик, что Ауэр счел свою задачу выполненной и решил отправить питомца в вольное плавание по волнам концертной жизни. В октябре 1904 года Мише аплодировали берлинцы, сенсационный триумф позволил ему за считанные месяцы покорить Германию, а затем и другие европейские страны. Подтверждением и закреплением его репутации стали восторженные отзывы корифеев исполнительского искусства - А. Никиша, X. Рихтера, С. Рахманинова (который не раз дирижировал концертами, где солистом выступал Эльман). В Лондоне юный виртуоз был удостоен чести выступать вместе с Энрико Карузо и Нелли Мелбой перед членами королевской семьи.
Триумфальное восхождение по лестнице славы Эльман завершил спустя четыре года, дебютировав в США. В декабре 1908 года он сыграл в Нью-Йорке Концерт Чайковского в сопровождении Русского симфонического оркестра, сформированного тогда в Америке М. Альтшуллером. „Звук Эльмана -объемен и полон, - писал критик газеты „Трибюн". - Каждая нота была воспроизведена с предельной достоверностью, с такой чистотой, что доставляла наслаждение уху. В двойных нотах, октавах и особенно стремительных пассажах скрипка достигала вершин искусства, а его кантилена была восхитительной, полнозвучной и непрерывной".
Такой оставалась игра Эльмана на протяжении всех последующих лет его
карьеры. Пожалуй, кульминация ее пришлась именно на двадцатые - тридцатые
годы, когда скрипач стал гражданином США. Он не только многократно объездил
весь мир как солист, он был на протяжении нескольких лет руководителем
струнного квартета, также снискавшего заслуженную известность. Крупными
событиями музыкальной жизни США стали большое турне скрипача по стране,
предпринятое им в ознаменование
30-летия его артистической карьеры, а также цикл из пяти „исторических
концертов",, данный им в сезоне 1936/37 года в Нью-Йорке: в пяти
вечерах он сыграл 15 наиболее популярных концертов для скрипки с оркестром.
Хотя фундамент репертуара Эльмана составляли масштабные романтические
концерты и сонаты, он был отнюдь не чужд и современной музыке. В частности,
в 1944 году он стал первым исполнителем Концерта Богуслава Мартину; среди
других, посвященных ему сочинений, - „Экстаз-поэма" Э. Изаи. Кроме
того, Эльман, подобно, впрочем, большинству его коллег того поколения,
проявил себя и как способный композитор и нередко украшал свои программы
собственными виртуозными пьесами. Его перу принадлежит также немало аранжировок
для скрипки. Слушая сегодня немногие сохранившиеся записи Эльмана, нельзя
не вспомнить характеристику, данную ему одним из знатоков скрипичного
искусства Д. Г. Хенекером: „Поражает в нем соединение удивительной технической
точности с еще более удивительным эмоциональным темпераментом. И над всем
этим доминирует могучая музыкальность и интеллект. В романтике или виртуозном
репертуаре он -сверхмастер. Его звук подобен лаве по своему жару. Он рисует
музыку с помощью редкостно многокрасочной палитры, открывая многочисленные
нюансы чувств. Трагичный, меланхоличный, соединяющий неистовость русской
души с чертами духа еврейского, способный мгновенно переходить от безумных
капризов к славянскому драматизму, - таков Эльман, чародей во всех отношениях".